Рассуждения о перспективах какого-то отдельно взятого элемента (например, экономики Чешской Республики) какой-то очередной формулы без учета всех обстоятельств часто дают несколько искаженную картину в то время, когда рушатся долгосрочные прогнозы развития. Как правило, и в новых обстоятельствах прибегают к привычному для «более нормальных» времен методу, то есть рассматривают общий контекст как в целом не меняющийся фон, на котором происходят незначительные изменения исследуемого в настоящее время явления. Если западноевропейские экономики, главным образом экономика Германии, будут процветать, и если чешская экономика на иностранных рынках будет оставаться конкурентоспособной, получается, что у чешской экономики «не должно быть плохих перспектив». Если перефразировать крылатое выражение Восковца и Вериха (Jiří Voskovec, Jan Werich), получится высказывание с практически идентичной логической структурой: если у нас будет яйцо, мы сможем сделать яичницу с беконом, следовательно, у нас точно будет бекон. Такие «хорошие новости» могут быть неплохим проявлением вежливости, если, конечно, это не пустые обещания. Чтобы лучше все оценить, мы должны обратить внимание на более широкий контекст. Поскольку в нашем распоряжении нет результатов многолетней работы команды специалистов разного профиля, здесь пойдет речь лишь о нескольких не претендующих на абсолютную достоверность и несистематических замечаниях. Тем не менее, даже такие замечания, наверно, могут что-то объяснить…
1. Конкурентоспособность Запада на мировом рынке будет заметно падать. Если исходить из того, что платежеспособному спросу в США в принципе расти некуда, как и платежеспособному потребительскому спросу в европейских странах, и если предположить, что глобальный экономический рост через какое-то время продолжится, тогда повышение агрегатного спроса должно возникать в более бедных странах. Потребители в таких странах не должны проявлять слишком большой интерес к относительно качественным, испытавшим на себе влияние производственных традиций и потому довольно дорогим товарам немецкого происхождения. Новые рынки, скорее, будут открываться для более дешевых товаров, например из Азии. Это и есть пункт первый, который стоит взять на заметку, если мы столкнемся с попыткой оценить перспективу экономики, зависимой, прежде всего, от Германии.
2. Запад с военной точки зрения находится в тупике. После вывода американских солдат из Вьетнама приоритетом западной военной стратегии стало постепенное создание профессиональной армии и самые современные технологии. Результат – ситуация, когда очень дорогие и затратные армии западных стран становятся все менее многочисленными, они «редеют» (и не могут быть везде и эффективно контролировать территорию), с другой стороны, из-за проектов типа американского истребителя F-22 (сегодня этот проект уже закрыт) был достигнут предел «технологической» ориентации. Если учесть характер возможных в будущем войн, то уже не получится утверждать, что технологический уровень может компенсировать небольшое количество военной техники и оружия, цена которых растет в геометрической прогрессии. Кроме того, развитие, производство и использование военной техники требует не только больших финансовых и трудовых затрат, но и огромных сырьевых и энергетических расходов.
3. Запад едва ли может поддерживать многочисленное население с помощью своих ограниченных ресурсов. В этом отношении Запад никак не может сравниться с Африкой или странами Азии. Если произойдет нефтяной переворот, что-то может измениться, но быстро точно ничего не изменится. Если посмотреть, сколько ресурсов в других частях света может получить Запад, выводы будут неутешительными. Особенно если говорить о Европе, которая имеет чрезвычайно скромные запасы собственных природных ресурсов.
4. Запад в какой-то мере потерял «органическое» единство своих организаций и заменил его дорогим протезом. Как сказал бы Дюркгейм (David Émile Durkheim), солидарность благополучного государства после нескольких лет неолиберальной пропаганды становится солидарностью механической, в любом случае это что-то, что в большей степени зависит от поступления денег в государственную казну, а не от конкретного поведения конкретных людей. Солидарность западных обществ – довольно дорогая вещь, на которую очень скоро у нас просто не будет денег. Что в таких обстоятельствах может произойти с (некоторыми) западными обществами, показывают не слишком радостные примеры из истории.
5. Запад располагает послевоенным механизмом решения социальных конфликтов в виде трехстороннего копроративизма, который в настоящее время, скорее, способен блокировать необходимые изменения. Постараемся избежать оценочных суждений и просто опишем ситуацию. Во время послевоенного экономического развития были квазимонопольные представители работающих граждан, роль которых в странах с развитой экономикой заключалась в удержании стоимости труда на определенном уровне и, если возможно, в постепенном повышении этой стоимости. Повышение стоимости труда косвенно стимулировало работодателей заменять (тогда) относительно дорогой человеческих труд на (тогда) относительно дешевую энергию топлива для машин. Пока этому процессу отвечал рост агрегатного спроса, и пока ресурсов было достаточно, все могло так продолжаться и дальше. Но если сегодня, во времена, когда вот-вот может произойти нефтяной переворот, профсоюзы будут добиваться повышения стоимости труда, они наткнуться на тенденцию, с которой они ничего сделать не могут. В перспективе можно говорить о том, что рабочих мест, постепенно разбиваемых на временную работу, работу на условиях неполного рабочего времени и т.д., со временем будет все меньше и работать будет относительно небольшое число профессиональных, организованных и стабильных сотрудников. Сохранение относительно солидных доходов небольшого количества избранных ценой отказа от большинства сотрудников (особенно иностранцев) не может длиться долго. И, тем более, невозможно сохранить «созидательную» экономическую политику чешских профсоюзов, отвечающую уровню 1960 года.
6. У Запада, по сравнению со всеми другими цивилизациями, наиболее слабая основная ячейка общества - семья. Плакать по этому поводу вместе с культурными консерваторами не стоит, но с другой стороны, это правда, что во многих незападных обществах институт семьи не был в такой степени лишен своих стабилизирующих, социализирующих и экономических функций. В тяжелые времена, когда институты социального государства будут ослабевать, семья (или какой-то эквивалент семьи) должна будет каким-то образом опять играть роль центра неформальной социальной сети. Непонятно, возможен ли такой «поворот назад» на Западе, где слишком большое внимание уделялось самореализации всех членов семьи в ущерб остальным функциям этого института. Пример античной Греции или Рима во время упадка дает не слишком много поводов для оптимизма.
7. Люди, живущие на Западе, после промышленной революции систематически подвергались воздействию самых разных химикатов. Времена, когда вокруг зданий по «гигиеническим» причинам распыляли ДДТ, а в сточных водах находили синтетические женские гормоны, - это, наверно, самый яркий пример того, о чем здесь идет речь. Американские исследователи сейчас говорят о воздействии искусственных продуктов питания с чрезмерным количеством жиров, сахара и консервантов на здоровье нынешнего поколения американцев. Традиционная китайская и японская медицина уже десятки лет повторяет, что такие явления, как распространение трещин и надломов костей у младенцев, «редкие» зубы, торчащие вперед, слишком широкие губы и прочее – это признаки дегенерации в результате несбалансированной, слишком «химической» пищи, к которой привык промышленный Запад.
8. Запад, за исключением Японии, имеет наименее выгодную демографическую структуру. Очевидно, что по экологическим причинам уже невозможно в течение длительного времени увеличивать общее количество живущих на Земле людей. С другой стороны, демографическая структура, которая сейчас существует в западном обществе, в ближайшей перспективе с экономической и, конечно, военной точек зрения является наименее выгодной.
9. Запад постепенно утратил сознание единой судьбы своих народов. Страдающие манией величия институты типа постоянно расширяющегося НАТО являются символом потерь, происходящих из-за того, что «цивилизационные темы» узурпируют структуры, которые вообще не способны управлять этим наследием, прежде всего, наследием культуры и цивилизации (другие претенденты, например Ватикан, с этой задачей, конечно, справились бы еще хуже). В других культурах этот дефицит не настолько очевиден.
10. Запад постепенно потерял веру в собственные исторические полномочия и права. Войн «ради окончания всех войн», войн «за однозначный мир» и за «права человека в Косово» вообще никогда не должно было быть. Уже довольно хрупкие остатки западной духовной традиции, давно нуждающиеся во всеми признанном обосновании, стали для многих пустой скорлупой, в которую слишком просто спрятать экономические интересы и интересы отдельных империй. Сегодня сложно вспомнить, когда в последний раз Запад действительно что-то улучшил в этом мире. На пути, который пройден, лежат осколки распавшихся империй и обесценившиеся мечты. Такое крушение иллюзий, возможно, мучит русских, и вряд ли кого-то еще. В конечном счете, всем остальным не стоит ждать светлого будущего.
