Когда недавно Россия подписала соглашение с президентом Венесуэлы Уго Чавесом по поставке ядерных реакторов, реакцией со стороны Вашингтона стало оглушительное молчание. Администрация Обамы, вероятно, обеспокоена тем, что резкая критика этой сделки со стороны США могла бы подорвать сотрудничество с Москвой по другим важным вопросам, да и президенту Чавесу облегчила бы ведение антиамериканской пропаганды. Эти соображения не беспочвенны; но они не прощают полное бездействие.
За последние годы стало ясно, что Россия сильнее заинтересована в том, чтобы делать деньги, чем в контроле распространения ядерных вооружений в мире.
В прошедшем августе Москва поставила Ирану ядерное топливо для бушерского реактора – через два месяца после того, как Совет Безопасности ООН принял четвертый раунд санкций против Тегерана за несоблюдение им соглашений в области ядерных вооружений и из-за подозрений в возможной деятельности Ирана в сфере ядерных вооружений. На самом деле, несмотря на растущее сотрудничество с Соединенными Штатами по ужесточению санкций Совета Безопасности ООН против Ирана, Россия, в конечном счете, продемонстрировала свое нежелание использовать ядерный объект в Бушере в качестве рычага, способного заставить Иран подчиниться требованиям Совета Безопасности.
А теперь президент Дмитрий Медведев решил построить ядерный реакторы для президента Чавеса - два больших и один поменьше, исследовательский.
Понятно, почему Москва заинтересована в выгодных сделках в сфере ядерной энергетике. Понятно и то, что Вашингтон и его союзники судят о государствах, как о людях, по их друзьям.
Ведь не секрет, что режим президента Чавеса в Венесуэле использует любую возможность, чтобы пойти наперекор интересам США, в чем он полностью солидарен с иранским президентом Махмудом Ахмадинежадом. И, однако, Россия с 2005 года продала непредсказуемому и все более активно проявляющему диктаторские замашки Чавесу почти на четыре миллиарда долларов военной техники.
Что еще важнее, в одном из недавних сообщений упоминалось, что Каракас, возможно, собирается помочь Тегерану в приобретении урана, пригодного для загрузки в центрифуги с целью получения материала оружейного качества. А ведь Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) больше всего озабочено именно иранской программой обогащения урана, при том, что Тегеран по-прежнему отклоняет все требования Совета Безопасности ООН прекратить свою деятельность в области обогащения.
Кроме того, сотрудничество между странами может протекать в обоих направлениях, и однажды, возможно, Тегеран захочет отплатить Чавесу за то, что он поделился конструкцией обогатительных центрифуг и другими важными ядерными технологиями. В таком повороте дела нет ничего невероятного. Многие оборонные программы ядерных государств успешно используют подобные обмены.
Разумеется, президент Медведев работал в сотрудничестве с Вашингтоном над достижением ряда важных для обоих государств целей, включая подписание соглашения по продлению договора о сокращении стратегических вооружений СНВ после истечения его срока действия. Российский президент также отменил давно запланированную продажу Ирану новейших противовоздушных ракет S-300, вызвавшую в Вашингтоне и Тель-Авиве ужас, потому что это сильно ограничило бы для них возможности военных действий против Тегерана. На горизонте маячит перспектива усиления российского сотрудничества с НАТО.
Однако определенную роль в принятии этих решений могли сыграть и экономические мотивы. Сокращение ядерных вооружений, в конце концов, отвечают экономическим интересам Москвы. Россия вполне может получить нового покупателя на свои зенитные комплексы в лице президента Чавеса.
Зачем же тогда представитель госдепартамента П. Дж. Кроули (PJ Crowley) утверждает, что администрация «доверяет» решениям России по ядерному экспорту? Зачем президент Обама заявляет о праве Венесуэлы на мирную атомную энергетику?
В голову приходят три возможных объяснения.
Во-первых, администрация, возможно, боится, что слишком решительный протест повредит двусторонним усилиям по налаживанию сотрудничества с Москвой в области контроля вооружений и, возможно, по вопросам противоракетной обороны. Возможно также, что тут кроется опасение поставить под удар с таким трудом достигнутые успехи в сотрудничестве России по вопросу санкций Совета Безопасности ООН против Ирана; это намного более настоятельное соображение, учитывая, что Венесуэла уже много лет как отошла от активной ядерной программы.
Наконец, президент Обама, вероятно, не хотел бы давать Чавесу никаких дополнительных козырей, которые он мог бы использовать в своей антиамериканской пропаганде. Даже мягкое предложение президента, что «Венесуэла должна действовать ответственно» в области ядерной энергетики вызвало протест со стороны Чавеса, заявившего, что «Обама начал войну, распространяя сомнения» относительно программы Венесуэлы.
Хотя администрация поступает мудро, учитывая подобный явный риск, её команда дипломатов и ядерных экспертов не должна бездействовать. Ставки слишком высоки.
Хорошим первым шагом для администрации Обамы могло бы стать предложение России, сделанное в частном порядке, поставить сооружение ядерных реакторов в Венесуэле в зависимость от подписания Каракасом соглашения по Дополнительному Протоколу с МАГАТЭ. В соответствии с этим соглашением инспекторам Агентства предоставлялись бы широкие полномочия для расследования деятельности Венесуэлы в области ядерной энергетики и, таким образом, обеспечивался бы важный буфер против использования сырья, предназначенного для мирной атомной энергетики, в военных целях.
Активные скрытые действия можно было бы осуществлять на фоне открытого подчеркивания связей между Ираном и Венесуэлой, в частности, в контексте санкций США, Евросоюза и Совета Безопасности ООН. Если бы администрации Обамы, искусно пользуясь приёмами общественной дипломатии, удалось представить проблему таким образом, это дало бы ей политический выигрыш и придало бы веса ее просьбам, обращенным к Москве.
Попросту говоря, Соединенные Штаты не могут позволить себе отсиживаться в сторонке в мире, где государства под видом мирных ядерных программ стремятся заполучить ядерное оружие, и менее всего, когда речь идет о Венесуэле и ее тегеранских дружках.