Следует ли ревизовать закон о Голодоморе?

7 июля этого года комитет по вопросам прав человека, национальных меньшинств и межнациональных отношений решил не рекомендовать Верховной Раде утверждать законопроект Василия Киселева об отмене признания Голодомора геноцидом украинского народа. Однако осенью законопроект будет рассматриваться в парламенте.

Во время прохождения Закона Украины «О Голодоморе 1932—1933 годов в Украине» в ноябре 2006 года народные депутаты от Партии регионов, за исключением Анны Герман, высказались против статьи первой, в которой содержалась оценка Голодомора как геноцида. Заняв в этом году высокую должность в Администрации Президента, А. Герман подчинилась партийной дисциплине. Политическая ситуация в стране теперь складывается таким образом, что принципиальные вопросы рассматриваются в Администрации Президента с последующим почти автоматическим утверждением в парламенте. Нетрудно догадаться, как будет выглядеть позиция Президента Украины в этом вопросе.
Ситуация вокруг закона о Голодоморе может иметь политическое или правовое решение. Но конфликтный вопрос должен оцениваться прежде всего в историческом измерении. Мне уже пришлось высчитывать в газете «День» негативные последствия возможного пересмотра статьи первой Закона о Голодоморе («День», 22 июня 2010 г.). Хотел бы продолжить эту тему, пользуясь бесспорными аргументами из арсенала исторической науки.

История на баррикадах

Исследователи ХХ века до сих пор не договорились о тематическом наполнении нескольких фундаментальных понятий. Например, они придают понятию «социализм» весьма широкое значение, хоть и используют ограничительные эпитеты (от шведского до сталинского). Они еще не пришли к заключению относительно того, какой строй был в СССР — социализм или коммунизм. А среди племени зарубежных советологов прижилось понятие «сталинизм», который некоторые из них сравнивают с типологически отличным от него нацизмом.

Терминологическая неопределенность понятий, которыми обозначаются основы совместной жизни бывших советских республик, довольно опасна. Когда комитет по демократии Парламентской ассамблеи Совета Европы приравнял нацизм к сталинизму, журналистка газеты «День» поставила над откликами опрошенных ею экспертов заголовок «Нюрнберг-2» («День» № 112, 2009 г.). Мысль о том, что преступления советской власти должны быть рассмотрены и осуждены международным трибуналом подобно преступлениям гитлеровского режима, привилась среди антикоммунистически настроенной части общества. Однако другая часть придерживается противоположной позиции. Что избрать: соорудить баррикаду и выстроиться по обе ее стороны или разобраться без международного трибунала в событиях, отдаленных от нас десятками лет?

Баррикада, к сожалению, уже сооружена, как свидетельствуют результаты президентских и парламентских выборов последнего десятилетия. Пролегает она не только внутри украинского общества, но и между странами, которые имеют общую историю — Украиной и Россией. Как только в сталинских репрессиях выделяется этническая составляющая, становятся к бою националисты. За националистами, которые в данном случае менее всего наполнены любовью к своей нации, но перенасыщены ненавистью к соседней, стоят политики. Они понимают разницу между тоталитарным режимом и лишенными суверенных прав народами, но им нужна растерзанная ненавистью страна. Когда читаю в интернете безграмотные проклятия «хохлов» в адрес «кацапов» и наоборот, в моем воображении возникает офис с десятком хорошо образованных специалистов молодежного сленга за компьютерами, которые неутомимо заполняют сайты отравленными комментариями от лица «хохлов» и «кацапов». Интернет является олицетворением свободы слова, но именно поэтому эффективно используется спецслужбами.

Когда в политической жизни Украины пролегла граница между «оранжевыми» и «бело-голубыми», они начали активно использовать в противоборстве две исторические проблемы — Голодомор и ОУН-УПА. Чтобы определить отношение постсоветской Украины к воинам УПА с трезубцем на кокардах, Леонид Кучма в 1997 году создал правительственную комиссию с рабочей группой историков. Накануне оранжевой революции ученые закончили исследования, но политики обоих цветов не проявили заинтересованности. Принципиально важная проблема свелась к пустопорожней болтовне по поводу присвоения С.Бандере и Р.Шухевичу высшей государственной награды.

Острие дискуссии по проблеме Голодомора сосредоточилось вокруг вопроса о правовой оценке этой трагедии. Постоянно повторяемые утверждения Виктора Ющенко о том, что в СССР были истреблены во время Голодомора 10 миллионов этнических украинцев только из-за того, что они имели несчастье родиться украинцами, вызывали затаенную злобу у его российского коллеги. Прижатый к стене угрозой государственного дефолта, новоизбранный Президент Украины вынужден был в Страсбурге заявить, что Голодомор — это общая трагедия советских народов, а не геноцид украинцев.

Верно, это трагедия, которая длилась до декабря 1987 года, когда была признана, наконец, руководством СССР под давлением внешних обстоятельств. С того времени на тему голода появились во всем мире тысячи публикаций, но перенасыщение информацией не сказалось на выводах. Подобно слепцам, которые с разных сторон ощупывали слона и выносили противоположные суждения по поводу его внешнего вида, авторы публикаций отвечали на вопрос «кто виноват?» каждый по-своему. Болезненная тема была использована политиками в своих интересах, что привело к предельному напряжению в украинско-российских отношениях.

Следует успокоиться и с холодной головой разобраться в том, почему в 1932—1933 гг. советские руководители оказались над пропастью, что они сделали в ситуации, которая стала катастрофической, и кто из них отважился на действия, сознательно направленные на уничтожение голодом миллионов людей, то есть на геноцид. Другими словами, нужно определить, кто виноват в голоде, который перерос в Голодомор, — коммунистическая доктрина, политический режим или одно, отдельно взятое лицо. Разобравшись в этом, мы лишим жизни миф об уничтожении одного народа другим, созданный неразборчивыми в средствах политиками.

Еще есть время для выработки решений, которые будут вытекать из объективных данных, а не под угрозой дефолта или под влиянием аргументации политического противника. Есть время и для диалога с российской стороной, которая до сих пор теряла слух от злобы, когда заходила речь об украинском Голодоморе. Ведь он ассоциируется у руководителей страны, которая была соорганизатором Нюрнбергского процесса, с попыткой поставить их перед новым международным трибуналом — Нюрнбергом-2.

Историческая память

Политики апеллируют к недавнему прошлому потому, что оно прочно удерживается в умах электората. Бои на фронте давно прошедших событий происходят потому, что память тех, кто вручает власть над собой политикам, различна.

Историческую память большинства граждан Украины можно охарактеризовать как двухслойную: одни до сих пор остаются советскими людьми, а другие стали антикоммунистами. Объединяет их только одно: большевистская нетерпимость к тем, кто придерживается иного мнения. В мире, из которого мы вышли, было такое время, когда можно было выжить, лишь проявляя нетерпимость даже к членам семьи, если власть называла их врагами народа или предателями родины. Правда, наши ветераны не помнят зловещих анкетных пометок ЧСИР (член семьи изменника родины) или ЖИР (жена изменника родины). В те далекие времена они были детьми, о сознании которых заботилось государство. Репрессии не остались в памяти, однако сформировалась нетерпимость как черта менталитета, присущая постгеноцидному обществу. К счастью, молодое поколение, то есть треть наших современников, большей частью не проникается болезненными проблемами прошлого. Оно смотрит в будущее, ему есть куда смотреть.
Водораздел в оценках исторического прошлого определяется возрастной и территориальной спецификой. Ветераны большей частью остаются приверженцами политико-мировоззренческих ценностей, в которых их воспитывала советская школа. Во-первых, их родители не делились с ними, как правило, пережитым, чтобы не подставить их и себя под удар чекистов. Во-вторых, они не «вписались» в ту реальность, которая окружает их в течение двух последних десятилетий. Советское прошлое с его патернализмом остается для них утраченным идеалом. Тем более что это были времена их молодости.

Территориальный срез, как уже указывалось выше, определен линией размежевания во время выборов. Те, кто живет в западных и центральных областях, отличаются от жителей Юга и Востока по своему отношению к советскому прошлому. Среди них больше людей, настроенных антикоммунистически.

Процесс переосмысления прошлого (его нередко называют «переписыванием истории» — с отрицательным оттенком) чрезвычайно болезненный. Чтобы взрослый человек сознательно отказался от заложенных с детства стереотипов, он должен проделать огромную умственную работу. У многих на это не хватает ни времени, ни возможностей.

Положение профессиональных историков, т.е. тех, кто «переписывает историю», намного лучше. Переосмыслением прошлого они занимаются постоянно, и имеют для этого все возможности. Однако важно не только отказаться от исторических мифов, но и добиться адекватного воспроизведения той реальности, которая изучается.

Мне на протяжении 45 лет пришлось изучать социально-экономические процессы, которые происходили в Украине и России в первые два десятилетия советской власти. Отдел, в котором работаю, с 1990 года изучал проблему взаимодействия власти и общества в течение трех исследовательских циклов (то есть девять лет). Потом мы использовали по два исследовательских цикла на изучение проблем модернизации общества и повседневной жизни. С 2011 года будем исследовать проблему взаимодействия общества и власти, т.е. обратную той, которая изучалась в 90-е гг. Думаю, что цикл исследований межвоенного периода, осуществляемый под разными ракурсами, обеспечит воспроизведение адекватной картины прошлого.

Сможет ли эта картина повлиять на формирование исторической памяти украинского общества? Если сможет, то сколько времени для этого понадобится? Эти вопросы остаются пока без ответа. Сказанным я хотел только подчеркнуть, что мысли, которые высказываются в этой статье по поводу Голодомора, опираются на солидную фактологическую основу, и политикам следует прислушаться к ним.

Коммунистическая доктрина на вооружении большевиков

Принято объединять голод 1921—1923, 1932—1933 и 1946—1947 гг. в один типологический ряд голодоморов. Однако первый, как и третий голод были вызваны тяжкими засухами и послевоенными разрухами. Они углублялись эгоистическими действиями центральной власти, которая вывозила хлеб из голодавшей Украины, руководствуясь собственными соображениями. Тем не менее, эти голодовки не переросли в голодный мор благодаря иностранной помощи, против которой власть не возражала. А главное — они не были связаны с сознательным намерением уничтожать людей путем лишения пищи.
Голод начала 30-х гг. не имел ничего общего с засухой и разрухой. Он стал следствием экономической политики, на первом этапе — неожиданным для власти следствием. Позже в УССР, на Кубани и в Поволжье власть ответила на стихийное крестьянское сопротивление, спровоцированное неограниченным изъятием хлеба, конфискацией всех нехлебных запасов продовольствия, объединенной с информационной и физической блокадами. Однако начинать расследование украинского Голодомора нужно все-таки с оценки экономической политики компартийных вождей, которые оказались в тупиковой ситуации. А политика эта основывалась на коммунистической доктрине.

Основоположники марксизма считали, что ликвидация частной собственности и построение общества на началах общенародной, т.е. коммунистической собственности откроет перед человечеством путь в светлое будущее. Первым высказался по этому поводу 24-летний Фридрих Энгельс. Свое выступление в Эльберфельде в 1845 году он закончил такими словами: «Коммунистический принцип является принципом будущего, за это говорит ход развития всех цивилизованных наций, за это говорит быстро прогрессирующий распад всех прежних социальных учреждений, за это говорит человеческий здравый смысл и прежде всего человеческое сердце».

Накануне европейских революций 1848—1849 гг. К.Маркс и Ф.Энгельс обосновали в «Манифесте Коммунистической партии» идею экспроприации буржуазии пролетариатом. Этим самим устанавливался, как они считали, коммунизм производства. Вслед за ним должен был утвердиться и коммунизм потребления с лозунгом «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Коммунизм производства марксисты назвали популярным в широких массах термином — «социализм». Немарксисты понимали под социализмом совсем другое: помощь незащищенным слоям общества, осуществляемую преимущественно путем бюджетного перераспределения доходов.
В послереволюционной Европе марксисты убедились в том, что не следует уничтожать капитал — равноправный с рабочей силой агент производственного процесса. Карл Маркс сформулировал фундаментальный постулат, который перечеркивал революционное нетерпение «Манифеста»: «Общество не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить их декретами». Будучи коммунистами во времена «Манифеста», марксисты стали социал-демократами, т.е. поставили в основу политической деятельности согласование интересов труда и капитала. Прямо не отказываясь от идей «Манифеста», К.Маркс и европейские марксисты стали считать предпринимательство таким же полем для приложения интеллекта, как и деятельность в сфере науки, культуры, религии. Ревизия революционного марксизма нашла обобщенное определение в высказывании ближайшего сотрудника Ф.Энгельса Эдуарда Бернштейна: «То, что привыкли называть конечной целью социализма, есть для меня ничто, а движение — это все».

Если в Европе коммунисты превратились в социал-демократов, то в России, где возрастала социальная напряженность вследствие отсутствия радикальных реформ, происходил противоположный процесс. Часть социал-демократов, которые провозгласили себя таковыми, исходя из европейских стандартов, превращалась в коммунистов. Возвратившись в 1917 году из эмиграции в революционную Россию, Владимир Ленин мобилизовал своих большевиков на установление диктатуры и поставил перед ними в знаменитых «Апрельских тезисах» три задачи на период после захвата власти: принять коммунистическую программу, организовать единомышленников в других странах в Коммунистический интернационал и построить государство-коммуну. Чтобы ни у кого не осталось сомнений относительно конечной цели, он предложил переименовать партию из социал-демократической в коммунистическую.

Партия была переименована в 1918 году, а новую программу она приняла в 1919. Тогда же в Москве был создан Коминтерн. Десятки его эмиссаров с чемоданами конфискованных у крупных собственников драгоценностей бросились в другие страны создавать клоны Российской коммунистической партии (большевиков).

Программа РКП(б) предусматривала немедленную ликвидацию любой частной собственности: как буржуазии и помещиков, так и крестьян, ремесленников, кустарей, т.е. всех тех, кого новые хозяева страны презрительно назвали мелкой буржуазией. Выполнять программу вожди большевиков начали задолго до ее официального утверждения в марте 1919 года. Однако словосочетание «государство-коммуна» из ленинских «Апрельских тезисов» никогда больше не употреблялось. Большевики строили именно такое государство усиленными темпами, но признали целесообразным связать идею коммунизма с заманчивым для народных масс лозунгом «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Социально-экономические преобразования, провозглашенные в опубликованной весной 1918 года статье В.Ленина «Очередные задачи Советской власти», были названы социалистическими.

Чтобы завоевать поддержку масс, Ленин временно отказался в 1917 году от коммунистических лозунгов. Большевики поддержали требования, выдвинутые революционными массами, которые образовали советы рабочих и солдатских депутатов: фабрики — рабочим, землю — крестьянам, мир — народам! Это помогло им заполнить советы своими депутатами, вытеснить из них депутатов от конкурентных социалистических партий и провозгласить советскую власть, под которой скрывалась их однопартийная диктатура. Они отклонили претензии рабочих коллективов на приватизацию предприятий и взяли курс на обобществление крестьянских хозяйств. Февральская революция, которую восставший народ желал провести под советскими лозунгами, плавно перетекла в коммунистическую революцию, т.е. в реализацию традиционными для России методами «революции сверху» тех умозрительных представлений об идеальном обществе, которые были сформулированы К.Марксом и Ф.Энгельсом в середине ХІХ столетия.
Когда начиналась Первая мировая война, большевики выдвинули лозунг «превратить войну империалистическую в войну гражданскую». После установления диктатуры поворот от советских лозунгов к коммунистическим возродил призрак гражданской войны. В «Очередных задачах Советской власти» Ленин предупреждал своих распропагандированных приверженцев: «Всякая революция, а социалистическая особенно, даже если бы не было войны внешней, невозможна без войны внутренней, т.е. гражданской войны, которая означает еще большую разруху, чем война внешняя».

Специфика советской власти

Как долго продолжалась развязанная большевиками гражданская война? В учебниках истории указано: до конца 1920 года. Но за три года вожди большевиков справились только с регулярными войсками противников на территории империи, которую они снова собрали и нарекли Советским Союзом. А война советской власти с собственным народом продолжалась вплоть до конца 30-х гг., то есть до создания адекватного политическому режиму социально-экономического строя. Она проходила в форме морального или физического уничтожения десятков миллионов людей, заклейменных как кулаки, саботажники, вредители, шпионы, враги народа, буржуазные националисты и т.п. Репрессиям подвергались и большевики, которые клеймились как троцкисты, бухаринцы, национал-уклонисты и т.п. В ленинско-сталинский период в стране было репрессировано миллион коммунистов.
Почему общество не восстало против власти, которая осуществляла массовые репрессии? Одно из объяснений заключается в том, что репрессии имели характер превентивного террора. Владея информацией о настроениях в обществе (теперь она опубликована в документальных сборниках), власть нейтрализовала социальные взрывы предупредительными ударами. Именно такой, по выражению самого Сталина, «сокрушительный удар» был нанесен по украинскому крестьянству, когда государство организовало изъятие сначала хлеба, а потом — всего нехлебного продовольствия в колхозах и крестьянских усадьбах.

Другое, параллельное и такое же весомое объяснение заключается в том, что В.Ленин создал, а И.Сталин усовершенствовал систему власти, которая не имела аналогов в истории человечества. Во всех предыдущих политических системах государство властвовало над обществом, хотя в одних случаях позволяло населению избирать на свободных выборах политических деятелей, а в других лишало избирателей возможности сделать свободный выбор. В советской системе власти государство лишило население суверенных прав, но «вросло» в народную толщу миллионами своих функционеров. Образовалось своеобразное «государствообщество», целиком подчиненное воле лишь нескольких человек, которые находились на острие созданной пирамиды власти.

Советская власть представляла собой симбиоз компартийных комитетов и исполкомов советов, которые в каждом иерархическом звене образовывали тандем с разными функциями. Парткомы были проводниками диктатуры, а на исполкомы советов возлагалась управленческая работа. Компартийная часть тандема во всех звеньях была подчинена вождям, так как партия строилась на началах «демократического централизма». Советская часть тандема полностью зависела от парткомов, но обращалась своим лицом к народу, создавая иллюзию народовластия. В народности власти, которая официально называлась рабоче-крестьянской, трудно было сомневаться еще и потому, что свои руководящие кадры она черпала из народных «низов».
Власть была всеохватывающей, так как сливалась с «приводными ремнями» — десятками миллионов членов партии и профсоюзов, депутатов советов, комсомольцев и т.п. Материализованное олицетворение диктатуры партийных комитетов — органы государственной безопасности тоже имели специфический «приводной ремень» — сотни тысяч навербованных шантажом, административным принуждением или материальным стимулированием секретных сотрудников. Вся эта система политического руководства строилась, как и партия, на началах «демократического централизма», которые обеспечивали всепоглощающую власть «верхов» при абсолютном бесправии «низов».

Пока продолжался массовый террор, имели значение лишь импульсы, которые шли «приводными ремнями» от компартийно-советского центра к периферии. Так создавались народные движения, которые помогали решать задачи, сформулированные высшим руководством: изотовское, стахановское, колхозное, за ликвидацию неграмотности и «всеобуч», за содействие власти в борьбе с церковниками, вредителями, шпионами, врагами народа и т.п. После смерти Сталина, когда массовый террор стал невозможным, компартийно-советский центр стал учитывать импульсы, которые шли от периферии: осудил массовые репрессии на партийных съездах, организовал в стране масштабное жилищное строительство, усовершенствовал пенсионную систему и систему образования и т.п. Поколение людей старшего и среднего возраста знакомо именно с таким, патерналистским обликом советской власти. Ему трудно соединить эти позитивные черты власти с таким явлением, как Голодомор.

Именно из-за этого меня неприятно поразил законопроект Юрия Кармазина (НУ-НС), который будет рассматриваться осенью одновременно с поправками Василия Киселева (ПР). Кармазин предлагает объявить эту трагедию украинского народа геноцидом, осуществленным ВКП(б)—КП(б)У. Такая редакция статьи 1-й закона о Голодоморе не отвечает исторической правде. Она не будет иметь шансов на успех, но способна создать благодаря своей абсурдности благоприятную моральную атмосферу для принятия поправки В.Киселева.

Как связана с голодомором коммунистическая доктрина?

Коммунистическая доктрина проста и понятна. Обратимся к «Манифесту Коммунистической партии»: «Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением — уничтожение частной собственности». Однако не следует забывать, что переход от коллективной собственности к частной ознаменовался появлением цивилизации. Частная собственность на средства производства подорвала изнутри первобытнообщинный строй. К чему мог привести обратный переход от частной к коллективной собственности, которую в ХХ столетии нужно было уже называть общенародной?

Три поколения советских людей ощутили этот переход на себе. Они имеют право гордиться тем, что Советский Союз начинался от сохи, но стал сверхдержавой. Но на кого возложить ответственность за убийство голодом миллионов граждан?

В 1997 году в Париже появилось фундаментальное исследование интернационального авторского коллектива под названием «Черная книга коммунизма. Преступления. Террор. Репрессии. 95 миллионов жертв». Книга была переведена на многие языки, в том числе на русский и украинский. Руководитель авторского коллектива Стефан Куртуа в последнем разделе с коротким названием «Почему?» сделал попытку найти ответ на причины смерти миллионов людей. Не нашел...
Наверное, нужно призадуматься над содержанием понятий, которыми характеризуются коммунистические преобразования. Означала ли национализация средств производства их переход в распоряжение нации? Вело ли обобществление (этот термин использовался для определения преобразований в сельском хозяйстве) к переходу средств производства в распоряжение общества?

Критикуя провозглашенный в «Манифесте Коммунистической партии» лозунг диктатуры пролетариата, Михаил Бакунин высказывался так: «Не может весь рабочий класс усесться в правительственное кресло». В самом деле, класс, нация или общество не имеют внутренней иерархизированной структуры. Поэтому средства производства после национализации (обобществления) попали во владение, пользование и распоряжение государства, которое имеет четкую управленческую вертикаль. А советское государство было построено так, что вся власть сосредоточивалась на вершине управленческой пирамиды — у нескольких членов политбюро ЦК РКП(б)—ВКП(б)—КПСС. Это означало, что после всех экспроприаций и национализаций средства производства общенародными не становились. Они переходили в собственность этих олигархов, т.е. оставались, в сущности, в частной собственности.
Приведенные выше тезисы «День» опубликовал 2 апреля 2009 года. Статья «Историческое измерение частной и коллективной форм собственности» вызвала ряд откликов. Мне пришлось объяснять, что частная собственность является экономической категорией и не может быть экспроприирована, подобно своим объектам, революционными декретами. Снова напомню слова К.Маркса из «Капитала»: «Общество не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить их декретами». Нужно признать, что частная собственность со временем должна трансформироваться в общенародную, т.е. такую, когда каждый человек теоретически владеет, пользуется и распоряжается всем тем, что существует на Земле. Коммунизм — это на самом деле наше будущее, но через сколько тысячелетий человечество придет к нему?

Однако миллионы советских людей были искренне увлечены коммунистической доктриной и ощущали себя строителями нового мира. Вожди партии были поглощены другим: возможностью сосредоточить максимум человеческих и материальных ресурсов для наращивания военного потенциала. Сначала это оказалось необходимым для обеспечения победы в гражданской войне, которая была вызвана естественным противодействием части общества намерениям власти уничтожить ее как классового врага экономически, а во многих случаях — и физически. Потом пятимиллионная Красная армия понадобилась большевикам для воссоздания бывшей империи, которая развалилась под давлением национально-освободительного движения угнетенных народов. После этого в Кремле увидели благоприятный случай «пощупать штыком» европейские страны, которые успели демобилизовать свои вооруженные силы после мировой войны. Не вышло...

После перерыва, вызванного провалом ленинского коммунистического штурма, компартийно-советское руководство под руководством уже другого вождя начало в конце 1927 года новый штурм, который длился больше десятилетия. Этот штурм имел две цели: во-первых, превратить экономически независимое крестьянство в зависимых от государства-коммуны колхозников и, во-вторых, создать индустриальный потенциал, способный обеспечить армию совершенной военной техникой. Социально-экономические преобразования осуществлялись под лозунгом построения основ социализма. Конституция 1936 года провозгласила СССР социалистическим государством, после чего стало возможным объявить курс на коммунистическое строительство, что и сделал XVIII съезд ВКП(б) в 1939 г.

Трудно заподозрить вождей советского государства в том, что они стремились построить общество, конечной целью которого становилась реализация принципа распределения материальных и культурных благ по потребностям. Они ставили перед собой более приземленную задачу, сформулированную Николаем Бухариным в 1919 году в такой максиме: «Политическая диктатура рабочего класса должна неизбежно быть и его экономической диктатурой». Осуществляемой вождями от лица рабочего класса диктатуре следовало быть целостной. Другими словами, страна, которой завладели большевики, должна была превратиться в государство-коммуну.

Голодомор связан с реализацией коммунистической доктрины опосредствованной связью. Политические оппоненты большевиков напрасно доказывали утопичность коммунизма, когда обращали внимание на то, о чем говорили советские пропагандисты — распределение материальных и культурных благ по потребностям. Компартийные вожди ставили перед собой не утопические, а вполне реальные цели, хотя и связанные, как они самокритично признавали, с разжиганием внутри общества гражданской войны. Чтобы лишить производителей материальных благ их собственности на средства производства, т.е. поставить их в экономическую зависимость от создаваемого государства-коммуны, нужны были сильные средства.
Во втором послании апостола Павла фессалоникийцам читаем: «Ибо когда мы были у вас, мы вам это приказали: если кто-то не хочет работать, пусть и не ест» (Библия, 2 Фес., 3, 10). Возможно, это случайное совпадение, но статья 18-я первой Конституции РСФСР (июль 1918 года) и статья 28-я Конституции УССР (март 1919 года) воссоздавали этот евангельский постулат с буквальной точностью: «РСФСР (УССР) признает труд обязанностью всех граждан республики и провозглашает лозунг «Кто не работает, тот не ест».

Хотя и не сразу, но В.Ленин отступил от сформулированной им же задачи построить государство-коммуну (в 1921 году — на практике, когда ввел новую экономическую политику, а в 1923 году — в теории, когда призвал своих единомышленников пересмотреть точку зрения на социализм). Сталин не отступил, когда сосредоточил власть в своих руках, и ленинское государство-коммуна было построено на крови миллионов людей. Один из эпизодов террористической политики Кремля по отношению к крестьянам, которые не желали бесплатно работать на государство, имел место в январе 1933 года. Тогда государство конфисковало в селах Украины, Северного Кавказа и Поволжья всю пищу и заблокировало голодавших крестьян в их селах. Бывший семинарист реализовал слова апостола Павла, сказанные в другом контексте.