Как помириться с Ираном

Похоже, что в международном сообществе установился консенсус: поиск «холодного мира» с Ираном — это тот подход, применить который желательно и даже крайне важно. Собственно, результаты череды военно-имитационных игр, проведённых специализированными институтами в США, показали, что бомбить ядерные объекты Ирана — акция с военной точки зрения неоправданная. Даже некоторые представители военного истеблишмента Израиля и США озвучивали эту точку зрения.

Многие иранские аналитики всё ещё видят в позиции США и некоторых из их союзников постоянную, хотя зачастую и представляющуюся завуалированной угрозу стране. В то же время в Америке «военный вариант» не представляется реалистичным. С одной стороны — это стратегический приём, составная часть «дипломатии пушек», отличавшей внешнеполитическую позицию США в отношении Исламской республики в течение некоторого времени. С другой стороны — о нём постоянно подчёркнуто напоминают, чтобы дать Ирану понять — существуют более опасные вещи, чем санкции ООН. На данном этапе военный вариант представляет собой риторическую фигуру, направленную на получение от Ирана уступок по ядерному вопросу.

Но не исключено, что подход этот неверен. Всё больше и больше активистов миротворческого движения и представителей академических кругов приводят такой аргумент, что позитивный дипломатический курс — это единственный путь, ведущий к выходу из сложившейся патовой ситуации. Тактика угроз и санкций как составная часть придуманного Обамой «двухколейного подхода к Ирану» эффективна лишь тогда, когда вторая колея, то есть путь к задействованию Ирана, применяется активней, чем первая — путь угроз. Курс на позитивную дипломатию в отношении Ирана прекрасно соответствует той многосторонней стратегии, на которой всегда делала акцент администрация Обамы, в последний раз — на саммите по ядерной безопасности, проходившем 12 и 13 апреля в Вашингтоне. Сейчас настало время расширить сферу применения многостороннего подхода, включив в неё Иран, чтобы предотвратить всякое движение в сторону войны в период после правления Обамы.

Вопрос доверия

Существует возможность принятия ряда мер по укреплению доверия. Во-первых, и Европейский Союз, и США должны более эффективно пользоваться дружескими отношениями с Ираном, которые поддерживают Бразилия, Япония и Турция. Эти три страны объединяет общая готовность найти дипломатическое решение сложившейся конфронтационной ситуации.

Примером тому послужит череда недавно произошедших дипломатических взаимодействий. Министр иностранных дел Японии Кацуя Окада на встрече с влиятельным спикером иранского меджлиса Али Лариджани, прошедшей 24 февраля, пообещал предоставить Ирану обогащённый уран, чтобы разрешить трения. Президент Бразилии Лула выразил своё несогласие с продлением срока действия санкций Совета безопасности ООН против Ирана, а на 17 мая назначил свой визит в Тегеран. Премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган (Recep Tayyip Erdogan), вместе с Лулой присутствовавший на встрече «пятнадцати», называет Иран своим «стратегическим партнёром» и также не согласен с идеей продлевать санкции.

Сейчас Бразилия и Турция временно входят в состав Совета безопасности ООН, а у Японии есть довольно значительный авторитет на мировой арене. Все три государства крайне важны как потенциальные собеседники, так как обладают необходимым дипломатическим капиталом для выступления в качестве посредников между Ираном и США.

Европейский Союз между тем сам дискредитировал себя в этом качестве. Бескомпромиссные высказывания президента Франции Николя Саркози и канцлера Германии Ангелы Меркель лишили возглавляемые ими государства всякого мандата доверия, хотя их предшественники очень хотели его сохранить. Великобритания тоже неоднократно проваливала попытки взять на себя главенствующую роль на международных переговорах. Смогут ли новый премьер-министр Дэвид Кэмерон и министр иностранных дел Уильям Хейг (William Hague) взять иной курс — пока не известно.

В этой ситуации ответственность за достижение успеха должна быть возложена на государства, сохранившие независимость от господствующего западного подхода к Ирану — подхода угроз и принуждения, а потому рассматривающиеся иранцами как заслуживающие доверия посредники.

Другим путём

Прогресс вполне возможен. С тех пор, как в октябре 2009 года прошли переговоры под эгидой Международного агентства по атомной энергетике (МАГАТЭ), иранское правительство неоднократно подчёркивало, что в принципе поддерживает проект обмена, в рамках которого обогащённый уран отправляется на переработку в Россию, а затем возвращается в страну (целью этой операция было бы получение гарантий, что уран будет применяться в мирных целях, а не, как утверждают критически настроенные западные страны, в военных).

Президент Махмуд Ахмадинежад повторно озвучил эту позицию в своём выступлении 3 мая в начале месячной обзорной конференции по договору о нераспространении ядерного оружия в Нью-Йорке. В апреле, в рамках международной конференции в Тегеране, на которой предлагалось поддержать концепцию «атомная энергия для всех, ядерное оружие — ни для кого», представитель иранского внешнеполитического ведомства Рамин Мехманпараст повторил желание его страны «обменять одну тонну обогащённого до 3,5 процентов урана на сто килограммов обогащённого до 20 процентов ядерного топлива под надзором МАГАТЭ».

Противники начала внятного дипломатического диалога с Ираном приводят два аргумента. Во-первых, они предлагают подождать, покуда произойдут сдвиги во внутриполитической ситуации в Иране, но этот аргумент построен на недооценке духа национализма, который исповедуют в Иране все вне зависимости от политических взглядов и который в значительной степени и обеспечивает поддержку дипломатической позиции Ирана по ядерному вопросу.

К примеру, именно лидер оппозиции и бывший премьер-министр Мирхосейн Мусави критиковал администрацию Ахмадинежада всего лишь за выражение готовности рассмотреть вариант с отправкой урана в Россию на переработку. Вся история Ирана, а также тот отпечаток, который она наложила на общественное сознание, сигнализирует любому иранскому политику, что скомпрометировать независимость страны ни в коем случае нельзя. Все восстания, произошедшие в современный период в Иране — табачный бунт 1891 года, конституционный бунт 1906—09 гг., народное восстание в поддержку Мохаммада Моссадика в 1951—53 гг., революция 1978—79 гг., восстание после выборов 2009 г. — все они подпитывались лихорадочным духом национализма. Любому, кому понадобится, чтобы Тегеран изменил курс по любому делу, имеющему отношение к главным национальным интересам, придётся очень и очень долго ждать.

Во-вторых, противники компромисса с Ираном считают, что с Ахмадинежадом нынешняя власть не является «партнёром, с которым можно заключить мир». Частично они правы — нынешний расклад иранской политической элиты не оставляет места для «широкого жеста» наподобие поездки Ричарда Никсона в Китай в феврале 1972 года. Именно такова цена жестоких преследований, обрушившихся на демонстрантов, протестовавших после спорных выборов, прошедших в июне 2009 года.

Но с точки зрения долгосрочной перспективы необходимо отметить, что шаг Никсона стал итогом реалистичной оценки будущего китайско-американских отношений, не связанной с персоналиями, находившимися у власти в тот момент. В начале 1960-х годов, на пике «холодной войны», США рассматривали возможность уничтожения ядерных объектов Китая, но пришли к выводу, что с военной точки зрения это невозможно, а с политической — катастрофично. Вынесение подобной трезвой оценки заняло какое-то время, зато потом началась политика задействования Китая.

Если применить аналогичный подход и сегодня, то начнётся всё, безусловно, с признания абсолютной геостратегической реальности: ядерный вопрос военного решения не имеет. Иран уже в силу своих размеров и особенностей истории является неотъемлемой частью региона и оказывает влияние на все основные его горячие точки (да и на более отдалённые — тоже). Это означает, что настал момент поиска путей к «торжественному открытию» отношений с Ираном.

Все эти значительные факторы говорят о том, что основания для установления мира есть и ведущим политикам нужно только воспользоваться ими. Политика задействования, в рамках которой риторика заменяется позитивной дипломатией в интересах достижения мира, пусть даже «холодного», принесёт неизмеримую выгоду обеим сторонам. В 2010 году необходимость установления мира с Ираном станет главнейшим вызовом, стоящим перед мировым сообществом. В достижении этой цели заинтересованы все. Альтернатива — смерть, разрушения и невообразимый хаос и для «них», и для «нас».