Российские шпионы и стратегическая разведка

В США поймали несколько российских шпионов и обменяли их на четверых граждан, задержанных Россией по обвинению в шпионаже. Сообщения об этом, появившиеся в СМИ, распадаются на три следующие группы:

1) что «холодная война» началась снова;
2) что «холодная война» закончилась, а значит, вести разведку такими устаревшими методами сомнительно;
3) что российские шпионы тратили время на бессмысленные шатания вокруг аналитических цетров и открытых форумов, действуя некомпетентно и архаическими методами.

Утверждается, что мир стал более глобализированным, а страны стали в большей степени зависеть друг от друга, а значит, каждая страна должна знать три вещи о каждой из стран, с которой взаимодействует.

Первое. Необходимо знать, на какие действия способны другие страны. Будь то в военном, экономическом или политическом плане, знание возможностей других стран сужает разброс возможных действий, избавляет от фантазий и спекуляций на тему возможных шагов. Второе. Необходимо знать намерения других стран. Это важно в краткосрочном периоде, особенно тогда, когда намерения и возможности у страны совпадают. Наконец, третье. Необходимо знать, что может произойти в стране такого, чего не ждёт её правительство.

Чем могущественнее страна, тем важнее для неё понимать, что она делает. США — это самая могущественная страна в мире. Следовательно, на США сходятся фокусы могущества всех остальных стран мира. Зная, что будут делать США, и корректируя собственные действия с учётом этого, любая страна может уберечься от трудностей и даже от катастроф. Конечно, это относится не только к США. Каждая страна мира взаимозависима с какими-либо другими странами, и потому как бы следит за ними. Страны эти могут быть и врагами, и друзьями, и, так сказать, просто знакомыми. Не бывает так, чтобы страны не следили друг за другом, равно как и корпорации за другими корпорациями, а отдельные граждане — за другими индивидуумами. Способы, которыми они это делают, могут быть различными, но сама по себе подобная деятельность — неотъемлемая часть человеческой жизни. Так что впадание в шок из-за того, что русские, оказывается, интересуются происходящим в США, — это, мягко говоря, уж совсем.

Ремесло русских под лупой исследователя

Были ли русские шпионы неумехами? Давайте разберёмся. В 1920-х и 1930-х годах Советы разработали уникальную методику шпионажа. Конечно, чиновников они вербовали, документы тоже крали. Но что им удавалось великолепнее всего — это внедрять необнаружимых оперативных агентов на ключевые позиции. Советские специалисты по «кастингу» приходили на встречи левых и отбирали потенциальных вербуемых. Кандидатами становились молодые люди с безупречной репутацией и всегда слабыми связями с левым движением. Их вербовали, апеллируя к идеологии, реже — с помощью подкупа, сексуального соблазнения или шантажа. С коммунистами и со спутниками они больше не контактировали. Они поступали на службу в агентства разведки своих стран, в министерства иностранных дел, в министерства обороны и так далее. Их брали — сказывалось семейное происхождение и академические заслуги. И затем их оставляли «на месте» лет на двадцать-тридцать, давая им возможность вырасти в должности, изредка немного ускоряя их карьерный рост путём предоставления определённого рода информации.

Советы понимали, что завербованный сотрудник может оказаться двойным агентом. Но красть секретные данные «при случае» — тоже рискованное занятие, потому что происхождение подобных материалов всегда бывает достаточно мутным. А вербовать людей, ещё не ставших агентами, создавать психологические и материальные привязки за долгие годы управления и позволять людям в течение продолжительного срока взрослеть, становясь высокопоставленными сотрудниками разведки и министерств, — всё это давало много времени на проверку лояльности и компетентности. Таким путём Советы не только раздобыли массу ценной информации, но и научились оказывать влияние на процесс принятия решений в других странах. Представим, что молодой человек завербован в 1930-е, работает в Управлении стратегических служб, позднее — в ЦРУ, пробивается в верха этой структуры — если бы такое случилось, то у Советов в распоряжении оказались бы и информация, и власть.

Подобные операции могли длиться десятилетиями. Советские кураторы проживали целую жизнь, курируя всего одного завербованного. Процесс разбивался на четыре фазы.

1) отбор подходящих кандидатов;
2) оценка и вербовка;
3) внедрение и курирование карьерного роста;
4) эксплуатация.

И чем дольше длится третья фаза, тем больше пользы приносит четвёртая.

Из сообщений в прессе сложно понять, чем именно занимались россияне в США, но два факта мы о них знаем точно: во-первых, они не дураки, во-вторых — умеют ждать. Раз уж нам приходится гадать, выскажем такую догадку: они занимались тем самым «кастингом». На заседания в аналитических центрах они ходили не затем, чтобы слушать доклады, а затем, чтобы отбирать кандидатов для вербовки. Им всем от двадцати двух до тридцати лет, они все были или стажёрами, или молодыми работниками, всем им семейное происхождение и академические успехи позволяло легко устроиться работать в связанные с секретами правительственные структуры США. Да и нечего ждать, что человек в возрасте двадцати-тридцати лет будет снабжать Москву информацией и властью.

Нам представляется, что СМИ не сумели отличить друг от друга две отдельные задачи, которые преследовала Москва.

Двоякая цель и опасности шпионажа

Один из российских оперативников Дон Хитфилд (Don Heathfield) пять раз встречался с одним из сотрудников Stratfor. Не похоже, чтобы его пытались завербовать; российский оперативник хотел, чтобы наш сотрудник протестировал программное обеспечение, которое, по его словам, разработала его компания. Мы подозреваем, что если бы это произошло, то информация с наших серверов начала бы утекать в Москву. В тот момент мы не знали, кто это был (в ФБР мы сообщили, но эти ребята были везде, а мы были лишь одними из многих).

Таким образом, в группе явно был человек с легендой агента по продажам программного обеспечения, с заданием (как мы подозреваем) внедряться в наши компьютеры. Как уже говорилось, были в группе и «кастинговые» агенты. Рискнём предположить, что Анна Чапман была задействована именно на фазе «кастинга». Никто из Stratfor не получил возможности пообщаться с ней, видимо, из-за провала первых «проб».

На каждом этапе работы оперативников требовалось громадное количество времени, терпения, а главное — легенд. Оперативникам приходилась «сливаться с окружающей средой» (в данном случае у них это получилось не очень хорошо). Русские всегда умели это делать гораздо лучше, чем американцы. К примеру, для русского долгосрочное задание означало возможность оказаться в США. Если бы американцы попробовали провернуть нечто подобное, им пришлось бы сначала убеждать человека долгие годы учить русский язык, доведя уровень владения им почти до совершенства, а потом ещё и потратить двадцать-тридцать лет на жизнь в России. Кто-то, возможно, и был бы готов на это пойти, но уж конечно, желающих нашлось бы не так много, как среди русских — готовых столько же времени проработать в США или Западной Европе.

Таким образом, США могут вербовать людей (и иногда даже не наталкиваться на двойных агентов), покупать секретные документы, но вот требующие огромного терпения и большого количества времени операции даются американцам крайне сложно. Такие дела несовместимы с представлениями американцев о карьере и семейной жизни.

Вместо этого США стали вести разведку техническими средствами. Таким образом, самая важная разведывательная служба США — это не ЦРУ, а Агентство национальной безопасности (АНБ). АНБ занимается перехватом переговоров, взломом компьютерных сетей, криптографией и прочим (будем считать, что это у них получается хорошо). Таким образом, если русские стремятся курировать карьеру человека вплоть до его ухода на пенсию, то АНБ ищет доступ к информации, зафиксированной на электронных носителях. Задача стоит такая — разузнать возможности и намерения. В каком-то смысле это позволяет вести разведку быстрее и эффективней, но вот влияния — не даёт.

Предпосылки при работе разведки

И американская, и российская, да, в общем-то, и все остальные схемы ведения разведки, построены на главной предпосылке: чем выше положение индивидуума в иерархической структуре, тем больше он и его аппарат знают. Говоря проще, считается, что то, что говорят, пишут или даже думают высокопоставленные (и не только) индивидуумы, отражает самую важную информацию по данной стране. Таким образом, взять под контроль высокопоставленного работника правительства или же подслушав его телефонный разговор или перехватив переписку по электронной почте, можно узнать, какие действия намерена предпринять страна, тем самым получив возможность предсказать будущее.

Рассмотрим два исторических прецедента: Иран в 1979 году и Советский Союз в период с 1989 по 1991 годы. И падение шаха Ирана, и развал Советской империи были для США событиями колоссальной важности. Представьте, что было бы, если бы США знали всё, что знали, о чём писали или как высказывались высшие чиновники шаха и сотрудники их аппарата в период, непосредственно предшествовавший иранской революции. И с другой стороны — что было бы, если бы премьер-министр шахского правительства или член Политбюро Советского Союза был агентом глубокого внедрения.

Ни в том, ни в другом случае ничего бы не изменилось. Дело в том, что в конечном итоге никто из высших руководителей этих стран сам не знал, как будут разворачиваться события. Частично это объясняется их нежеланием признать очевидное, но преимущественно дело в том, что у них не было всей информации, а ту, что была, они интерпретировали неправильно. В эти поворотные моменты истории даже самое глубокое внедрение с применением американских или же российских приёмов не помогло бы предвидеть грядущие перемены. Это объясняется тем, что неверна та самая предпосылка, на которой основывается концепция разведки. Те, за кем шпионят и в чьи ряды внедряют агентов, сами не знают, на что способны, не знают реальности своих собственных стран, а значит, знать их намерения никому не нужно, хуже того — это может ввести в заблуждение.

Необходимо, однако, соблюдать большую осторожность, ведь, безусловно, есть масса случаев, когда у объектов слежки действительно есть ценная информация, а принимаемые ими решения реально отражают будущую действительность. Но если считать, что возможность предвидеть системообразующие перемены — это самая ценная информация с точки зрения разведки, то получается, что вполне вероятно, что объекты слежки именно об этом будут знать меньше всех, а то, что узнают, узнают последними. Японцы прекрасно знали, что нанесут удар по Пёрл-Харбору, и знать об этом заранее было невероятно полезным. Но то, что британцы сдадут Сингапур, самим британцам известно не было, так что получить эту информацию заранее у британцев было бы никак невозможно.

Мы начали наши рассуждения с классификации разведданных по трём родам: возможности, намерения и будущее. Первое — это объективная оценка, которую иногда можно получить напрямую, но чаще приходится извлекать из данных, хранящихся у кого-либо в третьей стране. Самое главное — это не сами данные, а степень их достоверности. Что касается намерений, то они отражают субъективные планы руководителей страны, которые, будучи применены на практике, могут привести к наступлению совершенно не тех последствий, которых ожидали сами руководители. С нашей точки зрения самый важный аспект этой категории данных — это потенциал непредвиденных последствий. К пример, Джордж Буш-младший не намеревался завязать в партизанской войне в Ираке. Его намерения и реальный итог его действий — разные вещи, потому что его видение возможностей как Америки, так и Ирака было оторвано от действительности.

Деятельность американской и российской разведок основывается на работе с источниками. Источники сами по себе ценны, но информацию необходимо воспринимать с большой долей скептицизма, и не потому, что все лгут, а потому, что даже самый высокопоставленный источник может попросту заблуждаться, зачастую заблуждаются даже целые правительства. Если цель разведки — предсказание будущего, а основа его — работа с источниками, то мы исходим из того, что источники знают, что происходит и что из этого выйдет. Но зачастую бывает так, что они этого не знают.

Как российские, так и американские службы разведки буквально одержимы работой с источниками. С поверхностной точки зрения это разумно и крайне важно. Но при этом в отношении источников делается допущение, которое часто бывает верным, но далеко не всегда, а в отношении самых важных вопросов — крайне редко. С нашей точки зрения задача разведки не так уж и очевидна. Существует задача сбора как можно большего количества информации из как можно более высокопоставленных источников, но самый главный вопрос, на который нужно найти ответ, — понимает ли этот высокопоставленный источник хоть немного, что вообще происходит?

Знание чужих мыслей — это очень важно. Но ещё важнее — рассчитать, как пройдёт взаимодействие объективных и внеличностных факторов и что произойдёт в итоге. Сосредотачиваясь на источниках, мы позволяем разведчикам заражаться мыслями наблюдаемых объектов. Иногда это приносит громадную пользу. Но иногда даже самый высокопоставленный источник понятия не имеет, что произойдёт в будущем. Иногда бывает нужно, подслушивая, как Горбачёв или Буш планирует своё будущее, понимать, что то, что они думают, и то, что произойдёт на самом деле, — это совершенно разные вещи.

События последних недель демонстрируют, что разведка проделывает необходимую работу по вербовке и спасению агентов. Мерой всей этой деятельности является не то, удалось ли внедриться в структуры противной стороны, а то, знала ли разведка заранее, что произойдёт, и доложила ли об этом невзирая на то, какого мнения придерживаются хорошо осведомлённые источники. Иногда источники бывают незаменимыми, иногда же они бывают просто дезинформирующими. А иногда они бывают такими, что разведка ссылается на них же в оправдание своей неправоты.