Все в прошлом. Точно.

Президент Обама с интересом узнает, что у Европы теперь есть телефонный номер. Ему говорят, что, наконец, отвечая на знаменитую колкость Генри Киссинджера, Европейский Союз назначил президента по имени Герман Ван Ромпей из Бельгии и выделил ему круглосуточную телефонную линию.

Так что Обама решает проверить телефонный номер Европы. Генри будет доволен. Но президент забывает о разнице во времени и попадает на автоответчик:

«Добрый вечер, вы дозвонились до Европейского Союза, Герман Ван Ромпей у телефона. Мы уже закрыты на сегодня. Пожалуйста, выберите нужный вам вариант. Нажмите один, чтобы услышать французскую точку зрения, два – немецкую точку зрения, три – британскую точку зрения, четыре – польскую точку зрения, пять – итальянскую точку зрения, шесть – румынскую точку…»

Обама в смятении вешает трубку.

Этот самоуничижительный анекдот был рассказан мне финским министром иностранных дел Александром Стаббом (Alexander Stubb) во время встречи, посвященной будущему НАТО. НАТО, планирующее определить в этом году свою новую доктрину, хочет более тесно работать с ЕС, но, конечно же, было бы здорово, если бы Европа сначала определила свои собственные стратегические приоритеты.

Президентство Обамы стало шоком для Европы. В глубине души Обама – не представитель западного мира и не сторонник атлантицизма. Он вырос частично в Индонезии и частично на Гавайях – на максимально возможном удалении от Восточного побережья США. «Он является представителем постзападного мира», - говорит Констанц Штельценмуллер (Constanze Stelzenmüller) из немецкого Фонда Маршалла.

Великие битвы «холодной войны», связывавшие Европу и Соединенные Штаты, не оставили своего следа на Обаме, чей интеллект и приоритеты были сформированы глобализацией, и который испытывает большую привязанность к Тихоокеанскому региону и Африке. Он может произнести достойную уважения речь на пляже в Нормандии, но он, вероятно, первый президент США, который не испытывает сильных эмоций, размышляя о высадке союзников.

Европейцам потребовалось довольно долго, чтобы осознать эти истины, потому что в своем широко распространенном презрении к президенту Джорджу У. Бушу Европа видела в Обаме спасителя, которые восстановит трансатлантические связи. Один за другим европейские лидеры были расстроены прохладной отдаленностью президента. По континенту распространилось ощущение брошенности.

На самом же деле, Обама – чистейший прагматик. Он хочет помощи от Европы, особенно в Афганистане, но он спокойно относится к видению атлантицизма и видит более срочные стратегические приоритеты в Китае, Индии, на Ближнем Востоке и в России. Он ведет Соединенные Штаты к постзападному миру, что является еще одним способом сказать, что он адаптирует Америку к миру, в котором ее сравнительное влияние исчезает.

Пока еще неясно, как американцы отреагируют на трезвость внешней политики, которой не хватает волнующего повествования об исключительности Америки, зато в которой с избытком реализма. Тем временем европейцы пытаются понять, что с ними произошло.

Эту ситуацию хорошо обобщили Джереми Шапиро (Jeremy Shapiro) и Ник Уитни (Nick Witney), подготовившие отчет для Европейского совета по международным отношениям. В отчете они описали европейское отношение к Соединенным Штатам как «инфантильное и фетишистское». Под этим они подразумевали, что европейские государства существуют в некой навязчивой зависимости от Соединенных Штатов (несмотря на то, что критикуют их), которая мешает им сформировать сильную позицию ЕС.

«Америка хочет быть партнером, а не покровителем Европы, но она не может нести ответственность за избавление Европы от ее зависимого статуса», - написали они, добавив, что «непоследовательное и неэффективное собрание европейских государств будет все больше оказываться на обочине».

Я бы сказал, что Китай заслуживает большего уважения от Обамы за свое четкое, хотя и конфронтационное чувство стратегического направления, чем Европа за свое почтение.

Европе нужно перестать страдать по Америке, чтобы осознать себя. Это осознание может стать основанием для крепких связей в дальнейшем. Если вспомнить медведя Балу из диснеевского мультфильма «Книга джунглей», можно сказать, что старый, трансатлантический мир «в прошлом, чувак, совсем в прошлом».

Чтобы Лиссабонское соглашение что-то значило, и чтобы Ван Ромпей стал больше, чем милым номинальным лидером, Европейскому Союзу необходимо разработать связные стратегии для Китая, России, ближневосточного мирного процесса, Афганистана и энергетической безопасности (и это лишь пять вопросов, по которым у европейских государств, похоже, нет общей позиции).

Теперь, когда даже Франция поняла, что соперничество между ЕС и НАТО глупо и смешно в мире, где Западу нужна согласованность просто для того, чтобы удержаться на плаву, Европа должна серьезно потрудиться, чтобы скоординировать свою военную стратегию.
 
Министр обороны США Роберт Гейтс очень едко отозвался о Европе в своей недавней речи: «Демилитаризация Европы – где общественность и представители политического класса питают отвращение к военной силе и рискам, связанным с ней – превратилась из благословения в 20-м веке в препятствие к достижению настоящей безопасности и долгосрочного мира в 21-м веке».

Мне кажется, что это было уже слишком. Европейский вклад и жертвы, принесенные в Афганистане, были огромны. Я не вижу, чтобы европейские оборонные бюджеты росли, несмотря на то, что они сильно отстают от США. Однако важно, чтобы дублирование и лишние расходы в Европе были урезаны с помощью координации приоритетов в области оборонных расходов. В обороне, как и во внешней политике, не-атлантическому президенту Америки от Европы нужна ясность, а не адский автоответчик.