Целитель Анатолий Кашпировский – новый Распутин

«Давайте говорить честно. Ваш уровень понимания вот таков, - объявляет Анатолий Кашпировский, выходя на сцену расположенного на севере Москвы концертного зала «Космос», и показывает расстояние от большого пальца до указательного. – Однако мой в 1000 раз больше».

Двухтысячная аудитория выглядит впечатленной. Впрочем, заплатив за билет эквивалент 60 фунтов рублями и выложив еще 20 фунтов за DVD с одним из сеансов «дистанционного целительства», они явно рассчитывают увидеть что-то необычное.

И они не уйдут  домой разочарованными (впрочем, надо отметить, что некоторые из них вообще-то уйдут не домой, а в больницу с жалобами на тошноту и сильные головные боли).

После краткого вступления Кашпировский, который в свои 70 лет может похвастаться энергией и внешностью пятидесятилетнего, начинает почти часовой монолог. Он говорит о самых разнообразных предметах – самопрограммировании, Чингисхане, уродливых влагалищных бородавках.

Как бы все это ни было интересно, я чувствовал, что слушатели предпочли бы, чтобы он сразу же перешел к главному – исцелениям, которые в свое время сделали его самым знаменитым человеком в Советском Союзе.

Когда в конце 1980-х годов советская система начала рушиться под собственным весом, массовая подпольная вера в магию и паранормальные явления хлынула на поверхность, поставив общество с ног на голову. Кульминацией этих попыток заменить новыми идеями былые истины марксизма-ленинизма стало невиданное зрелище – экстрасенсорные эксперименты и сеансы целительства на государственном телевидении в прайм-тайм.

Вместо трансляций художественной гимнастики и съездов Коммунистической партии на экране стали появляться люди с гипнотическим взглядом и мягкими голосами, обещавшие исцелить страну от всех болезней. Нация была заворожена.

Из этих покровительствуемых Кремлем экстрасенсов самым известным был Кашпировский, который впервые привлек внимание публики в октябре 1989 года благодаря телепередаче о проведенном им в Киеве сеансе исцеления. На пике популярности этот бывший тяжелоатлет и профессиональный психиатр регулярно возглавлял, согласно опросам общественного мнения, рейтинги общественных фигур, легко оттесняя на второе место в ту пору еще трезвого Бориса Ельцина. Его выступления, проходившие в разных городах от Москвы до Владивостока, собирали толпы народа. По его слову люди начинали рыдать и корчиться. Это напоминало какие-то массовые сеансы изгнания бесов на советский лад.

«Они восхищаются мной, - заявил Кашпировский о своих соотечественниках в 1989 году в ходе совместной пресс-конференции с официальным представителем министерства иностранных дел. – Я могу сделать обратимым то, что считалось необратимым. Я использую внутренние ресурсы тела».

Факт наличия у Кашпировского высоких покровителей сразу же заставил многих провести параллели с безумным монахом Григорием Распутиным – таинственным целителем, губительное влияние которого на царскую семью сыграло важную роль в падении российской монархии и приходе большевиков к власти.

Кашпировский  никогда не был чем-то вроде гнущего  ложки Ури Геллера (Uri Geller). Если выступления израильского экстрасенса мало кто на Западе принимал всерьез– для публики это были просто короткие развлекательные шоу перед крупными спортивными матчами, – то сеансы Кашпировского имели большое культурное и социальное значение. Его фамилия стала символом всех причуд и аномалий последних лет Советского Союза. В сущности, украинский целитель, демонстрировавший другую реальность, которая не укладывалась в партийную линию, возможно, внес некоторый вклад в падение «Империи зла».

Облаченный в черное экстрасенс «лечил» многомиллионную аудиторию, вперив свой пронизывающий взгляд в глубину множества комнат по всей обширной территории Советского Союза. Его голос звучал одновременно успокоительно и странным образом угрожающе.

«У кого было высокое давление, оно падает до нужного предела… У кого были нарушения тазовых органов, это проходит…», - монотонно перечислял он список исцеляемых болезней, вводя этой колыбельной нацию в общий транс.

И кого в это время волновало, что вокруг рушится страна, что магазины почти пусты, что угроза сепаратизма и кровопролития на Кавказе подбирается все ближе? СССР включал телевизоры, настраивался и отключался.

«Когда Кашпировский выходил в эфир, улицы пустели, - рассказывает мне журналистка Катя Мурзина. – Я была еще ребенком, но я помню, как мы обсуждали его выступления в школе. Все верили, что он действительно способен исцелить нацию».

«Мы никогда  раньше не видели по телевизору ничего подобного, - продолжает она.- Следует учесть, что на советском телевидении практически не было рекламы, поэтому все воспринималось буквально. И если государственное телевидение говорило, что Кашпировский обладает какими-то невероятными силами, большинство в это верило».

Главным соперником Кашпировского был седой Алан Чумак, которому лучше всего подходило слово «эксцентричный». Во время своих сеансов он, после короткого и прозаичного вступления, начинал молча и медленно водить руками, точно некий советский дзенский мастер. Его выступления продолжались около получаса. Перед ними миллионы зрителей расставляли по своим квартирам банки и кастрюли с водой, которая должна была «зарядиться целительной энергией».

«По пятницам Чумак поможет зрителям преодолеть аллергии, - предупреждал анонс одного из таких выступлений. – Тем, у кого проблемы с желудком, следует включить телевизор позднее».

После распада Советского Союза звезда Кашпировского быстро закатилась. Его все чаще обвиняли в том, что из-за его сеансов массового гипноза сошли с ума сотни, если не тысячи человек. В 1995 году, после краткого периода заигрываний с политикой, во время которого он был даже избран в Госдуму, Кашпировский покинул Россию и уехал в Соединенные Штаты, где, по слухам, стал лечить эмигрантов из бывшего СССР.

Тем временем в  России вековая тяга русских ко всему  оккультному и паранормальному привела к появлению множества колдунов и экстрасенсов, предлагающих так называемые «магические услуги».

За фасадом современной России лежит странный мир, незнакомый большинству приезжих с Запада, мир в котором бизнесмены обращаются за решением своих проблем к гадалкам, а адвокаты спрашивают у экстрасенсов, чем закончатся судебные процессы. Хотя точные данные получить трудно, в России сейчас действуют около 100 профессиональных оккультистов и экстрасенсов. Общий оборот средств в этом бизнесе только в Москве составляет, по меньшей мере, 15 миллионов долларов.

Тем не менее, о влиянии, которое оказывал Кашпировский на советское общество, многие здесь хотели бы забыть. Людям неприятно вспоминать о том, какой властью над душами он обладал. Как показал недавний опрос общественного мнения, хотя сеансы Кашпировского смотрели 90 процентов жителей Советского Союза, только 13 процентов россиян соответствующего возраста готовы признаться в том, что они это делали.

И все же, несмотря на грозные слова чиновников от здравоохранения, которые утверждают, что Кашпировский «нанес стране серьезный вред», в конце 2009 года «человек в черном» вернулся на российские телеэкраны – на сей раз в качестве ведущего программы, посвященной «изучению сверхъестественного».

Этой весной он объявил о возобновлении своих сеансов, впервые за два десятилетия публично выступив в российской столице. Если учесть, что Россия сейчас пытается восстановиться после периода экономического спада и беспрецедентного по уровню общественного недовольства правящим тандемом Путина и Медведева, возвращение человека, расцвет популярности которого совпал с распадом СССР, без всякого сомнения выглядит символично.

Впрочем, возможно, второе пришествие Кашпировского - не такое уж совпадение? Многие, в том числе бывшие коллеги Кашпировского по занятиям психологией, полагают, что возвращение целителя – результат попытки властей успокоить российское общество и отвлечь внимание от падающих стандартов жизни и растущей жестокости государства. Если это действительно так, подобный план может оказаться палкой о двух концах.

«То, что Кашпировский опять появился в критический для общества момент – не совпадение», - считает председатель комитета по этике Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги Борис Егоров. «При этом люди, которые разрешают ему проводить эти сеансы массовых исцелений, ничего не понимают в психологии масс. Они рассчитывают успокоить людей, снять общественную напряженность. Однако власти оторвались от реальности и в результате просто поощряют агрессию, - добавляет он. – Когда надежды общества на Кашпировского не оправдаются, люди обратят свой гнев против тех, кто находится у власти».

Кашпировский неохотно дает устные интервью, предпочитая общаться по электронной почте. Перед возвращением в Москву он отправился в тур по Израилю, в котором много эмигрантов из бывшего СССР. В это время я и отправил экстрасенсу письмо, чтобы дать ему шанс ответить критикам.

«Все это бред сумасшедших, - ответил он с яростью, заметной даже в интернет-переписке. – Недобросовестные критики будут всегда. Их оружие – ложь и клевета. Их главные мотивы – зависть и их собственная несостоятельность».

Он никогда не смягчал ударов – ни словесных, ни физических. Как-то на одном из российских ток-шоу он набросился на другого гостя, который невежливо себя с ним повел. В этот момент он был похож на пожилого уличного драчуна. Для человека, который открыл советским людям двери новой, неизведанной реальности, это не выглядело подобающим поведением.

Хотя современная Россия изменилась до неузнаваемости со времен славы Кашпировского, страсть страны к всевозможной эзотерике сейчас сильнее чем когда-либо. Какое же впечатление на человека, положившего начало этой мании производят его преемники?

«Старт всему этому дали мои телесеансы и выступления. После них, общество раскололось на две части. Одна половина хотела лечиться, а вторая - лечить».

Мне понравился этот образ: 50% населения ищут, кого бы им исцелить, а другие 50% отчаянно стремятся показать свои опухоли, язвы и бородавки экстрасенсам.

«Тем не менее, это приходит к неизбежному концу, - продолжает он. – Потому что новоявленные спасители доказывать свои способности не спешат».

Не было ли в  этом ответе ревности? Или зависти? Не тоскует ли он по дням своей славы, по годам всенародной известности, по улицам, пустевшим, когда он выступал?

Интересно, что Кашпировский – не единственный российский экстрасенс, вокруг которого возникают политические теории заговора. В 2005 году Григорий Грабовой, собиравшийся выдвинуть свою кандидатуру на выборах президента («Своим первым указом я запрещу смерть») мгновенно получил общенациональную известность, предложив с помощью своих сверхъестественных сил воскресить детей погибших в результате теракта в Беслане – по цене 1500 долларов за тело. В одной из своих статей оппозиционная «Новая газета», финансируемая Михаилом Горбачевым утверждала, что Кремль использовал Грабового, чтобы дискредитировать организацию «Матери Беслана», которая пыталась выяснить правду о теракте. Если это действительно так, власти плохо отплатили своему человеку – в 2008 году Грабовой был осужден на 11 лет по обвинению в мошенничестве.

«Я сомневаюсь в том, что он представляет для России такую же опасность, как те, кто его так жестоко наказал, - говорит Кашпировский. – Обвинениям в его адрес я не верю».

Подробнее распространяться об этом Кашпировский не желает, но все же подобное трогательное единство экстрасенсов не может не впечатлять.

«Анатолий Кашпировский не зря называет свои диски и фотографии своей тяжелой артиллерией», - непререкаемым тоном заявляет по звуковой системе концертного зала женский голос перед началом большого шоу – первого выступления вернувшегося целителя.

«Они обладают универсальным дистанционным лечебным эффектом. Даже когда он уедет из вашего города, вы можете использовать его материалы, и они будут действовать так, как будто бы Анатолий находится рядом и глядит вам в глаза. Некоторые кладут его DVD под подушку на ночь, другие – в основном те, у кого есть проблемы с сердцем, носят его фотографии под рубашкой».

«В прошлом году не меньше 16 человек излечились от полной слепоты, рассматривая фотографии Кашпировского», - заключает диктор, и запись начинает прокручиваться заново.

Впрочем, я не уверен, что последнюю часть я разобрал верно. Наверняка, я что-то расслышал не так. Или Кашпировский в самом деле настолько низкого мнения о своих поклонниках, что он докатился до неприкрытого издевательства?

В любом случае, поклонников не трудно заставить расстаться с деньгами. Товар пользуется бешеной популярностью, старушки ссорятся из-за мест во все удлиняющейся очереди.

«Дайте мне  самое последнее выступление, самое свежее, самое лучшее», - просит краснолицая, полная пенсионерка, протягивая продавщице, помимо превосходных степеней, тысячерублевую купюру.

«Тогда возьмите выступление во Владивостоке, - говорит женщина за прилавком. – Есть еще хорошая запись из Донецка [восточная Украина]».

Следующими с  наличными расстается пара средних лет из одной из среднеазиатских республик бывшего Советского Союза. Они привезли в инвалидной коляске своего сына-подростка и явно рассчитывают, что после сеанса он вернется домой на своих ногах. Родители покупают все имеющиеся в ассортименте диски плюс много фотографий.

Наконец, последний  покупатель отходит от прилавка, и шоу все ж начинается - с опозданием на 30 минут. Сразу же нас ждет сюрприз – энергичный рок-н-ролл в исполнении самого Кашпировского.

«Я не колдун… но заменяю миллион врачей», - рычит экстрасенс. Поет он неожиданно профессионально, в стиле Джонни Кэша - только по-русски с сильным украинским акцентом. Как только замолкает последняя нота, на сцене появляется Кашпировский собственной персоной. Толпа встречает его как коронованную особу – вставанием и аплодисментами. Целитель, облаченный в черный пиджак и свежую белую рубашку, делает гримасу и нетерпеливым жестом призывает к молчанию.

«Как мне к вам обращаться? – размышляет он вслух, глядя в зал. – Зрители, друзья… граждане? Все это не совсем подходит».

«Больные?» - предлагает кто-то из-за моей спины.

«Компьютеры, - говорит экстрасенс, никак не показывая, что услышал. – Вы – компьютеры, которые можно запрограммировать».

Вокруг меня люди закрывают глаза и постепенно впадают в транс– судя по всему, сама по себе лекция – тоже часть процесса лечения. Важны не слова, а, как выражается Кашпирвский, «движение на молекулярном уровне», которое происходит, пока он читает свою лекцию, обильно уснащенную на первый взгляд загадочными, но в действительности бессмысленными фразами, вроде: «Человеку далеко до звезд, но звездам еще дальше до человека».

«Самые мощные лекарства – это не лекарственные средства, - объявляет он. – Например, слыша звон бьющегося стекла, мы пугаемся. Это лекарство? Нет. А когда солнце согревает ваши тела – это лекарство? Нет, это биохимия … Мы должны разбудить внутренние лекарства».

«Мне не нужна ваша вера, - цедит Кашпировский в конце своего монолога. – Зачем она мне? Нужно ли скрипачу, чтобы скрипка в него верила? Нужна ли скульптору вера статуи? Нужно ли мне, чтобы в меня верил это лист бумаги перед тем, как я сомну его и выброшу?»

После этого экстрасенс, явно довольный своим выступлением, приглашает зрителей на сцену подвергнуться его магическому прикосновению. Толпа едва не затаптывает охрану. Я думаю, не присоединиться ли и мне к ней, чтобы проверить на себе, что у Кашпировского за способности, однако что-то меня удерживает. Признаться, я до сих пор затрудняюсь сказать, что именно.

Если учесть, что в аудитории преобладают пенсионеры, атмосфера в зале необычайно заряжена сексуальностью. Внезапно зазвучавшее из репродукторов гипнотическое техно только усиливает это впечатление. Грохот барабанов и басов буквально оглушает меня, и я боюсь даже представить себе, что эта музыка делает с остальными, ведь большая часть из них никогда не пробовала на себе эффект подобных ритмов. «Hardcore, funky bass», - объявляет механический голос, потом вступают клавишные. Все это совсем непохоже на советские народные песни и бодрые пролетарские гимны, на которых выросло большинство присутствующих.

«Компьютеры» подходят к Кашпировскому поочередно. Некоторые медлят, идут мелкими шажками, другие, напротив, радостно к нему бросаются. Кашпировский касается их, секунду смотрит им в глаза, и они соскальзывают на пол.

«Но они не спят!» - провозглашает он, и это действительно так – одна из женщин на сцене старательно одергивает юбку, чтобы случайно не показать нижнее белье.

Я смотрю на мальчика в инвалидной коляске. Его родители яростно спорят с охранником, который отказывается пускать их на сцену. С другой стороны зала женщина пытается помочь своему слепому мужу подняться по лестнице к Кашпировскому.

«Нет, нет, нет! – кричит экстрасенс. – Он может пораниться, если упадет. Уведите его, я поработаю с ним дистанционно».

Женщина в смятении, надежды, которые она возлагала  на этот вечер, растоптаны. Она хнычет что-то в ответ, но ее слова заглушает музыка. Хромых и слепых сегодня исцелять не будут.

Вскоре сцена уже покрыта телами упавших. Все это до странности напоминает мне конвейер на бойне. Несколько зрителей вскакивают с мест и начинают вальсировать с невидимыми партнерами, не обращая внимания на сотрясающие стены звуки техно.

Интересно, как влияет на самолюбие способность вызвать массовую истерию одним мановением руки? В случае Кашпироского, она явно усугубила его презрение к простому люду. Мне приходит в голову, что его популярность как-то связана с известной тягой русских к сильной руке и авторитарному руководству. Я начинаю записывать эту мысль, но тут техно стихает, и Кашпировский, спустившись в зал, начинает прогуливаться между рядами. Инстинктивно я тут же прячу ручку и блокнот – как школьник шпаргалку перед учителем.

Через два ряда от меня всхлипывает пенсионерка. По ее лицу текут слезы. Кашпировский подходит к ней, чтобы дать житейские советы. В сущности, они сводятся к чему-то вроде: «Идите домой и поешьте на ужин овощей», однако мы уже за пределами слов, и лицо женщины тут же начинает морщиться от смеси радости и скорби, страсти и сожалений.

На следующий день газеты набросятся на Кашпироского и будут писать о том, что его «одиозные» методы привели к тому, что многие из зрителей после его выступления обратились к врачам с жалобами на психосоматические симптомы – от сильных головных болей до обострений язвы.

Безумие продолжается. Женщина лет двадцати – та самая, которая боялась, что кто-то увидит ее трусики, - поднимается и скользит к Кашпировскому. Выражение ее лица напоминает мне девушек из «Семьи» Чарльза Мэнсона на суде. Такие же преданность, экзальтация и смущение. Она встает рядом с ним и ждет, пока объект ее безраздельного внимания отвернется от пенсионерки, но Кашпировский отстраняет ее и, почти не глядя, проходит мимо. «Так дело не пойдет», - бросает он в ее сторону.

После этого, как будто устав от поклонения и решив, что с него достаточно безумия, он приказывает павшим восстать, что они и делают, слегка неуверенно, но с широкими улыбками на лицах.

«У нас был  хороший вечер, - говорит Кашпировский. – И у нас осталось еще много DVD. Если вы их купите, не забудьте, что вы никому не должны их одалживать».

С этими словами  он уходит со сцены.

Атмосфера после шоу напоминает мне окончание дискотек, которые я посещал в начале девяностых. Глаза как плошки, поток сознания, обнимающиеся незнакомцы – все симптомы налицо. Я наполовину ожидаю, что разгоряченные пенсионеры пойдут расслабляться в ближайший клуб.

Я пользуюсь установившимся духом товарищества, чтобы задать зрителям несколько вопросов. Я хочу выяснить две простых вещи: были ли все эти люди больны, и если да, то, чувствуют ли они себя лучше после сеанса?

«Шесть месяцев назад мы попали в автокатастрофу», - рассказывает полная женщина, которая хотела купить «самые лучшие» DVD Кашпировского, указывая на своего худощавого, затянутого в черное мужа. «У нас были травмы внутренних органов», - продолжает она со странным оттенком гордости в голосе.

А теперь?

«Я почувствовала, как у меня печень шевельнулась, - отвечает она. – Теперь я поправлюсь, я уверена».

Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы сказать, что гром басов вполне мог привести к такому эффекту.

«Плохо, что Вы такой скептик, - говорит ее муж, заметив выражение моего лица. – Кашпировский – удивительный человек».

Девушка, нижнее белье которой только что чуть не оказалось предметом общественного внимания, собрала вокруг себя небольшой кружок. «Я почувствовала, что просто должна подняться и подойти к нему, - вещает она. – Он был как магнит».

Окружившие ее бабушки внимают каждому слову.

«Он заставил меня это сделать?», - недоумевает она.

«Разумеется, милая, - шепчет одна из женщин. – Но все это для нашей собственной пользы».

Я задаю свои вопросы.

«Нет, я ничем не больна, - говорит девушка, ничуть не смутившись. – Однако у моего брата шизофрения, поэтому я решила сходить на сеанс попытать счастья – вдруг это может ему помочь. Я так рада, что пришла».

После этого я заговариваю с парой немолодых женщин, обладающих странной привычкой договаривать фразы друг за друга. Они проявляют заметно меньше энтузиазма.

«Мы обе уже  много лет страдаем от проблем  с носоглоткой», - говорит одна, шмыгая носом. «Не могу сказать, чтобы у нас были заметные улучшения», - добавляет вторая. «Однако мы, кончено будем смотреть диски, - продолжает ее подруга. – Я уверена, что это поможет».

Я не завидую уверенности поклонников Кашпировского в том, что все обернется к лучшему, и их боли и недуги неким чудесным образом исчезнут. Эта способность яростно– пусть, зачастую, и недолго – веровать в обещания харизматических фигур – очень характерная для России черта.

От сталинских ударников, трудившихся в шахтах, приближая зарю коммунизма, до толп, поддерживавших на перестроечных митингах Ельцина в его борьбе против кремлевских приверженцев «жесткой линии», русские всегда были готовы пойти на любые жертвы ради светлого будущего. Однако в итоге их надежды никогда не жили долго, а граница между любовью и ненавистью здесь всегда была до неразличимости тонкой.

Пробираясь к выходу, я натыкаюсь на супругов из Средней Азии с больным сыном. Мать не скрывает слез, отец покраснел от ярости. Мальчик с кипой продукции Кашпировского в руках выглядит потерянным. Он явно озадачен шумихой. Похоже, он был единственным, кто с самого начала не верил в чудо.

Парочка пенсионерок утешает мать, советуя ей продолжать верить. Дескать, диски и фотографии обязательно помогут, в конце концов. Похоже, ее это не убеждает, и ее скорбь постепенно перерождается в гнев. Возможно, это первая ласточка неминуемого разочарования публики в Кашпировском.

Я задумываюсь о том, как пойдет этот разговор дальше, и, одновременно, о том, куда заведет Россию ее вечная страсть ко всему сверхъестественному и оккультному. Однако на сегодня с меня достаточно, и я выхожу в московскую ночь.