Фрагмент интервью с генералом Войцехом Ярузельским

Фрагмент интервью с генералом Войцехом Ярузельским (Wojciech Jaruzelski)

- Станет ли дата 10 апреля 2010  года переломным моментом в польско-российских отношениях?

- Я бы не использовал определения "переломный момент", так как оно описывает граничное явление. Между тем процесс международных отношений, в том числе польско-российских, имеет свое протекание, темп, Я бы скорее сказал, что произошел большой шаг в направлении принципиального улучшения этих отношений.

- Что изменилось? Насколько большой шаг мы сделали?

- Миллионы россиян получили знание, которое ранее не было им доступно либо было искажено. Российским властям, Медведеву, Путину потребовалось немало отваги, чтобы переломить этот барьер. Показ фильма Вайды "Катынь" по российскому телевидению значительно расширил границы этого знания.

- Вы относитесь и относились к россиянам с симпатией…

- Не ко всем. Ведь в каждом обществе есть разные люди. Я осознаю, что патология системы, царившей там долгие годы – это одно, а люди – это другое. Хотя это сейчас немодно, я уважаю и люблю русских. Я знаю их от сибирский тайги до кремлевской площади, от космодрома на Байконуре до Большого театра. Я их знаю насквозь. Это великий народ: они являются нашим соседями, и при этом сотрудничество с ними важно для нашего развития, хотя бы если речь идет о сырье. Мы должны поддерживать с ними хорошие отношения. Однако для танца нужны двое, так что следует привести наши шаги в соответствие друг с другом.

-В начале мая вы были на торжественных мероприятиях в Москве, это было несколько недель спустя после катастрофы. Что там говорят о поляках и следствии? Многие поляки обвиняют россиян, что они плохо его ведут.

- В польском посольстве ко мне подошла Татьяна Анодина, глава Межгосударственного авиационного комитета (МАК), элегантная женщина, умная, энергичная, компетентная. Я спросил ее, как продвигается процесс выяснения причин катастрофы. Она сказала, что МАК старается тщательно и объективно подходить к фактам. Но она добавила, что из Польши раздаются голоса, ставящие под сомнение добрые намерения россиян и даже намекающие на то, что они были виновны в катастрофе или пытаются замести следы. Она сказала, что это неправда. Россияне сами больше всех заинтересованы во всеобъемлющем прояснении этого дела, чтобы не осталось никаких вопросов. Они прекрасно знают, что любая неоднозначность ударит в основном по ним, так как катастрофа произошла в России. Правда должна победить. Мне было бы неприятно, если бы оказалось, что основную ответственность несут люди в форме. Я сам  несколько десятков лет носил военную форму и чувствую себя тесно связанным с армией. Подождем все же окончательных результатов расследования, остается еще много неизвестных - целая цепочка причин.

- Возвращаясь к россиянам: что бы они ни сказали на тему следствия, все равно появятся теории, что вина лежит на них. В поляках глубоко укоренилась русофобия.

- Глубоко. К счастью, это не всеобщее убеждение, а только мнение, распространенное в тех кругах и тех СМИ, которые подпитывают эти сомнения. Нужно проявить терпение и минимум доверия к россиянам. Это так, как с соседом за стенкой: если мы будем все время жить с ощущением, что он нас убьет, ограбит или обманет, то мы себя так замучаем. Я знаю, что история оставила нам болезненное наследство. У меня и у моей семьи тоже есть горький опыт, но нельзя постоянно к этому возвращаться. 

- Вы верите, что память о совершенном 70 лет назад сталинском преступлении навсегда останется в памяти обоих народов?

- Может быть, это прозвучит нескромно, но это я впервые привел к тому, что были приоткрыты кулисы этого преступления и обнародована информация о его виновниках – НКВД. Это, однако, было не так просто: было пять лет напряженных усилий, в том числе переговоры с Михаилом Горбачевым, была созвана двусторонняя комиссия историков, и потом -  13 апреля 1990 года - в свете юпитеров президент Горбачев официально заявил, что российская сторона несет ответственность за это убийство, он выразил соболезнования и передал мне папки со списками убитых офицеров. Горбачев, вставший на трудный путь перемен, встретился с сильным сопротивлением. Перемены не поддерживало большинство людей из аппарата партии, администрации, армии, спецслужб. Он ступал на тонкий лед, но решился на этот переломный шаг. На следующий день после этого заявления, 14 апреля, я поехал в Катынь на торжественные мероприятия, чтобы почтить память павших. Я горжусь тем, что я был первым президентом Польской Республики, который отправился туда с официальным визитом. 

- Но обнародовано было не все. Почему нам пришлось еще 20 лет ждать следующих шагов России по этому делу?

- Горбачев не знал всех деталей. Впрочем, до сих пор остаются сложности с их полным обнародованием. Это могучая страна, огромный аппарат, люди, которые чувствуют сильные связи с прошлым. Они боятся, что прошлое больно по ним ударит, поэтому они должны его дозировать. Самое важное, что они признались в преступлении. Я понимаю, что поляки ждут очередных документов, но на это еще может понадобиться время.

- С чем будет сложнее всего?

- Существует сопротивление, связанное с признанием катынского преступления геноцидом, так как для россиян с юридической точки зрения это вопрос спорный. Помимо этого они опасаются, что за этим могут последовать какие-то финансовые претензии. Не будем забывать, что патологичность сталинской системы также привела к смерти миллионов граждан СССР, в том числе тысяч офицеров и даже нескольких маршалов: Михаила Тухачевского, Иеронима Уборевича, Василия Блюхера, Ионы Якира. Россияне сознают, что тема Катыни вызовет цепную реакцию. И мы тоже, как говорил профессор Януш Тазбир (Janusz Tazbir), не должны строить из себя поруганную деву истории. Это не так, что мы всегда были хорошими, а нас всегда обижали. На нашей совести тоже есть кое-что, достаточно вспомнить, кто первый учинил расправу в Москве. Это был вовсе не Наполеон и не Гитлер, который туда и не добрался, а гетман Жолкевский (Stanisław Żółkiewski). Конечно, это давние события, но они показывают, что и у нас есть свои грехи. 

- Как по вашему мнению, стал ли Ярослав Качиньский склоняться к россиянам? Вы наверняка видели обращение, в котором глава "Права и Справедливости" (PiS) их благодарил.

- Я не психоаналитик, а солдат и политик, так что я могу высказываться только с этой точки зрения. Я уважаю его слова, исходя из того, что они были искренними, однако сомнения остаются.

 - Почему?

- Я реалист и я знаю, что  нельзя в одночасье избавиться от убеждений. Я происхожу из среды, далекой от левых сил, но жизненный опыт привел меня на левый край политического поля. Я менялся постепенно, не теряя при этом "левую" систему вневременных ценностей. Ярослав Качиньский – это человек с сильным характером, приложивший много сил к строительству IV Польской республики, поэтому я не представляю себе, чтобы он полностью отошел от этой модели. Он слишком серьезный человек, чтобы делать что-то, от чего он раньше открещивался. Если он хочет сохранить самого себя, ему придется продолжать ту линию, которую он представлял на протяжении всей своей политической жизни.