«Пока рано говорить», как прошла иракская война

Во вторник Барак Обама собирается произнести речь об Ираке. В стране пока находится пятьдесят тысяч военных с «консультативными полномочиями»; объявить о победе он не может, а значит, будет отмечать «конец военных операций». Если Обама последует примеру прочих отметивших это событие, то его комментарии будут относиться к самому Ираку: к ситуации с демократией в Ираке, к уровню насилия, к последствиям, которые семь лет войны имели для иракского общества.

Все это хорошо. Но я надеюсь, что Обама уделит пару минут и на то, чтобы оценить, какие последствия семь лет войны имели для американского общества — и для внешнеполитического курса Америки. Я была за нападение на Ирак. Я считаю, что стратегия «рывка» удалась. Я считаю, что иракская демократия может стать революционной силой, несущей добро Ближнему Востоку. Но даже если насилие схлынет, даже если все американские войска вернутся домой — все равно мы заплатили за нашу победу очень высокую цену, намного более высокую, чем это принято признавать.

Помимо очень реальной пролитой крови и очень реальных потраченных денег, мы понесли и иные потери, некоторые из которых сложно учесть и классифицировать. Вот некоторые из них.

Наша репутация эффективного государства. Победа была быстрой. Но оккупация прошла беспорядочно. Мятеж явно застал Вашингтон врасплох, и это неудивительно: Пентагон ссорился с Госдепом, солдаты не имели инструкций и не владели местным языком. В Ираке, как и везде, американцы показали непрофессионализм, а после событий в тюрьме Абу-Грейб — еще и жестокость и глупость. Два года назад опрос, проведенный Фондом Маршалла, показал, что огромное количество наших ближайших друзей почувствовали, что главной проблемой для союзников США стало наше «неправильное управление» Ираком, а не наше «нападение» на Ирак.

Неудивительно, что пострадала наша способность организовывать коалиции. Из-за участия в иракской войне Тони Блэр лишился репутации, а испанское правительство проиграло выборы. Сначала оккупация Ирака пользовалась всеобщей поддержкой, но вскоре ее перестали одобрять даже в тех странах, где Америку любят, в частности, в Италии и в Польше. Почти ни одна страна из числа участниц коалиции не получила от этого ни экономической, ни дипломатической выгоды. Ни одна страна не получила от Америки никакой награды, даже Грузия, предоставившая две тысячи солдат (для Грузии это очень много), но не получившая от США ровно никакой помощи во время своего военного конфликта с Россией. Теперь нам будет намного сложнее побудить какую бы то ни было «коалицию доброй воли» воевать вместе с нами; собственно, именно Ираком во многом объясняется столь слабый энтузиазм в отношении Афганистана, а также сложности с совместным оказанием давления на Иран.

Жертвой конфликта пала и наша способность оказывать влияние на процессы на Ближнем Востоке. Конечно, наши позиции в этом регионе никогда не были вполне удовлетворительными. Но хаос в Ираке, вне сомнений, усилил позиции Ирана и никоим образом не пошел на пользу ситуации с израильско-палестинским конфликтом. Из-за конфликта несколько лет росли цены не нефть (это же была «нефтяная война», помните?), что усилило Саудовскую Аравию, родом из которой было пятнадцать из девятнадцати террористов, устроивших теракт 11 сентября.

Также высокий уровень цен на нефть позволил усилиться России и Венесуэле, хотя это заметили немногие. Ведь еще одной потерей в иракской войне стала наша способность мыслить, как подобает мировой державе. Даже если мы окончательно уйдем из Ирака — мы увязли там на целое десятилетие, а Китай за это время поднялся на уровня настоящей мировой державы, Латинская Америка уплыла влево, а Россия с помощью своей «трубопроводной политики» расколола Европу, причем всем этим вопросам администрация Буша уделяла крайне мало внимания, а администрация Обамы — и того меньше.

Наконец, есть и некоторые внутренние проблемы, о которых мы часто забываем. Один из главных поводов к беспокойству для меня лично — это наша способность заботиться о получивших ранения ветеранах. С исторической точки зрения потери США в Ираке были невелики — порядка 4,4 тысяч человек (по сравнению с почти 60 тысячами погибших во Вьетнаме). Но количество тяжело раненых ветеранов (частично благодаря невероятному прогрессу медицинских технологий) — мужчин и женщин, которым потребуется высочайший уровень медицинской и психологической помощи до конца их жизни, — оказалось намного больше, чем в прошлом. Нам нужны инновационные программы, подобные программе обучения инвалидов музыке Musicorps (о которой я писала в прошлом году). Но для создания и финансирования подобных программ нужны большие усилия бюрократического характера, а наша бюрократия по понятным причинам и так утомлена.

Все это на самом деле значит, что оценка последствий иракской войны — это целый проект на ближайшее десятилетие, а не на ближайшую неделю. Перед тем, как произносить свою запланированную на вторник речь, Обама мог бы задуматься над словами бывшего китайского лидера Чжоу Эньлая, который, на вопрос Ричарда Никсона о долгосрочных последствиях Великой французской революции, как говорят, ответил так: «Пока рано говорить».