В воскресенье поляки пошли на выборы, замечательные не столько своим исходом, сколько трагичностью сопутствовавших им обстоятельств: это были досрочные выборы, проведённые после того, как 10 апреля в самолётной аварии погибли предыдущий президент с супругой, глава центрального банка Польши, командующий штабом вооружённых сил и ещё восемьдесят четыре человека из состава высших эшелонов власти страны. Бронислав Коморовский (Bronislaw Komorowski), ориентирующийся на бизнес политик-центрист, победил на выборах брата-близнеца погибшего президента Ярослава Качиньского. С 2006 по 2007 год, когда Качиньский возглавлял правительство, он выступал как правый националист, но перед выборами пересмотрел собственную сущность, сделавшись почти умеренным. То, что после национальной трагедии прошли вполне непримечательные выборы, говорит о том, что Польша наконец закончила свой долгий путь в сторону нормальности политической жизни. Многие опасались, что после аварии политическая система Польши будет уничтожена, но этого не произошло, напротив — был сделан окончательный шаг в сторону нормализации.
Всего несколько лет назад Польша производила впечатления политически нестабильной страны, где в яростной схватке схлестнулись разные культуры. Польша вела демонстративно антиевропейскую политику, имела обострённые отношения с крупными соседями — Германией и Россией, а также была настолько проамериканской, что коллеги по ЕС начали задумываться, сможет ли Польша вообще хоть когда-нибудь стать по-настоящему европейской страной. Под управлением скрытных и эксцентричных близнецов Качиньских (один был президентом, второй — премьер-министром) Польша стала аутсайдером Евросоюза. В какой-то момент Качиньские едва не парализовали работу альянса, выступив с макабрическим требованием учесть при расчёте веса голосов стран в ЕС и его институтах погибших во второй мировой войне. Погрязшие в коррупции политические партии пользовались глубоким социальным и экономическим расколом между обозлёнными аппаратчиками коммунистической эпохи, бедной и отсталой деревней, не успевшей вписаться в современную экономику, и средним классом — преимущественно жителями городов, выигравшими от перехода к капитализму, произошедшего после 1989 года. Качиньские воплощали собой параноидальный тип поляка-политика, нападавшего на иностранцев и на представителей меньшинств, и считали, что страна в опасности, а повсюду вокруг заговоры и враги.
Сейчас, похоже, почти всё это подвергнуто забвению. Умеренный премьер-министр Дональд Туск и его министр иностранных дел Радек Сикорский (Radek Sikorski) всего за два года смогли переориентировать Польшу в направлении ЕС, помириться с Россией и ослабить исторически очень сильные связи с США. То, что Польша теперь видит своё будущее крепко привязанным к ЕС, — это не столько идеологически мотивированный выбор, сколько признание реальности, определяемой в первую очередь существованием экономических и торговых связей. Восемьдесять процентов польского экспорта уходит в ЕС, в первую очередь — в Германию, Великобританию и во Францию, Америка же не входит даже в первую десятку внешнеторговых партнёров Польши. Несмотря на все исторические польско-американские связи, несмотря на существование в США десятимиллионной польской диаспоры — теперь молодые и бурно развивающиеся сообщества польских эмигрантов существуют и в Великобритании, и в Германии, и в Ирландии. Хорошо оплачиваемые рабочие места в Брюсселе и стабильный приток субсидий ЕС тоже помогли переориентировать польскую элиту в сторону Европы. Невзирая на яростный евроскептицизм Качиньских и некоторых других представителей политического руководства, целых 61 проценто поляков считают, что членство в ЕС выгодно их стране (это выше, чем средний показатель по ЕС, составляющий 53 процента). Страна чем дальше, тем больше становится богатой и космополитичной и, если не считать деревенского и гораздо более бедного востока, давно стала частью европейского мейнстрима.
Оттачивая свои отношения с Европой, Польша извлекла болезненный урок об небезграничности возможностей Америки. Благодаря особым отношениям с США Польша когда-то считалась естественным лидером так называемой «новой Европы», по большей части состоящей из восточноевропейских стран, в большей степени ориентированных на Америку и в меньшей характеризующихся антикапитализмом, чем старые сильные страны наподобие Германии и Франции. Но интересы Америки на восточной окраине Европы уступают по важности её серьёзнейшим стратегическим отношениям с Россией. Вашингтон нуждается в Москве, чтобы договориться насчёт Ирана и насчёт нераспространения ядерного оружия, чтобы делать шаги в сторону разоружения, а также чтобы иметь возможность снабжать всем необходимым свои войска в Афганистане через её территорию. Поляки узнали, что их так называемые особые отношения ничего не значат, когда на кону стоят интересы стратегического уровня. А когда Барак Обама «перезагрузил» отношения с Россией и отказался от планов администрации Буша строить элементы противоракетной обороны, часть которых должна была размещаться в Польше, мнения Варшавы даже никто не спрашивал.
Явным признаком новой стабилизации польской политики может оказаться предвыборная кампания проигравшего кандидата. Злобный националист, в бытность премьер-министром с удовольствием громивший в своих речах немцев, русских и гомосексуалистов, Качиньский мобилизовал большое количество молодых поляков-горожан, пошедших голосовать только за тем, чтобы его не переизбрали в 2007 году. Пытаясь завоевать большую долю электората, однако, он отказался от крайне правой риторики и позиционировал себя как умеренного кандидата с более мягким и более универсальным посылом, в том числе пообещав пойти на компромисс с социалистами (которых однажды обещал выгнать из общественной жизни) и взяв более мягкий тон в высказываниях в адрес Германии и России. Собственно, своей едва не состоявшейся победой на выборах Качиньский обязан своим движением в сторону центра, а не в сторону крайнего радикализма.
