Решение президента Барака Обамы пропустить воскресный парад в честь Дня Победы, проходивший в Москве, стало значительной упущенной возможностью укрепить все еще слабые американо-российские отношения. Почему эта возможность была упущена, пока неясно, но потенциальные ответы вселяют тревогу не только по поводу “перезагрузки” с Россией, но и по поводу общей эффективности администрации.
Отправка семидесяти пяти американских солдат, базирующихся в Германии, для участия в параде - вместе с войсками из Великобритании, Франции и Польши - стала шагом в правильном направлении, использовавшим мощный символизм американо-советского сотрудничества в ходе Второй мировой войны, чтобы попытаться восстановить связи Америки с Россией и россиянами, которые по-прежнему считают, что Москва сыграла колоссальную роль в поражении Гитлера. Тем не менее, более существенные жесты других стран значительно затмили роль США в мероприятии и послужили для создания их собственного глубокого символизма.
Участие канцлера Германии Ангелы Меркель в праздновании 9 мая - без участия немецких солдат в параде - стало, вероятно, самым мощным шагом, продемонстрировавшим насколько далеко продвинулись отношения между Москвой и Берлином как с 1945, так и с 1989 года. Однако попытки сравнить роль Меркель с присутствием действующего польского президента Бронислава Коморовского (с польскими солдатами) - это неподходящее сравнение, особенно учитывая тот факт, что сам Коморовски находился в Москве исключительно из-за трагической смерти президента Леха Качиньского, погибшего в начале апреля по дороге на торжественную памятную церемонию в темных лесах Катыни.
Визит китайского президента Ху Цзиньтао также был перегружен символизмом, хотя этот символизм больше относится к будущему, чем к прошлому, учитывая тот факт, что Пекин сыграл минимальную роль в победе, отмечавшейся в тот день в Европе. Ху дал понять, что, по крайней мере, до определенной меры приоритеты России - это ее приоритеты [и Китай их уважает].
Своим отсутствием президент Обама продемонстрировал очевидно небрежное равнодушие к приоритетам Москвы - что вызвало еще большее осуждение россиян, так как его участие практически ничего не стоило бы американскому президенту. Россияне прекрасно могли понять, почему британский премьер-министр Гордон Браун, который вскоре станет бывшим премьер-министром, не смог прилететь в Москву. Хотя его политическое будущее в большей безопасности, президент Франции Николя Саркози также имел дело с кризисом, в то время как евро находился под угрозой, а европейские лидеры вели переговоры по пакету финансовой помощи стоимостью в триллион долларов, призванному спасти европейскую валюту. Напротив, расписание Барака Обамы на эти выходные включало в себя лишь одно мероприятие - напутственное обращение, которое организаторы вполне могли перенести на другой день. Если бы президент приехал в Москву, именно он - а не Меркель или Ху - оказался бы в центре внимания, и оказал бы на Россию огромное впечатление. Хотя некоторые высмеивают звездный статус г-на Обамы, иногда у него есть свои преимущества.
Тогда почему же президент Обама остался дома, когда было ясно, что он может поехать в Москву? Возможно, администрация не поняла, какую огромную возможность она упустит. Однако это кажется маловероятным, учитывая тот факт, что в администрации есть достаточно людей, знающих Россию достаточно хорошо, чтобы осознать потенциальное воздействие подобного жеста. Более вероятно то, что это решение стало результатом неких расчетов, пытавшихся уравновесить издержки и потенциальные преимущества поездки.
Единственные возможные издержки президентской поездки в Москву могли проявиться в американской внутренней политике, где некоторые наверняка раскритиковали бы его за “подлизывание” к России. Администрация и так уже показала себя чрезмерно чувствительной к обвинениям в излишней “мягкости” в отношениях с Москвой, как стало ясно из ее урегулирования планов по развертыванию в Европе систем ПРО.
Однако президент и его администрация, похоже, не понимают, что он столкнется с этой критикой в любом случае. На самом деле, критики за сотрудничество с Москвой невозможно избежать, ее можно лишь побороть, продемонстрировав результаты, оправдывающие эти усилия. Таким образом, по иронии судьбы, отказ от грандиозной возможности, предоставленной Днем Победы, увеличивает вероятность того, что эти нападения на “перезагрузку” окажутся успешными, так как администрация пожертвовала важной возможностью символично укрепить отношения способом, который все бы в России увидели и оценили.
Администрация может надеяться, что российская поддержка санкций Совбеза ООН против Ирана ослабит внутренню критику “перезагрузки” и станет основанием политической поддержки укрепления сотрудничества с Москвой в самих Соединенных Штатах. Однако, более вероятным кажется, что разочарование слабостью потенциальных новых санкций подольет масла в огонь негативной реакции против попыток сотрудничать с Россией - что сделает резолюцию по санкциям (если она все-таки получит одобрение) высшей точкой американо-российских отношений, которые могут вновь дать трещину под весом взаимных разочарований.
Как вариант, администрация вообще не особо заботится по поводу американо-российских отношений за пределами резолюции по санкциям против Ирана, которые, кажется, являются главной внешнеполитической целью президента. Но так как резолюция Совбеза вряд ли решит проблему - а российская поддержка или оппозиция может серьезно повлиять на “план Б” (если таковый имеется) - подобная позиция является крайне недальновидной.
Ричард Никсон как-то сказал: “если вы собираетесь сделать нечто противоречивое, идите до конца, не останавливайтесь на половине, потому что вас раскритикуют за это в любом случае”. Президент Обама мог бы извлечь пользу из этой мудрости.
Пол Сондерс является исполнительным директором Центра Никсона и партнером-издателем журнала The National Interest. Он работал в Госдепартаменте с 2003 по 2005 год.