Интервью с Адамом Ротфельдом (Adam Daniel Rotfeld) бывшим главой МИД Польши и сопредседателем польско-российской Группы по сложным вопросам.
- Вас удивила реакция российского общества на польскую трагедию?
- Не столько удивила, сколько порадовала. В России люди не реагируют спонтанно: общество привыкло не показывать спонтанных чувств, так как это может создать проблемы. Я помню, в мое время была популярна книга Илья Эренбурга "Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца". Проблемы Лазика начались с того, что, кажется, в городе Гомеле он прочитал объявление новых советских властей, и прочитав его, тяжело вздохнул. Это услышала гражданка Пуке и донесла в ЧК. С этого и начались неприятности героя этого романа. Не часто бывает, чтобы положительные чувства по отношению к Польше и полякам проявлялись в таком масштабе и с такой силой будто бы прорвало плотину. Люди не задумываются, как это будет воспринято. Они проявляют необыкновенную сердечность к Польше и полякам, они чувствуют, что это общая трагедия, общая боль.
- Российские власти также реагировали с огромной эмпатией. Но многие поляки не могут избавиться от подозрительности и даже если они не говорят об этом открыто, задумываются, сколько в этом искреннего сочувствия, а сколько холодного расчета.
- Это правда, что процесс принятия решений основывается на прагматических предпосылках. Было бы странно, если бы какая-то власть принимала решения без раздумий, повинуясь эмоциям. У России – ясно дело – есть своя стратегия и свои цели. Однако не будем забывать, что позиция российских властей по отношению к Польше начала меняться еще до трагедии. Важным этапом этих качественных изменений был момент, когда премьер-министр Путин пригласил Туска на совместные мероприятия по поводу 70-й годовщины катынских событий. Российский премьер пошел навстречу нашим ожиданиям. Он знал, что эта дата очень важна для Польши и наверняка надеялся, что этот жест будет положительно встречен в нашей стране. Именно так и было.
- То, что процесс примирения начался, должен был подчеркнуть президент Качиньский в своей речи в Катыни.
- Я рад, что текст речи, которую не успел произнести Качиньский, был опубликован. Президент написал: "Так сделаем же так, чтобы катынская рана могла наконец окончательно зажить и затянуться. Мы уже на верном пути. Мы ценим то, что сделали в последние годы россияне". Когда польско-российская Группа по сложным вопросам собралась в первый раз 12 июня 2008 года, нас вместе с российским председателем Анатолием Торкуновым пригласили к президенту Качиньскому. Президент уверял Торкунова, что у него нет русофобских настроений. Более того – он с симпатией и пониманием относится к россиянам, их культуре и цивилизации. Однако у него есть опасения, связанные с политикой России, российским империализмом. Когда мы вышли с этой встречи, мой российский партнер спросил, что из этой беседы, по моему мнению, он должен включить в сообщение властям. Я сказал, что именно то, что он услышал: Польша не настроена антироссийски, а полякам близки многие вещи, связанные с российской культурой, однако необходимы изменения в политике России. И это вошло в речь президента, которую он должен был произнести 10 апреля. Лех Качиньский собирался сказать: "Мы должны двигаться дальше этим путем, сблизившим наши народы, не останавливаясь и не отступая назад". Я надеюсь, что перед лицом произошедшего, процесс улучшения отношений не только не будет прерван, но и ускорится. Президент знал, что с российской стороны у нас есть много "друзей-москалей" – выдающихся ученых, писателей, интеллектуалов. Многим из них он хотел вручить высшие награды. Он не смог этого сделать, но я думаю, что его преемник не забудет о том, что эти люди заслуживают нашей признательности и награды.
- Вы говорили россиянам, что для примирения Польше нужно окончательное прояснение катынского дела. Есть ли на это шансы после случившейся трагедии?
- 7 апреля на встрече председателей Группы по сложным вопросам с польским и российским премьерами, в какой-то момент, под конец, Путин сказал, что мы должны идти путем правды, поскольку правда очищает. А Туск добавил: не только очищает, но и освещает путь. Это понравилось Путину, он вернулся к этой фразе на пресс-конференции. Путин также сказал, что преступление в Катыни совершено НКВД по приказу высших властей, он сказал, что это и есть правда, и что уже нет существенных документов, которые могли бы привнести в это дело нечто новое. Если какие-то документы остаются закрытыми, то, как он добавил, только из гуманитарных соображений. Я считаю, что сейчас подходящий момент и возможность сделать все явным. Этого также требуют и россияне.
- По вашему мнению, заслуживает ли доверия такой аргумент российских властей, что они не хотят открывать документы, чтобы не подвергать остракизму потомков преступников?
- Я думаю, что в определенной степени да. У палачей были семьи, дети. Эти дети сделали карьеру и являются своеобразной группой давления России. Я услышал: "Они не хотят из поколения в поколение нести пятно Каина". Во время нашей беседы я сказал российскому премьеру, что его выступление в Катыни было не только важным, но и отважным. Отважным, потому что прямой разговор на эту тему встречается в России с сопротивлением. Приведу пример: наша Группа по сложным вопросам практически исчерпала возможности для дальнейших действий по раскрытию правды о катынском преступлении. Год назад, в июле 2009 года, мы вместе с российским сопредседателем написали письмо правительствам обоих государств с требованием создать институциональные формы для постоянного диалога. Чтобы не ждать от одного визита до другого, что вот в этот раз что-то разъяснится. Российский премьер спросил, что этому мешает. Я ответил, что несмотря на обещания, вопрос застрял на мертвой точке. 1 сентября на Вестерплате премьеры решили, что препятствий нет.
Мы предприняли в Польше шаги в этом направлении, представили проект. Однако наши предложения не получили никакого отклика. Путин признал, что дело нужно уладить: началась дискуссия по организационным аспектам, было принято решение, что мы будем действовать через министерства культуры, чтобы убрать из решения катынского вопроса политическую составляющую.
- То есть, даже если на высшем уровне принимается решение о налаживании отношений с Польшей, это не означает, что оно будет реализовано?
- Часто сопротивление имеет бюрократический характер. Это блокирует многие изменения. В Польше царит убеждение, что современная Россия – это прежний Советский Союз только поменьше и с новым названием: продолжение того, что было. Но эта интерпретация верна лишь отчасти. Россия является преемницей прежней коммунистической державы, но также и преемницей царской России. Это непрерывность, продолжение, но и нечто совершенно новое. Каждое поколение формирует государство исходя из собственных представлений, но и несет за собой багаж истории. Я напомню библейский эпизод о Моисее, который вывел свой народ из египетской неволи. Он шел через пустыню в Землю Обетованную, Господь позволил Моисею ее увидеть, но тот не могу уже в нее войти. Сорок лет эти люди кружили по пустыни, чтобы из них мог сформироваться суверенный народ, который смог бы взять на себя ответственность за свою судьбу. Это универсальная истина, она касается всех обществ, попавших в неволю. Сталин и его окружение были "красными фараонами". Сейчас российское общество ищет новый путь. Только новые поколения смогут строить новую Россию. Мне кажется, что как президент Медведев, так и президент Путин, используют для своих важнейших выступлений Интернет, которым не пользуются люди постарше. Таким образом российские лидеры обращаются через голову бюрократии к новому поколению. Я верю, что в определенный момент именно оно сформирует образ новой России, в полной мере готовой к примирению с Польшей.
