Для многих - а может быть, и для всех - государственных деятелей война – это всего лишь продолжение политики. Правительство может прибегнуть к дипломатическому давлению, может ввести санкции, а может начать военные действия.
США – демократическая страна, и американцы любят думать, что они задают миру моральные стандарты. И все же, с тех пор, как закончилась холодная война, ни одна страна не использовала военную мощь столь легко и беспорядочно как Америка. Лишь немногие из конфликтов, в которых мы участвовали, можно было бы хоть в какой-то мере оправдать «самозащитой». В основном это были просто «войны по выбору», направленные на достижение тех или иных политических целей.
Американское руководство с удивительным безразличием относилось к смерти и разрушению, которые оно навлекало на чужие страны. Общество же – по крайней мере, изначально – по большей части вообще воспринимало войны как компьютерную игру.
Однако в двух странах, которые больше всего сделали для того, чтобы развязать Вторую мировую и больше всего от нее пострадали, когда она пришла на их землю, относятся к войне совсем иначе. Япония, единственная страна, пережившая атомную бомбардировку, сейчас превратилась в оплот пацифизма.
В Германии к идее военного вмешательства так же относятся с сомнением. Берлин только недавно начал опять направлять войска за границу, и большинство немцев недовольны тем, что НАТО приобрела «экспедиционный» характер.
В конце мая президент Германии Хорст Келер (Horst Koehler), посетив Афганистан, заметил в своем радиоинтервью: «Страна такого размера как наша, фокусирующаяся на экспорте и зависящая от внешней торговли, должна осознавать... что иногда необходимо отправлять войска, чтобы защищать наши интересы - например, когда речь идет о торговых путях, или предотвращении региональной нестабильности, которая способна отрицательно сказаться на нашей торговле, нашей занятости и наших доходах».
Для американского политика в таком заявлении не было бы ничего необычного. Во время первой войны в Персидском заливе госсекретарь Джеймс Бейер (James Baker) говорил, что по Ираку необходимо было нанести удар ради доступа к нефти и защиты рабочих мест. Вообще многие из военных предприятий США оправдывались - по крайней мере, частично – именно экономическими соображениями.
Однако оказалось, что Германия – это не Америка. На президента обрушились с критикой представители всего политического спектра. Его обвинили в том, что он выступает за «дипломатию канонерок» и подрывает германскую конституцию, которая говорит только о защите Германии. Даже союзники назвали его риторику «неуклюжей». В целом идею о том, что немцы должны стать «солдатами международной торговли», общество приняло в штыки.
Под этим напором Келер вынужден был покинуть свой пост, пожаловавшись, что к нему не проявили того уважения, которого заслуживает глава государства. Кстати, все это стало сильным и неожиданным ударом по позициям канцлера Ангелы Меркель – Келер был членом ее партии, и парламентское голосование, в ходе которого депутаты должны будут выбрать его преемника, она, скорее всего, проиграет.
Некоторые американцы сочли случившееся свидетельством геополитической незрелости Германии. Журналист Клейтон Макклески (Clayton M. McCleskey) пишет: «Г-н Келер оказался в изоляции - одинокий лидер, попытавшийся заставить Германию понять, какое место она занимает в мире». Однако, возможно, не так уж неправильно, что общество требует от своих лидеров, чтобы те представили для участия в войне серьезные причины – более серьезные, чем те, на которые обычно ссылаются в США.
На самом деле, Америке отчаянно необходимо всерьез обсудить вопрос о том, когда ей следует прибегать к войне. Поддержание торговых маршрутов и свобода морских путей – традиционные национальные приоритеты, но угрожает им только масштабный конфликт, уровня мировой войны. Президент Келер утверждал, что под защитой торговых путей он подразумевал борьбу с пиратами у берегов Сомали, но с войной в Афганистане это несравнимо.
Экономические соображения плохо оправдывают войну, если на кону не стоит выживание нации. Нельзя бомбить другие страны только потому, что твоей стране грозит небольшой рост безработицы, или даже резкое повышение цен на бензин. Торговля – дело хорошее, но не в том случае, если для того, чтобы торговать, необходима война.
Впрочем, в любом случае, к конфликту в Афганистане экономика отношения не имеет. Утверждения о том, что война там предотвращает отрицательно сказывающуюся на «нашей торговле, нашей занятости и наших доходах» региональную нестабильность, которой так опасается Келер, звучали бы нелепо даже для политика.
Любая нестабильность влияет на глобальный мир. Однако эффект, который оказывает нестабильность в большинстве стран и регионов на богатый и процветающий Запад, невелик. Нестабильность в Афганистане и других государствах Центральной Азии почти не сказывается на США и Европе.
Разумеется, ни одна из Западных стран не будет беспокоиться за свою торговлю, свои рабочие места и свои доходы из-за афганского конфликта. В этой несчастной стране война идет уже не один десяток лет, и вмешательство США в 2001 году только вызвало очередной виток напряженности.
Впрочем, даже если бы Америку и ее союзников всерьез волновали отрицательные последствия для экономики, это не могло бы оправдать почти 9 лет войны, конца которой не видно. Наличие интересов – необходимое, но не достаточное условие. Нужны еще и моральная правота, а также разумный шанс на успех.
Первым Вашингтон обладал, когда решил свергнуть режим талибов, помогавший «Аль-Каиде». Однако этим невозможно оправдать принудительное государственное строительство, которое скорее способствует, чем препятствует развитию терроризма. Разумеется, многие в Афгане хотели бы построить достойное общество, но в правительстве Карзая эти люди почти не представлены. Как бы хорошо себя ни показали американские военные, как бы качественно ни готовили новую афганскую армию, причин умирать за это правительство у афганцев нет.
Таким образом, успех в Афганистане становится все менее достижимым - по крайней мере, в разумные сроки и за разумную цену. Идея пожертвовать десятками жизней союзников и афганцев и потратить сотни миллиардов долларов на некий гуманитарный крестовый поход выглядит сомнительной даже теоретически, не говоря уже о практике.
К слову, на встрече с американскими военными в Афганистане генерал Стэнли Маккристал (Stanley McChrystal) признал проблему с гибелью мирных жителей на блокпостах. «Мы подстрелили огромное количество людей, кое-кого из них насмерть, а в итоге, насколько мне известно, оказалось, что никто из них по-настоящему не представлял угрозы для наших солдат», - заявил он. Генерал также добавил, что ему неизвестно ни единого инцидента с применением силы и стрельбой, «по итогам которого оказалось бы, что в машине находилось оружие или террорист-смертник». Такой вот гуманитарный конфликт.
Влезать в него ради «торговли, рабочих мест и доходов» - на редкость мерзкая идея, и в Германии это понимают. Даже американцы должны были бы счесть это вопиющим.
Война – это уродливая часть реальности. Пока люди остаются людьми, мы вряд ли сможем ее полностью уничтожить. Однако мы можем сделать так, чтобы она случалась реже.
Так как Америка – по крайней мере, в настоящий момент - больше прочих стран склонна прибегать к силе, на ней лежит особая ответственность: она должна мыслить более критически, и думать перед тем, как хвататься за оружие. В этом смысле немцы могут многому нас научить.
Война должна стать последним выходом, к которому прибегают только в тех случаях, когда речь идет о жизни и смерти. Борьба с терроризмом как раз такой случай, однако даже против терроризма война редко бывает эффективным средством.
Войн по выбору больше быть не должно, какими бы они ни казались маленькими и победоносными. Легкость победы не делает сильного правым. К тому же, как нас уже научил опыт Ирака и Афганистана, война редко бывает легкой прогулкой, которой ее иногда представляют. Хватит считать войну продолжением политики.
Дуг Бэндоу – старший научный сотрудник Института Катона.