Последние двадцать лет многие на Западе были обеспокоены растущим влиянием России и Китая в недавно получивших независимость государствах Центральной Азии. С помощью организации взаимной безопасности под названием Шанхайская организация сотрудничества и множества совместных военных учений, контртеррористических маневров и энергетических проектов две великие державы тесно сотрудничали, чтобы поддерживать эти буферные государства в состоянии мира, уступчивости и сравнительного отсутствия американского присутствия. Однако в последнее время в регионе произошел заметный сдвиг. В 2010 году величайшей угрозой центральноазиатским интересам Китая и России могут оказаться сами эти страны.
Масла в огонь растущей китайско-российской напряженности подливают расходящиеся в разные стороны перспективы двух экономик. Несмотря на мировой спад, экономика Китая выросла в 2009 году на 8,7 процента, в то время как объем российской экономики сократился на 7,9 процентов, а прямые иностранные инвестиции сократились почти в два раза. В то время как перспективы России продолжают тускнеть, Китай ускорил свои ухаживания, быстро заменив Россию в качестве основного источника иностранных инвестиций и финансовой помощи в Центральной Азии.
За один лишь прошедший год Национальная нефтяная компания Китая (CNPC) заключила сделку по приобретению 50-процентной доли в крупнейшей нефтяной компании Казахстана, предложив более выгодные условия, чем российский «Газпром», в то время как Государственный банк развития инвестировал 4 миллиарда долларов в крупнейшего производителя газа в Туркменистане, что позволило компании удержаться на плаву в ходе «газовой войны», спровоцированной Москвой.
В декабре Китай запустил гигантский газопровод из Центральной Азии, длиной в 4350 миль (6960 километров), построенный для транспортировки газа из Туркменистана в Китай через Узбекистан и Казахстан. И, что, возможно, особенно примечательно, в прошлом апреле Россия была вынуждена взять у Китая взаймы 25 миллиардов долларов, чтобы завершить строительство трубопровода между двумя странами, согласившись на 20-летнюю сделку по поставкам нефти по выгодным для Китая ценам. Во всех случая решающим фактором стала неспособность России не отставать финансово.
Это ослабление традиционного влияния России меняет фундаментальную динамику региона, поощряя центральноазиатских лидеров с меньшим почтением относиться к Кремлю. Например, в августе 2008 года, после российского вторжения в Грузию, центральноазиатские государства последовали примеру Китая и отказались признать поддержанные Россией сепаратистские государства Абхазию и Южную Осетию.
Однако другим бенефициаром растущей китайско-российской напряженности стали Соединенные Штаты, а многие жители Центральной Азии хотели бы, чтобы Вашингтон играл в регионе более активную роль, чтобы уравновесить российское и китайское влияние.
Например, в Киргизии правительство пообещало Москве выселить американскую военную базу в Манасе в обмен на кредит в 2,1 миллиарда долларов, но изменило курс, когда Вашингтон нашел дополнительные деньги. (Устроенный при поддержке России переворот, произошедший в этом месяце, может, в конце концов, свести эти достижения на нет.)
Совсем недавно Узбекистан – который выселил американские войска со своих баз в 2005 году – восстал против Кремля, бойкотировав саммит по региональной безопасности, организованный Россией, и объявив, что не станет принимать участие в создании совместных сил быстрого реагирования, одновременно согласившись играть важную роль в Северной сети поставок США, организованной для обеспечения поставок в Афганистан.
Соединенные Штаты никогда не смогут заменить Россию или Китай в роли крупного политического воротилы в Центральной Азии, да они и не особо в этом заинтересованы. Но эти события открывают перед Вашингтоном возможность не зацикливаться на военных усилиях в Афганистане и разработать более всеобъемлющую региональную стратегию, призванную помочь Центральной Азии справиться с некоторыми из структурных уязвимостей, превращающих ее в постоянный очаг конфликтов.
Во-первых, Соединенные Штаты должны поддерживать центральноазиатские энергетические проекты, призванные диверсифицировать экспортные возможности региона, что уменьшает экономическую и политическую зависимость этих стран от России.
Во-вторых, США должны воспользоваться своей удаленностью от региона, чтобы действовать как честный переговорщик между центральноазиатскими государствами, чье взаимное недоверие ограничивает их сотрудничество. Работая напрямую, а также через Организацию для безопасности и сотрудничества в Европе (ОБСЕ), США должны возглавить инициативу по разрешению приграничных споров и достигнуть соглашения по поводу совместного пользования водой и трансграничных инвестиций в пределах Центральной Азии.
В-третьих, США должны работать с центральноазиатскими правительствами, чтобы справиться с ключевыми источниками радикализации, в особенности, с недостатком образовательных и экономических возможностей, который может быть смягчен, если экономики Центральной Азии будут постепенно открыты при поддержке обещания возможного членства в ВТО. Более тесный обмен разведданными и сотрудничество в области борьбы с терроризмом станут вероятным побочным продуктом этого процесса. Нельзя сказать, чтобы обученные в КГБ региональные элиты приветствовали реформы в области прав человека, но Вашингтон должен использовать свое влияние и настаивать на реальном прогрессе.
В то время, когда внимание Соединенных Штатов сосредоточено на многочисленных зонах боевых действий, идея о необходимости направить ресурсы в более организованную центральноазиатскую стратегию может показаться амбициозной. Но, как США все больше понимают, стабилизация Центральной Азии жизненно важна для конечного успеха в Афганистане. Если афганская война дает повод для большей вовлеченности США в Центральной Азии, то меняющаяся русско-китайская динамика создает для этого возможности. Теперь для Вашингтона пришло время совершить крупное дипломатическое наступление в этом давно заброшенном регионе.