После подписания Договора между Российской Федерацией и Соединёнными Штатами Америки о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений Д.Медведев ответил на вопросы ведущего телепрограммы «Доброе утро, Америка», главного политического обозревателя телеканала «Эй-Би-Си ньюс» Джорджа Стефанополуса.
Интервью было записано 9 апреля 2010 года в Санкт-Петербурге.
Джордж Стефанопулус: Господин Президент! Большое спасибо за то, что Вы пригласили нас в Санкт-Петербург. Сегодня мы возьмём у Вас интервью, которое услышит широкая аудитория жителей США. Первое. Что самое главное, что должен знать средний американец о России сегодня?
Дмитрий Медведев: То, что Россия – это нормальная современная страна, как и Америка.
- Что это означает?
- Это означает именно то, что я сказал. Это означает, что у нас близкий набор ценностей. Что люди, которые живут в России, хотят приблизительно того же, чего хотят рядовые американцы. Что мы стараемся обеспечить всеми возможными средствами безопасную и комфортную жизнь в нашей стране, хотя это не всегда удается, к сожалению. Что у нас есть целый набор угроз, с которыми мы боремся. Что у нас существует некий набор целей экономического и социального развития, к которым мы двигаемся. И что у нас есть уже определённый опыт развития в качестве самостоятельного демократического государства, которое было создано практически 20 лет назад.
- Сейчас было подписано очень важное соглашение между США и Россией в Праге. Это было очень сложное соглашение. И по-прежнему эта тема разделяет США и Россию. Я хочу задать непростой вопрос. Если США продолжит развивать ПРО, выйдет ли Россия из Договора?
- Я постараюсь объяснить, как я понимаю сегодня этот процесс.
Мы достаточно долго и действительно не без труда обсуждали с нашими американскими партнёрами вопрос о взаимосвязи между стратегическими наступательными вооружениями и противоракетными оборонительными средствами. Дело в том, что это связано и с конфигурацией ядерных сил – точнее, с разницей в конфигурации ядерных сил в России и в Соединённых Штатах, и с теми планами, которые существуют у нас и у американских партнёров.
В результате сложных обсуждений родилась формулировка, которая помещена в преамбулу Договора. Эта формулировка является отражением известного юридического принципа. Точнее, так: эта формулировка гласит о том, что существует взаимосвязь между стратегическими наступательными вооружениями и противоракетными силами, средствами.
Но там же говорится о том, что обстоятельства, которые явились основанием к подписанию этого Договора, считаются сформулированными и согласованными Сторонами. Если эти обстоятельства изменятся, то это может рассматриваться как повод для того, чтобы поставить под угрозу весь Договор. Это не значит, что в силу этого правила, если американская сторона начнёт какое-то наращивание ПРО, этот Договор автоматически утратит силу. Но это как бы дополнительный аргумент, который нас связывает и который даёт нам возможность ставить вопрос о том, не приводит ли количественное изменение противоракетных средств к тому, что ситуация меняется в качественном смысле. И если мы действительно в какой-то момент посчитаем, что ситуация качественно изменилась, мы вынуждены будем ставить такой вопрос перед нашими американскими партнёрами.
Но мне бы хотелось, чтобы здесь не было ощущения того, что любое изменение является основанием для того, чтобы прекратить только что подписанный Договор. Более того, мы договаривались, и мы говорили об этом и с Президентом Обамой, и моя Администрация говорила с американской администрацией о том, чтобы нам взаимодействовать по линии создания глобальной ПРО. Но если этот процесс будет происходить по такому сценарию, который в конечном счёте, по нашему мнению, качественно изменит ситуацию, вопрос об этом может быть поставлен российской стороной. И в этом смысл этой трактовки, а также того устного заявления, которое было сделано вчера.
- Итак, если Россия почувствует, что эта система представляет собой угрозу, тогда вы измените свой подход?
- Тогда мы можем поставить вопрос о том, чтобы досрочно прекратить этот Договор. Но я надеюсь, что этого не произойдёт и что мы будем заниматься этими вопросами, вопросами совершенствования потенциала и вопросами противоракетной обороны, консультируясь друг с другом, а вообще желательно этим заниматься по каким-то направлениям и совместно.
- Вы сказали, что эта формулировка в преамбуле. Я слышал одни из ваших последних переговоров с господином Обамой. Вы хотели провести эту формулировку в сам текст, а он не хотел этого. Что преследует господин Обама?
- Я думаю, что господин Обама как Президент Соединённых Штатов Америки преследует интересы защиты интересов Соединённых Штатов, а я как Президент Российской Федерации стараюсь защищать наши интересы. Дело в том, что у нас нет таких масштабных планов по созданию противоракетной обороны, как есть в Америке. Но мы понимаем, что сами по себе противоракетные средства, если их нарастить до определённого уровня, они способны сломать паритет.
Ведь на чём основано сегодняшнее новое соглашение по стратегическим наступательным вооружениям? Оно основано на том, что стороны путём компромиссов, путём неких уступок друг другу, путём экспертных консультаций пришли к выводу, что между нами сейчас есть паритет – паритет по основным носителям и по основным боезарядам. И мы снижаем уровень этих носителей и уровень этих боезарядов – точнее, устанавливаем пониженный лимит против того, что было в договоре 91-го года. Но если зафиксированный паритет сохраняется, а это 700 развёрнутых, например, носителей, 800 развёрнутых и неразвёрнутых и 1550 зарядов, но в то же время одна сторона радикальным образом наращивает мощь своей противоракетной обороны, – естественно, что эта противоракетная оборона становится, по сути, частью стратегических ядерных сил, потому что она способна заблокировать действия другой стороны. Возникает неравновесие. И вот это-то как раз и является основанием к пересмотру Договора. Есть, я напомню Вам, Вы тоже юрист по образованию, известная латинская оговорка, или принцип, clausula rebus sic stantibus – договор считается действующим до тех пор, пока действуют обстоятельства, его породившие. Если они изменились, это основание к тому, чтобы пересматривать договор. Это касается любого договора, и СНВ в том числе. Так вот как раз такие обстоятельства в данном случае относятся к развитию ПРО.
- Вы много раз виделись с Президентом Обамой – по крайней мере, 15 встреч…
- 16 раз.
- 16. Я думал, что 15, я не был уверен насчёт цифры 16. Как Вы воспринимаете Барака Обаму? Какой он человек?
- Вы знаете, он комфортный партнёр, с ним интересно. Самое, может быть, главное, что отличает его от многих других людей, не буду называть никого конкретно, – он думает, когда говорит. Это неплохо. Он формулирует.
- Я думаю, Вы имеете что-то в виду?
- Конечно, имею, но я не хочу никого обижать. (Смеётся.) Он старается слышать партнёра. Это для политика важное качество, потому что каждый политик в меру ментор, он провозглашает что-то. Вот умение слышать партнёра очень важно для политика. Он неплохо погружен в материал. У меня никогда не было случая, когда бы я общался с Президентом Обамой, и он оказался неготовым к какому-то вопросу. Это хорошо. И, наконец, он просто симпатичный человек, с которым приятно иметь дело.
- Он говорит также о Вас очень хорошие вещи, когда я говорил с ним в Праге. И что самое важное, что он сказал о Вас – я спросил его, кто действительно отвечает за дела в России – Президент Медведев или Премьер-министр Путин? И Президент Обама подчеркнул, что каждый раз, когда он общается с Вами, Вы выполняете свои обязательства и держите слово.
Насколько Вы устали от вопроса, кто отвечает за реальное положение дел в России – Вы или Путин?
- Немножко устал, надоело, честно говоря, это. Вы хотите, чтобы я ещё раз ответил на этот вопрос? Или Вам и так всё ясно?
- Я думаю, что Президент Обама говорил об этом. Я наблюдаю за Вами и за Путиным достаточно часто: вы часто выражаетесь по-разному о разных вещах. Как на самом деле работает эта система между вами двумя? Как ваши взаимоотношения действуют?
- Вы знаете, у нас, действительно, отлажена система взаимоотношений и хорошие личные отношения. А как работает система взаимоотношений между господином Обамой и господином Байденом? Они тоже иногда говорят разные вещи. И у них даже разный бэкграунд, разная биография, наверное, и в чём-то разный набор представлений о мире и о ситуации. Но это всё работает. Значит, и у нас точно так же работает.
Если говорить о том, кто в нашей стране принимает решения, этот вопрос мне неоднократно задавали…
- Я думаю, что Вы просто на него сейчас ответили.
- Я, по сути, на него ответил, но я могу Вам и ещё один ответ дать. Он абсолютно тривиальный, но он абсолютно правдивый. Решения принимает тот, на кого эти решения возложены законом. Если говорить, например, о вопросах внешней и внутренней политики, обороны, безопасности – это только Президент и больше никто. Я, может, и рад был бы это разделить с кем-то, особенно в самые драматические периоды, например в августе 2008 года, когда произошел известный конфликт на Кавказе. Но я не могу сказать, что это решение принял не я или что я несу ответственность за это решение вместе с другими коллегами, с Путиным или с кем-то другим. Я лично несу за него ответственность. И мне не стыдно за это решение. Но я просто хочу сказать, что наиболее важные, наиболее сложные решения, к сожалению, приходится принимать самому. Но у нас есть Правительство. У него своя компетенция. В Америке нет правительства – у нас есть Правительство. Правительство само издает нормативный акт. Правительство занимается экономикой. И это очень большой объём работы. Я работал в Правительстве несколько лет. Я был Первым заместителем Председателя Правительства. Это колоссальная работа, большая, сложная. И она не имеет отношения к президентским полномочиям. Вот это второе измерение наших отношений.
Но, как мне представляется, мы за последнее время сумели создать такую систему, которая работает достаточно неплохо. Вы знаете, я Вам даже больше скажу: на мой взгляд, она работает лучше, чем в предыдущий период. И знаете почему? Потому что у нас Правительство всё-таки, на мой взгляд, было более техническим органом, чем оно должно быть. А когда Правительство возглавил такой опытный политик, как Путин, авторитетный человек в стране, Правительство стало в значительной степени более активным и его деятельность стала более содержательной. А это неплохо, особенно в период кризиса, потому как в период кризиса люди волнуются, они недовольны тем, что происходит. И очень часто они (и, наверное, справедливо) возлагают значительную часть ответственности на власти. И если власти начинают проседать и проваливаться, как в некоторых странах, то тогда совсем плохо. А если всё-таки, например, Правительство имеет авторитет и уделяет внимание общению с обычными людьми, принимает сбалансированные решения, то тогда это хорошо для страны.
- Один из этих кризисов произошёл недавно, что случилось в метро здесь, когда были взорваны вагоны. И в США также происходили подобные вещи. Я в этот день оказался в Нью-Йорке. Все станции метро были подняты по тревоге. Во всех газетах были показаны вот такие фотографии, по всем США. Как это происходит, и что вы с этим делаете?
- Вы знаете, это, на мой взгляд, очень печальная история. Если говорить о том, кто изображён на этой фотографии, то эта женщина, она практически…
- Это убийца?
- Да. Она практически ребёнок, ей 17 лет. Но она приняла для себя решение, которое привело к гибели огромного количества людей. Почему? И это самый главный вопрос. Она относится к числу тех, кто вырос на Кавказе. И, насколько я понимаю, если я правильно вижу то, что Вы мне показали, это как раз та женщина, которая была замужем за одним из бандитов, причём это иностранный наёмник. Они приехал в Россию из одной из стран для того, чтобы биться за свои весьма сомнительные цели. Он был убит. И, судя по той версии, которой сегодня, насколько я понимаю, придерживается следствие, именно она была одной из женщин, которая привела в действие этот взрывной механизм. Почему она это сделала? Почему она поступила так по отношению к абсолютно невинным людям? Очевидно, что здесь несколько причин. Во-первых, это радикализм, причём радикализм абсолютно жёсткого фундаменталистского, экстремистского толка, который свойственен некоторым людям, приезжающим из-за границы, которые ведут борьбу и против нашего государства, и против многих других стран, и действуют, по сути, в масштабе большого террористического интернационала. Это те же люди, которые сидят в Афганистане, в Пакистане. Мы постоянно отлавливаем такого рода граждан или уничтожаем их. И когда мы смотрим их документы, то видим, что это люди, которые приехали из этих стран. Но эта женщина – она сама по себе из России, она просто была замужем за одним из таких бандитов. И когда он был убит, судя по всему, она приняла решение отомстить, но отомстить обычным людям.
- Как вы с этим боретесь?
- Теперь в отношении того, как с этим можно бороться. Вы знаете, с этим можно бороться, только понимая, каким образом устранять причины этого. Бороться с терроризмом, Вы сами хорошо знаете, исключительно сложно, это трудно делать и в России, и в Америке. Для того чтобы бороться с такого рода проявлениями, нужно изменить психологию людей, нужно создать нормальные условия для жизни на Кавказе, нужно уничтожить всех, кто приехал с террористическими целями в нашу страну, а такие лица проникают из-за границы.
Здесь должна быть силовая компонента…
- Из Афганистана, Пакистана.
- Да, из Афганистана, из Пакистана, из некоторых других стран.
- Это та же самая угроза, которая стоит перед США.
- Я считаю, что это абсолютно одна и та же угроза и это одни и те же силы. Только у нас это ещё окрашено в свой, может быть, национальный колорит. Поэтому силовая компонента очень важна. И это действительно настоящая борьба. Но не менее важна работа с обычными людьми. Непримиримых нужно уничтожать. Но все остальные, те, кто совершил ошибку и попал к бандитам в силу каких-то случайных обстоятельств или потому, что ему «запудрили» мозги, как принято говорить, «промыли» голову, – с ними можно работать, и их нужно возвращать к нормальной жизни. И это самое сложное.
Что же касается таких событий, это вообще исключительно сложная тема, потому что мы с Вами понимаем, что такое метро. Это огромный поток людей. В настоящий момент в мире не существует технологии, которая бы позволяла на расстоянии определять наличие взрывчатых веществ или поясов смертника.
- Хорошо, что это не произошло в США.
- Вы знаете, я именно об этом вчера сказал Бараку Обаме. Я сказал ему: «Барак, имей в виду, метро есть в самых разных местах, и транспортом нужно заниматься». Это на самом деле большая и серьёзная проблема для наших стран. И она не только технологическая. Я готов к тому, чтобы здесь в полном объёме кооперироваться с нашими американскими партнёрами. Насколько я понимаю, наши американские коллеги и Президент Соединённых Штатов готовы к тому же с нашими коллегами и со мной лично. Но это борьба, которую нам придётся вести ещё довольно продолжительное время.
- Кажется, что Вы тоже сейчас убеждены, что иранская ядерная программа является угрозой мировой безопасности?
- Иранская ядерная программа непрозрачна. И это основная сложность. Мы понимаем, что Иран, как и любое другое государство, имеет право на мирный атом. Но мы должны понимать, какую конечную цель он преследует, почему он не откликается на те предложения, которые ему делаются со стороны мирового сообщества, в том числе из России. Почему он начинает…
- Вы верите в то, что Ирану нужна бомба?
- Я не знаю, что нужно Ирану. Об этом лучше спросить иранское руководство, но то, что тема ядерного развития является одной из консолидирующих тем в иранском сообществе, у меня сомнений нет. Это та тема, которая активно эксплуатируется руководством Ирана для консолидации элиты и для консолидации общества в целом. Преследуют ли они цель создать ядерное оружие или нет, я не знаю. Но мы должны за этим внимательно наблюдать. Такие их шаги, как, скажем, решение заняться дообогащением на своих установках до 20 процентов, хотя мы предлагали это делать и по российской, и по французской линии, и по турецкой линии, – это как минимум желание вступить в конфликт с мировым сообществом по этому вопросу.
- Иран не хочет менять свои взгляды сейчас.
- Во всяком случае, все наши попытки пока подтолкнуть его к этому не привели к успеху. А это печально, тем более что шансов было немало.
У нас свои отношения с Ираном, достаточно близкие. У нас относительно значительный, приличный объём торговли. Мы работаем с Ираном и в области энергетики, занимаемся поставками техники туда, но мы не можем равнодушно наблюдать за тем, каким образом развивается там эта ядерная программа. И именно поэтому я присоединился к той работе, которую мы ведём сегодня по этому вопросу и с Соединёнными Штатами, и с другими странами. Вопрос в том, что дальше? Способны ли санкции, которые сейчас предлагаются, мотивировать Иран к правильному поведению?
- Да, это как раз то, что я хотел спросить у Вас. Большое число конгрессменов провели большое количество санкций, и они не сработали. И большинство говорит, что сейчас пора бороться с торговлей энергетическими носителями. Почему это плохая мысль?
- Я не говорю о том, что это плохая мысль или хорошая мысль, – я говорю о другом. Вообще санкции – такая штука, которая срабатывает очень редко. Вы сами занимались практической политикой и знаете, что это не безусловный фактор влияния. Но иногда к ним приходится прибегать.
Какими должны быть санкции? Мы вчера на эту тему достаточно долго рассуждали с Президентом Обамой. Санкции должны быть эффективными, и санкции должны быть «умными».
- А что это означает?
- Они не должны приводить к тому, что в результате этих санкций произойдёт гуманитарная катастрофа, и всё иранское общество будет ненавидеть весь мир. А мы же знаем, что в Иране тоже достаточное количество людей, которые настроены весьма радикально. Мы что, хотим, чтобы они этот радикализм перенесли на весь мир? Поэтому санкции должны быть «умными». Но они должны заставить иранское руководство подумать о том, что делать дальше. Что это может быть? Это может быть торговля, это может быть торговля оружием, это могут быть какие-то другие санкции. Сейчас наши эксперты их обсуждают.
А если говорить об энергетических санкциях, то я Вам скажу своё мнение. Я думаю, что по этому вопросу вряд ли удастся добиться консолидированной позиции мирового сообщества. А раз это так, то всё равно…
- Из-за Китая.
- Это могут быть разные страны.
У нас, кстати, тоже есть своё энергетическое сотрудничество с Ираном, но вопрос не в нас в данном случае. Просто санкции должны создавать такой режим, когда государство понимает, что у всех, кто разделяет эти санкции, единая позиция. А если половина стран будет придерживаться санкций, а половина не будет, – мы понимаем, что эффективность этих санкций будет нулевая.
Поэтому ещё раз повторяю, санкции должны быть «умными» и эффективными. Санкции не могут быть парализующими, а некоторые призывают именно к таким.
- Они не должны быть мучительными.
- Они не должны быть мучительными. Мы всё-таки живём в ХХI веке. Поэтому если мы будем развивать наше сотрудничество в этой сфере именно по такому пути, тогда у нас есть шанс добиться успеха, но ещё лучше было бы обойтись без санкций и выйти на какие-то решения политико-дипломатическим путем. Но времени уже истекло много.
- Я думаю, что Вы подняли серьёзную тему в конце. Так много признаков обеспокоенности в Израиле, что в какой-то момент – возможно, это произойдет скоро, может быть, в конце этого года – Израиль приступит к военным действиям. Что это привнесёт?
- Это было бы самым худшим развитием событий, потому что, во-первых, любая война – это гибель людей, а во-вторых, что такое война на Ближнем Востоке? Там всё настолько близко, что никто не останется в стороне. Если произойдёт такого рода конфликт, будет нанесён удар, то ожидать можно чего угодно, в том числе и последствий с применением ядерного оружия. А применение ядерного оружия на Ближнем Востоке – это глобальная катастрофа, огромное количество погибших.
- Вы уверены, что Израиль поставит барьеры, но не будет принимать такие решения?
- Вы знаете, я могу быть уверен только в тех решениях, которые находятся в моей власти, а правительство Израиля само определяет свою политику. У меня в целом хорошие отношения и с Президентом, и с Премьер-министром Израиля, но они самостоятельные люди. И я бы сказал, что по многим вопросам они занимают очень упёртую позицию, жёсткую. И, кстати, Соединённые Штаты в этом убедились некоторое время назад; по сути, в ряде случаев позиция Израиля…
- Что касается поселений?
- Да, в том числе и по поселениям, позиция Израиля не изменилась даже после открытого и откровенного общения с ними американцев. И мы с ними на эту тему говорили, естественно, неоднократно. Почему я об этом говорю? Потому что можно представить себе любое развитие событий. Но для всего Ближнего Востока это будет просто колоссальной бедой, гигантской гуманитарной катастрофой, и не только для Ближнего Востока. Если что-то произойдет в Иране, чем это может грозить всему региону? Начнётся исход людей. В Иране живут разные национальности. Куда пойдут эти люди? Они пойдут в сторону границ с нашей страной, они пойдут в Азербайджан. В Иране живет много людей, которые имеют азербайджанские корни.
- Вы очень хорошо высказались о проблемах, с которыми нужно бороться России, чтобы стать нормальной страной: это коррупция, продолжительность жизни (она снижается в России), население сокращается, алкоголизм. Столько больших проблем в стране. С точки зрения внешнего наблюдателя мы видим, что нация падает. Что нужно делать?
- Ситуация действительно не очень хорошая, иначе бы я об этом не говорил. Я, единственное, всё-таки хотел бы некоторые коррективы внести в то, что Вы сказали. Слава Богу, продолжительность жизни не снижается, а растёт. И за последнее время, с тех пор, как мы начали заниматься социальными программами, а я начинал этим заниматься четыре года назад, общая продолжительность жизни в нашей стране выросла приблизительно на четыре года. К сожалению, это пока невысокие цифры, но это всё-таки рост. Это означает, что мы всё-таки правильное нашли измерение для работы. Но всё равно мы этим очень пока недовольны.
Что нужно делать? Нужно вкладываться в модернизацию экономики и развивать социальную сферу, область здравоохранения, образования, пропагандировать нормальный, современный образ жизни, спортивное поведение, желание человека следить за собственным здоровьем, заниматься физкультурой каждый день. Это нехитрые вещи, но до этого нужно дойти и создать условия. А что такое условия? Условия – это деньги у человека в кармане и нормальные…
- У вас были тяжёлые Олимпийские игры.
- Да, я скажу об этом.
…и нормальные условия для тренировок.
- У меня не было Олимпийских игр. Я в них не принимал участия. Но для нашей страны это были довольно трудные игры, потому что мы впервые очень сильно упали в медальном зачёте. Вообще, это не национальная катастрофа и не трагедия, но это то событие, из которого нужно извлечь уроки. Нужно просто подготовиться к Олимпиаде в Сочи. Потому что, когда ты проводишь Олимпиаду, ты рассчитываешь на большое количество медалей, на то, что Олимпиада способна изменить жизнь…
- Вы вернёте себе эти медали.
- Да.
- Скажите, пожалуйста, Америка очень хочет знать Вас лично. Мне было интересно читать Вашу биографию, узнать какие-то подробности о Вас. Вы выросли в советской России без религии и в возрасте 23 лет Вы пришли в церковь, чтобы покреститься. Зачем?
- Я почувствовал, что мне это надо, я почувствовал желание это сделать. А зачем люди в церковь приходят? Они приходят, если они чувствуют в этом потребность, если это не экскурсия, конечно. Вот и я почувствовал в 23 года, что мне нужно это сделать. Я считаю, что это хорошо для меня, потому что после этого жизнь моя стала несколько иной. О таких вещах не принято говорить вслух, потому что религиозное чувство должно быть где-то внутри. Тот, кто выставляет его напоказ, тот поступает не очень честно. Это такой пиар самого себя. Мне кажется, это важно для любого человека. А Вы так не считаете?
- Действительно.
Также меня удивил факт, что Вы любите хэви-металл. А это откуда – «Лед Зеппелин», «Дип Пёрпл», «Пинк Флойд»?
- Это из моего детства и моей юности. Я не знаю, какую музыку слушали Вы в возрасте 15 или 20 лет, но я слушал эту музыку. И хотя я жил за «железным занавесом»…
- Я думаю, Вы посмеётесь, это был лёгкий рок.
- Понятно.
Хотя я жил за «железным занавесом», это был советский период, но музыка всё равно просачивалась через этот занавес. И мы слушали то, что слушала почти вся планета. Это и «Дип Пёрпл», «Лед Зеппелин» и «Пинк Флойд».
- И по-прежнему Вы фан?
- В общем, да. Но я сейчас стал более многообразен в музыкальных пристрастиях. Я сейчас с удовольствием слушаю и классику, и то, что Вы назвали софт-рок, и джаз, который я никогда не слушал в возрасте 15 лет. Сейчас мне это нравится. Чем старше человек, тем он более толерантен, не так ли?
- У нас практически закончилось время. Я хочу спросить Вас о случае, который шокировал людей в США и в России, – это случай с 7-летним мальчиком из Сибири. Артём Савельев. Его усыновили в США и вернули назад в одиночестве. У него была записка: «Я не могу справиться с этим ребёнком. Я от него отказываюсь». Вы знаете об этом?
- Конечно знаю. Это ужасно. И этот мальчик, Артём Савельев, он просто, по-моему, попал в очень плохую семью. Вы знаете, мне бы не хотелось завершать интервью разговором о такой сложной теме, но я хотел бы сказать несколько вещей.
Во-первых, это чудовищный поступок со стороны его приёмных родителей. Взять ребенка и, по сути, выбросить его через самолёт в обратном направлении, сказав, что, извините, я не справилась, заберите его обратно. Это не только аморально – это противоправно.
И, во-вторых, что особенно сейчас меня волнует, количество таких случаев в Америке увеличилось. У нас было несколько смертей тех детей, которые усыновлены американскими родителями, за последнее время. Вот этот случай. Но, слава Богу, здесь без смертельного исхода и без каких-либо телесных травм. На это уже отреагировал и наш Уполномоченный по правам ребенка, и даже Министр.
- Ваш Министр иностранных дел предложил закончить эту практику усыновления. Это хорошая мысль?
- Вы знаете, любое жёсткое решение никогда не бывает полностью плохим или полностью хорошим. Мне кажется, что с учётом негативного опыта, который накопился в этой сфере, мы должны были бы с нашими американскими коллегами подумать о заключении какого-то межправительственного соглашения, может быть, жёстко устанавливающего обязанности родителей, которые принимают ребёнка из России, и создающего возможности мониторинга за такой семьёй. Мы должны понимать, что с нашими детьми происходит. Или же нам действительно придётся отказаться от практики усыновления российских детей американскими приёмными родителями. Но тенденция настораживает. Это печально. И мне хотелось бы, чтобы в том числе и после нашего с Вами разговора на эту проблему обратили бы внимание американские власти.
- И последний вопрос. Дни «холодный войны», которые и Вы, и я видели, они навсегда ушли?
- Я бы хотел надеяться, что да. И знаете почему? «Холодная война» – это скучная штука, никому от этого не хорошо. Тратятся огромные деньги, жизнь становится всё более и более напряжённой. Мы смотрим друг на друга как на врагов. Что в этом хорошего?
Во всяком случае, я буду делать всё от меня зависящее, для того чтобы «холодная война» никогда не вернулась на нашу планету и не омрачала отношений с Соединёнными Штатами Америки и с любой другой страной мира.
- Господин Президент, большое спасибо. Вы очень гостеприимны.
- Спасибо большое.
