Величайшие русские писатели 19-го века, такие как Иван Тургенев, Лев Толстой и Федор Достоевский, до сих пор сохраняют огромное влияние на современную литературу. Российских поэтов также много переводят и ценят во всем мире. Возможно, имена Анны Ахматовой, Осипа Мандельштама и Иосифа Бродского известны не в каждой семье за пределами России, но они хорошо знакомы читающей публике.
Совсем иначе обстоят дела с Александром Пушкиным, которого русские считают своим величайшим поэтом. Его поэзия удивительно созвучна русскому характеру по форме, по языку, по духу и по ощущениям. Возможно, это вызвано тем, что все русские с самого раннего детства читают сказки Пушкина.
В любом случае, можно многое сказать по поводу того, что Запад, и особенно англоязычный мир, не понимает и не любит ни поэзию, ни прозу этого величайшего русского автора. Не исключено, что именно этим, по крайней мере, отчасти, объясняется то огромное недоверие, которое существует между Россией и Западом.
19 октября – в Лицейский день, когда Пушкин закончил учебу в Царскосельском лицее, я побывал на литературном вечере в Нью-Йорке, который организовал переводчик пушкинских работ Джулиан Лоуэнфельд (Julian Lowenfeld). Он стремится передать в английском переводе все очарование пушкинской поэзии, а также ее форму и структуру. Безусловно, Лоуэнфельд не первый, кто пытается это сделать; он идет по стопам многих гигантов, включая писателя Владимира Набокова, который подготовил педантичный, с многочисленными примечаниями, и тем не менее, неудачный перевод "Евгения Онегина".
Но парадокс с Пушкиным заключается в том, что он самый западный из всех русских писателей, хотя это и требует доказательств. Об этом рассказала мне после чтений Ольга Муравьева. Муравьева приехала в Нью-Йорк из Санкт-Петербурга, где она работает в Институте русской литературы, более известном по популярному названию Пушкинский дом. Цитируя по памяти большие отрывки из стихов и писем Пушкина, Муравьева показала, насколько ревностно Пушкин отстаивал и защищал свою творческую и нравственную независимость. Он писал то, что можно назвать оппозиционными стихами, приветствуя опальных друзей, отправленных в сибирскую ссылку за участие в заговоре декабристов против Николая I. В то же время, он дерзко ответил тем, кто критиковал Россию за жестокое подавление в 1830 году польского восстания. Поступая таким образом, он настраивал против себя как власть, так и либеральную оппозицию, которые хотели воспользоваться его талантом и именем в собственных целях.
То, что Пушкин отстаивал свое право не принадлежать ни к какому движению и делу, а также свою свободу и возможность оставаться поэтом и личностью, это очень западная черта, заявила Муравьева. Однако русская литература в конечном итоге избрала иной путь. Она взяла в качестве лозунга строку из стихотворения Николая Некрасова, написанную им спустя двадцать лет после гибели Пушкина в 1837 году: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". С тех пор русская литература всегда была ангажирована. Она либо поддерживала оппозицию, либо продавалась властям. О ее уровне и качестве зачастую судили по тому, какую из сторон поддерживал автор.
Навредило это русской литературе или нет – в данном случае этот вопрос не имеет значения. Россия продолжала производить на свет – и убивать – блестящих и оригинальных авторов, но ее политическая система всегда была неудачной. Прошло более 170 лет со дня смерти Пушкина, но российская политика по-прежнему в глубокой заморозке. С одной стороны там деспотичная власть, а с другой – угнетенное население. И литература при этом постоянно занимает то одну сторону, то другую.
Пушкин, по словам Муравьевой, особенно актуален сегодня, потому что спустя почти двести лет мыслящие люди в России готовы воскликнуть: "Чума на оба ваших дома!" Или же, говоря словами Пушкина: "И горе, горе племенам… Где иль народу, иль царям Законом властвовать возможно!"
Алексей Байер экономист; родился в Москве, живет и работает в Нью-Йорке.
