Реакция на текст Фабиано Голго (Fabianо Golgo) «Дело в ксенофобии, а не во взглядах на историю» (Jde o xenofobii, nikoliv o názory na historii), где автор, отвечая на критику своей статьи о русской армии и освобождении Чехословакии, пишет: «Ксенофобной не является дискуссия ни о намерениях Сталина и даже ни о моих познаниях в истории; ксенофобия – ставить знак равенства между моей национальностью и моей предполагаемой неспособностью понять исторические события, которые произошли не в той части света, где я родился. А то, что говорит пан Магид (Magid), а пан Йировец (Jírovec) называет идеологией, абсолютно второстепенно, потому что речь идет совсем о другом. Все комментарии были направлены против широко распространенного убеждения, что иностранцы никогда не могут понять чехов».
Быть где-то «дома» - это обязательство, обязательство по отношению к семье, по отношению к обществу, по отношению к государству. Быть где-то «гостем» - это тоже обязательство, по отношению к хозяевам, их культуре и обычаям. Быть принятым как гость – это награда, а не право. Право въезжать в храм на коне, или входить в синагогу с непокрытой головой, или быть в мечети в обуви, - это право завоевателя, право варвара. Если быть где-то «незваным гостем» - оккупантом, как Сергей Магид (Segej Magid) в Чехословакии, который приехал в Прагу на советском танке, тогда лучше молчать и не высказывать свое мнение о происходящем в «принимающей» стране. Это неписаное правило вынужденного сожительства уважали и советские офицеры в течение долгих двадцати лет «интернациональной помощи». И на всякий случай не выходили из казарм.
Мне никогда не приходилось «вынужденно» соглашаться с пребыванием оккупантов, когда-то это были немцы, потом русские, теперь американцы. И если когда-то я нашел в себе силы высказаться (и во время визита Горбачева в Праге, мы напомнили ему слова магистра Яна Гуса: «Желай правды другим.»), то и сегодня я смогу это сделать. Я никогда не мог смириться с «интернациональной помощью», хотя я никогда не страдал антируссизмом, точнее антисоветизмом, как некоторые мои старшие коллеги. Я понимал его как выражение ненависти, вызванной беспомощностью. Право на самоопределение я понимаю как одно из основных международных политических прав.
Никогда я не чувствовал к этому надменному, барскому высокомерию оккупантов ни уважения, ни страха, ни почтения. Я всегда следовал совету своего деда, который он мне дал в августе 1968 года: «И ни капли воды!». И хотя тогда мне было пять лет, слова «Захватчики, идите домой», написанные по-русски на стене кромнержижского замка, я помню до сих пор, и, еще не умея подписываться, я уже знал, как написать эту фразу. И я знал горечь значения этих слов. Скорее всего, уже тогда было и, скорее всего, есть до сих пор «нетоварищеское», ксенофобное отношение, но мне за него не стыдно. Даже сегодня. Право варваров я уважать не собираюсь. С пролетарским интернационализмом здесь нет ничего общего. Пролетарский интернационализм не приходит ни на гусеницах танков, ни в люках бомбардировщиков. Он приходит как признание равенства и взаимного уважения.
Тот, кто хочет жить в этой стране как гость, должен уважать права хозяев и их самих, или пусть убирается.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Если быть где-то «незваным гостем» - оккупантом, как Сергей Магид в Чехословакии, который приехал в Прагу на советском танке, тогда лучше молчать и не высказывать свое мнение о происходящем в «принимающей» стране. Это неписаное правило вынужденного сожительства уважали и советские офицеры в течение долгих двадцати лет «интернациональной помощи». И на всякий случай не выходили из казарм.
