Возможно, вскоре обвиняемые в шпионаже россияне будут позировать не для тюремных фотографий в Америке, а для марок в Москве; это случится, если будет достигнута договорённость об обмене, а Кремль не изменит своему обычаю чествовать тайных агентов.
Ещё с давних времён «холодной войны» Кремль запечатлевал на почтовых марках портреты разведчиков, которым удавалось до ареста украсть самые тщательно охраняемые тайны Запада — от четежей атомной бомбы и дипломатической переписки до технической информации.
Истории об этих людях так же хорошо известны в России, как у нас — история шпиона времён войны за независимость Натана Хэйла (Nathan Hale).
И хотя жить в Москве скучнее, чем в Нью-Йорке, Бостоне, Нью-Джерси, Сиэттле и Вашингтоне, где на постоянной основе жили одиннадцать российских агентов глубокого внедрения, ныне обвиняемые в шпионаже, всё равно это будет не так плохо, во всяком случае, если судить по опыту их предшественников.
Главной проблемой станет не сойти с ума.
«На протяжении всей советской эпохи к таким агентам относились с почитанием, — говорилось в недавней статье в New York Times. — Нелегалы вроде Рудольфа Абеля и Конона Молоди [шпиона времён «холодной войны», которого в Великобритании знали под именем Гордон Лонсдейл] становились национальными героями, Служба внешней разведки даже разместила их биографии на своём сайте».
Немец Абель, настоящим именем которого было Вильям Генрихович Фишер, был, пожалуй, самым знаменитым русским шпионом, которого когда-либо разоблачали — ещё на позапрошлой неделе.
Арестованный в 1957 году в Нью-Йорке Абель был спустя пять лет обменен на Гэри Фрэнсиса Пауэрса, пилотировавшего самолёт-разведчик U-2, сбитый над территорией Советского Союза в 1960 году. Абель умер от рака лёгких в 1971 году и стал национальным героем.
В последние дни Советского Союза, в 1990 году, его портрет был помещён на марке.
Аналогичной чести удостоились ещё по меньшей мере четыре московских «нелегала» на Западе, а также знаменитый британский двойной агент Ким Филби, едва избежавший поимки в Лондоне.
В целом все они после возвращения прожили свою жизнь спокойно.
В 1969 году Хайнц Фельфе, нацист и бывший офицер СС, в послевоенные годы шпионивший в пользу Москвы на своём посту главы западногерманской контрразведки, был обменен на троих западногерманских студентов, задержанных по обвинению в шпионаже против СССР в пользу ЦРУ.
Восстановив здоровье после восьми лет тюрьмы в Крыму, Фельфе поселился в Восточной Германии, где читал лекции по криминалистике в берлинском Университете имени Гумбольдта и неспешно писал мемуары, опубликованные в 1986 году. Он скончался в своей постели в мае 2009 года.
Аналогичным образом, Карл и Хана Кёхеры без приключений попали в коммунистическую Чехословакию, когда прошли через знаменитый Глиникский мост в Берлине, а навстречу им прошёл советский диссиент Анатолий Щаранский. Случилось это в 1986 году.
Он-то это заслужил: мало того, что в 1970-х и 1980-х внедрился в ЦРУ в качестве советского двойного агента, но и выдержал подозрения собственной службы в том, что всё время работал на американцев.
«После обмена Кёхер и его жена были встречены [чешским правительством] как герои за свою преданность коммунистической партии и премированы новым автомобилем “вольво” и новой виллой под Прагой, — сообщает его соотечественник. — Кёхер работал в Чешской академии наук, а также в Пражском институте экономического прогнозирования — аналитиком».
Но на Хане слава шпионки сказалась дурно. Вместе со своим мужем она была активной участницей субкультуры двойных агентов в Вашингтоне, о чём сообщает Рональд Кеслер. В 1995 году чешский суд отклонил её жалобу на то, «что разглашение сведений о её шпионской деятельности вредит её бизнесу в Праге».
Аналогичным образом была испорчена жизнь ещё двух советских шпионов — Морриса и Лоны Коэнов, кравших ядерные технологии у США и Великобритании во время и после второй мировой войны. На Западе, кстати, их больше знают под вымышленными именами — Петер и Хелен Крогер. После обмена, состоявшегося в 1969 году, их наградили дачей и почестями.
«Коэнов наградили Орденом Красного Знамени и Орденом Дружбы Народов за их шпионскую деятельность, — говорилось в одном сообщении. — После развала Советского Союза правительство Ельцина удостоило их ещё и звания Героев России».
Но в эмоциональном плане, если верить британскому писателю Найджелу Уэсту, пишущему о шпионах, их жизнь оставалась неустроенной.
Спасибо, не надо
«После освобождения Крогеры жили как почётные гости КГБ на подмосковной даче, учить русский отказывались, общаться со своими родственниками в США и с западными СМИ — тоже, — пишет Уэст. — Идеологическая верность Хелен Крогер оставалась незамутнённой, но Петер явно расстроился из-за суровых условий жизни при тоталитарном режиме. Особенно ему не нравился Леонид Брежнев. В 1991 году они нарушили молчание и согласились дать интервью одной советской телевизионной программе, и тогда стало ясно, что у Хелен всё по-прежнему — за все эти годы не изменился ни её сильный бруклинский акцент, ни её желание командовать мужем».
Она скончалась в 1992 году, Моррис — в 1995.
Шпион, известный под именем Гордона Лонсдейла и обмененный во время «холодной войны», тоже впал в болезненное состояние после того, как его встретили как героя.
«Для Молоди жизнь в Советском Союзе не была счастливой», — говорилось в его некрологе, опубликованном в лондонской Daily Telegraph.
Он стал «резко критично настроен по отношению к тому, как шло управление торговлей и промышленностью; ему дали низкую должность, и он запил», — как сообщается ещё в одном сообщении.
Лонсдейл «умер во время похода за грибами в октябре 1970 года в возрасте сорока восьми лет» — так говорилось в его некрологе.
Самый крупный обмен шпионами в истории состоялся в 1985 году, когда Мариан Захарский, самый знаменитый шпион в Польше, прошёл через Глиникский мост в составе группы, которую обменяли на другую группу из двадцати трёх человек, сидевших в тюрьмах ГДР и Польши за шпионаж.
Захарский жил в США приблизительно с 1977 года и до 1981 года, когда был арестован. За это время он стал президентом станкостроительной компании, что позволило ему завладеть важной информацией в области промышленности и торговли.
Его тоже встречали с большими почестями, но в конечном итоге всё кончилось плохо. Варшавская прокуратура обвинила его в злостных нарушениях при управлении сетью пунктов обмена твёрдой валюты, а полиция хотела вызвать его на допрос в связи с незаконной торговлей автомобилями.
И тогда Захарский доказал, что бывшие шпионы не всегда перестают быть шпионами. В конце концов, уж они-то умеют исчезать, когда надо.
В июне 1996 года он уехал в Швейцарию, и больше его никто не видел.
В 2008 году польское телевидение сняло шестисерийный фильм о его жизни.
Анна Чапман, наделавшая шуму звезда из числа подозреваемых в шпионаже россиян, возможно, тоже с нетерпением ждёт возможности поучаствовать в телешоу и сняться для портрета на марке — вне зависимости от того, будет ли она после этого жить долго и счастливо.
Обычно они не живут.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
И хотя жить в Москве скучнее, чем в Нью-Йорке, Бостоне, Нью-Джерси, Сиэттле и Вашингтоне, где на постоянной основе жили одиннадцать российских агентов глубокого внедрения, ныне обвиняемые в шпионаже, всё равно это будет не так плохо, во всяком случае, если судить по опыту их предшественников. Главной проблемой станет не сойти с ума.
