Россия и Польша мирятся ради имиджа

После примирения Франции и Германии, а также Германии и Польши, можно ли говорить, что нынешнее сближение Польши и России подтверждает статус Европы как "континента примирения"?

Министр иностранных дел России Сергей Лавров получил этим летом приглашение на конференцию послов Польши в Варшаве.  А на собрании послов России в Москве президент Дмитрий Медведев представил процесс примирения с Польшей как одно из основных достижений российской дипломатии. 

Рассматривая это новое явление, нужно избегать двух основных ошибок: чрезмерной наивности и излишнего цинизма.

Сделав упор на своем стремлении забыть о болезненном прошлом, символом которого стало уничтожение цвета полькой нации по приказу Сталина под Катынью в 1940 году, Москва и Варшава преследуют параллельные, хоть и не всегда схожие цели. Для обеих сторон речь идет прежде всего об улучшении имиджа. "Посмотрите, как мы изменились, мы способны сочувствовать и переживать", - говорят нам россияне. После авиакатастрофы под Смоленском, которая унесла жизни многих представителей военной и политической элиты Польши, посольство это страны в Москве было окружено "букетами цветов, а не колючей проволокой". Если прогресс российской экономики не соответствует ожиданиям властей страны, почему бы (хотя бы отчасти) не попытаться разобраться с "дефицитом имиджа"? Для Варшавы же этот вопрос является скорее этническим, чем дипломатическим. И это вполне естественно. Польша представляет собой не просто более "демократичного" члена в этой паре: именно она больше всего пострадала от многовекового присутствия "русского медведя" у своих границ. Процесс примирения с Москвой является для Варшавы доказательством того, что она входит в число "европейских грандов" и играет роль "моста", который необходим ЕС для выстраивания отношений с Россией. С тех пор как Украина более или менее вернулась в сферу влияния России, мост с Киевом потерял для Польши прежнее значение. Устанавливать прямой контакт сегодня необходимо в первую очередь с Москвой.

Такой реалистичный взгляд на ситуацию, конечно, важен, но одного его все же недостаточно. Дело в том, что помимо расчетов властей существуют и чувства народов. Поиски исторической истины (как один из основных элементов процесса примирения) – это защита от возвращения старых демонов. "Россиянам правда о Катыни важнее, чем полякам", - заявила несколько дней назад на конференции по примирению историк Наталья Лебедева. "Для поляков Катынь –  это прошлое, а для россиян – будущее: это призрак все еще возможного возврата к сталинизму", - сказала она.

Реальное положение дел выглядит несколько более сложным. В Польше мы также видим возрождение гнуснейшего популизма. Несколько месяцев после трагедии под Смоленском в стране пышным цветом расцвело множество теорий о "российском заговоре". Однако Польша все-таки является настоящей демократией, тогда как ностальгия по сталинским временам в современной России (она присутствует даже в школьных учебниках) вызывает в Европе серьезное беспокойство.

Так может ли этот процесс примирения, которому активно способствуют церкви обеих стран, стать своего рода инструментом самозащиты двух народов? Более 30 миллионов россиян посмотрели по телевидению фильм "Катынь" Анджея Вайды и больше не смогут думать о сталинизме с прежней ностальгией по былому "величию".

Кроме того, последствия процесса примирения двух стран выходят за рамки двусторонних отношений. Примирение Франции и Германии стало необходимым условием и отправным пунктом европейского строительства. Так, возможно, сближение Росси и Польши придаст второе дыхание европейскому континенту, чье развитие ощутимо замедлилось, если вообще не зашло в тупик? Получится ли у Веймарского треугольника дать новый толчок отношениям Парижа и Берлина? И сможет ли Россия вновь стать неотъемлемой частью Европы с помощью Польши?