Осень может принести некоторые сюрпризы для архитектуры Европы. «Россия способна придать НАТО новый импульс», написал недавно уважаемый немецкий эксперт по внешней политике. Он искренне выступает (и в этом он не одинок) за то, чтобы Альянс предложил Москве вступить в НАТО. Хотя через несколько строк он приходит к трезвому выводу о том, что российская дипломатия, к сожалению, «все еще не отказалась от своей старой цели, направленной на то, чтобы парализовать западный Альянс». Реалистичный диагноз и смелая терапия – как сочетаются эти два подхода? Имеется ли у нас адекватное представление о России? Это и будет главным вопросом этой осени. НАТО разрабатывает свою новую стратегию, на повестке дня вопрос в вступлении России в ВТО, и Европейский союз должен разобраться в том, насколько он серьезно относится к «модернизационному партнерству» с Россией, а также к «Восточному партнерству» с Украиной и менее крупными соседями. Там многое поставлено на карту: от энергетической безопасности до безвизового режима для 200 миллионов жителей Восточной Европы – таков разброс тем в этой повестке дня.
В то же самое время интенсивность обсуждения в Германии российской тематики пошла на убыль, и она, судя по всему, больше подчинена теперь политкорректности, чего не было с 1991 года. Тогда бывший федеральный канцлер Шмидт откровенно назвал Россию «Верхней Вольтой с ракетами», то есть охарактеризовал ее как не имеющее влияния, но хорошо вооруженное малое государство. Теперь так никто уже не скажет. Но что же в действительности изменилось в этом государстве с тех пор?
Если послушать защитников сближения с Россией, то создается впечатление, что мы имеем дело с экономической державой будущего и с почти идеальным, с точки зрения Германии, партнером.
Но нужно внимательно посмотреть для того, чтобы увидеть два комплекса – идеализированное представление и искаженное представление, - которые оправдывают эту точку зрения. Два комплекса представлений особенно глубоко укоренились в Германии: чувство вины и ответственности за мировую войну, а также сочувствие в связи с «утратой империи». Остается загадкой, почему это чувство ответственности ощущается прежде всего в отношении России, а не в отношении в большей степени пострадавших от войны республик Украины и Белоруссии.
Остается парадоксом, почему «специалисты по России» лучше понимают послеимперскую травму, чем боль тех государств, которые до сего дня ощущают на себе остатки советского имперского наследия. В экономике существенные интересы затуманивают это осознание. Даже опытные люди, занимающиеся внешней политикой, удивляются, когда им указывают на то, что Россия как торговый партнер Германии пока сопоставима с Чешской Республикой, а в 2009 году даже уступила ей. Если не принимать в расчет поставки природного газа и нефти, то можно сказать: не существует вообще никакой значимой немецко-российской торговли. Однако страховщик кредитных рисков Euler Hermes по поручению федерального правительства с 1991 года никакому другому государству не помог так с гарантиями по экспортным кредитам как России. Результаты этих обусловленных политикой миллиардных вливаний представляются жалкими.
Германия не проводит в Восточной Европе политику «Russia first» (англ.: «Россия в первую очередь» – прим. перев.). Она реализует политику «Russia only» (англ.: «Только Россия» – прим. перев.). Реализуемый под давлением политики проект газопровода в Балтийском море, который еще долго будет вызывать удивление не в последнюю очередь потому, что он диаметрально противоположен той диверсификации, о которой все так охотно говорят, и это только один пример. Это уже выглядит достаточно смело, когда Владимир Путин с важным видом подходит к трибуне – как это было три года назад в Мюнхене – и объявляет о том, что России не нужна Европа, и Москва может идти собственным путем. Отличный блеф! Как раз наоборот. России нужны европейцы из Евросоюза, а не наоборот. Это означает, что в руках у государств-членов Евросоюза находится рычаг для продвижения своего влияния. Конечно, в меньшей мере на внутреннее развитие в России: способность Запада оказывать влияние на российскую элиту столь незначительна, как это никогда еще не было с 1991 года, и именно к такому выводу пришли недавно участники конференции по безопасности в Риге. Поменять полярность в глубинных течениях политической культуры в стране не способна ни дипломатия аэропортов (Flughafendiplomatie), ни миллиардные кредиты.
Однако там, где поведение России затрагивает других, например, у общих соседей, в Молдавии, где Москва «забыла» целую армию, или внутри признанных границ Грузии, где она резво строит военную базу, - там европейцы могут объяснить, какое поведение допустимо в общем доме, а какое нет. Сил для этого достаточно. Но существует ли для этого политическая воля – это должны показать ближайшие месяцы.