Август, 2016 год. Споры Латвии и Москвы обострились. Рига по подозрению в крупных мошенничествах в банковской сфере задержала несколько российских олигархов, которые контролируют финансовую сферу в Латвии. Владимир Путин, опять президент России, утверждает, что Москва не имеет ничего общего с кибератакой, которая постепенно парализовала латвийскую компьютерную сеть. В штаб-квартире НАТО в Брюсселе глава Альянса Андерс Фог Расмуссен (Anders Fogh Rasmussen), конечно, в бешенстве сидит над агентурными сведениями о том, что Россия не остановится просто на атаке на интернет, она готовится к военной интервенции.
Что теперь? Куда обратиться? Германия в Европе воевать не будет, и уж тем более против России, с которой у нее тесные экономические связи. Британцы, может быть, и пошли бы на это, конечно, но только при условии, что остальные тоже присоединятся. Только вот Франция не больше Германии спешит исполнить пункт №5 Североатлантического договора о совместной обороне. К тому же Париж находится в щекотливом положении: одно из средств, с помощью которых Москва демонстрирует свою силу, - военные корабли «Мистраль», которые Россия приобрела как раз у Франции.
Разговаривать с Прагой или Варшавой Расмуссен тоже не очень хочет. Верховный главнокомандующий вооруженными силами Чешской Республики президент Вацлав Клаус, в 2013 году он вновь был избран всенародным голосованием, сначала начнет учить, что еще неизвестно, кто здесь агрессор. «А все равно, ну чем эти чехи могут помочь…?» - осмысливает положение Расмуссен. Собственной авиации у них теперь нет, аренда истребителей «Грипен» закончилась, с бронетранспортерами у них бесконечные проблемы: их постоянно чинят и модернизируют, чтобы их вообще можно было как-то использовать.
А от поляков глава НАТО услышит: «Видите, мы же вам говорили! Россия – это Россия!». А чтобы потом Варшава сама о себе позаботилась, поляки быстро налаживают связь с Вашингтоном и просят отправить в Польшу боевые батареи ракет «Пэтриот», вместо учебных, которые им одолжили несколько лет назад.
«Так что остается только Белый дом?» - Расмуссен уже тянется к телефону, ну все же одергивает руку. Администрация Обамы уходит, в США полным ходом идет избирательная кампания, и внешняя политика в ней фигурирует только в виде вопроса: что с Китаем? Кто же теперь в Вашингтоне возьмет на себя острый конфликт с Россией? И приемлемо ли вообще для НАТО, что тем, кто вмешается, опять будет все та же Америка?
«Так американцы только подтвердят то, что им такой альянс нафиг не нужен, - рассуждает Расмуссен и добавляет, - и будут правы».
Цена безопасности? Недостижимые 2%
Конец научной фантастике, пока только октябрь 2010 года, и именно сегодня в Брюсселе заседают министры иностранных дел и обороны стран, входящих в НАТО, чтобы обсудить новую стратегическую концепцию, которую потом примут в ноябре на саммите в Лиссабоне.
«Мое твердое намерение – создать альянс, который будет более современным и эффективным, который будет лучше готов к сотрудничеству с нашими партнерами в мире», - Андерс Фог Расмуссен представляет документ, содержание которого пока не обнародовано. Тем не менее, представители чешского Министерства иностранных дел несколько дней назад во время дискуссии в пражском Центре трансатлантических отношений института CEVRO уже высказались, что набросок документа учитывает интересы Чехии. Похожие отзывы приходят и из Польши, и сам глава Альянса публично подтвердил, что новая стратегия в «территориальной обороне НАТО» видит одну из основных задач. Для Чехии это может означать конец всех догадок и страхов, что некоторые союзники уже не чувствуют себя связанными статьей № 5 о коллективной обороне.
Только под этим внушающим оптимизм блеском скрывается сильно испорченная структура альянса. В прошлом году свои обязательства после Пражского саммита 2002 года о том, что на оборону надо тратить не менее 2% ВВП, выполнили, помимо США, только четыре страны-участницы (Великобритания, Франция, Греция и Албания). Сейчас в кризис союзники к тому же сообщают (или уже делают следующие и существенные вычеркивания), что в следующем году кроме США это обязательство не будет исполнять ни одна страна, входящая в НАТО. И когда генеральный секретарь альянса Расмуссен призывает к созданию системы противоракетной обороны НАТО, он подчеркивает, что это всего лишь какие-то 200 миллионов евро. Только и это, например для Франции, слишком много, Париж предпочел бы инвестировать в собственные оборонные проекты.
Вся эта купеческая торговля отражает ключевую проблему – отсутствие общего единого видения и принципиальные различия в том, как отдельные страны понимают смысл НАТО и своего членства в альянсе. Участие в миссии в Афганистане большинство союзников считают неприемлемым, обязанностью, на которую вынуждают американцы, а не совместной борьбой с угрозой безопасности. А если группа западных стран-участниц предложит убрать стратегическое ядерное оружие из Европы, посчитав его бесполезным из-за его изначальной задачи - напугать Москву? Обеспокоенные восточные союзники потребуют оставить оружие, и именно как важный предупреждающий знак Москве.
Бумажное пугало - символ солидарности
А что собственно об альянсе говорит то, что несколько сотен устаревших атомных бомб, которые военные уже бы даже не стали использовать, вдруг становятся доказательством «прочности союза и общего видения рисков»? Ответ очевиден: ни одного риска сегодня в НАТО не существует.
«Вне НАТО кто угодно может сказать, что альянс в довольно затруднительном положении, если вот это должно быть символом его боевой готовности», - говорит Ян Ийреш (Jan Jireš), директор Центра трансатлантических отношений при институте CEVRO. А может ли НАТО существовать просто по инерции? Или, например, пока американский Сенат, который уже сегодня ставит вопрос о смысле НАТО, не прекратит свое членство в альянсе? А что потом? Альянс распадется на какие-то случайные коалиции?
Сторонники НАТО эту пессимистическую точку зрения отвергают, утверждая, что различные кризисы сопровождали организацию с момента ее возникновения. Они правы, только объединяющим элементом всегда были 50 дивизий Варшавского договора по ту сторону железного занавеса. А после падения занавеса была концепция демократизации бывших советских сателлитов, для которых вступление в НАТО было первым подтверждением их вновь обретенной принадлежности к Западу.
Сегодня ни серьезного и общего понимания опасности, ни сильной идеи в НАТО нет. Самое лучшее, что может произойти с НАТО, - то, что на деле Альянсу никогда не придется проверять исполнение обязательств, которые будут и в новой стратегии. Конечно, более вероятно, что придет внешний кризис, появится новая серьезная угроза, и НАТО окажется перед несложной, но и непростой задачей – позвонить главе Альянса и сказать: «Мы ready».
Или это опять научная фантастика?