«Так что, в России теперь никто никогда не улыбается? — спросил депутат от Республиканской партии и член комиссии по расследованию антиамериканской деятельности при Палате представителей Джон Макдауэлл (John McDowell) у писательницы Айн Рэнд (Ayn Rand). — Вы нарисовали очень мрачную картину».
Шел 1947 год. Рэнд выступала в комиссии, давая показания о жизни в сталинском СССР.
«Видите ли, — ответила Рэнд, — это очень сложно объяснить. Почти невозможно передать свободным людям, каково это — жить при тоталитарной диктатуре. Я могу рассказать вам о многих подробностях. Но я никогда не смогу убедить вас до конца, потому что вы — свободный человек».
Если бы Макдауэлл увидел последний оставшийся лагерь принудительного труда «Пермь-36», входивший в систему ГУЛАГа, а ныне переделанный в туристический аттракцион и мемориал, то никаких дальнейших пояснений ему бы не понадобилось. Я сам недавно побывал там на экскурсии и думал о том же, о чем думал, посещая места массовых казней в Камбодже, бывшую тюрьму КГБ в Литве и разрушенные улицы Восточного Тимора. Я думал: как могло кому-то показаться, что все это — правильно?
Когда-то по территории России было разбросано более восьми тысяч советских трудовых лагерей, как острова — как «архипелаг ГУЛАГ», о котором писал знаменитый Александр Солженицын. В каждом таком лагере содержалось порядка двухсот пятидесяти заключенных, большинство из которых отбывало десяти- и двадцатипятилетние сроки за такие выдуманные преступления, как «несодействие» и «саботаж». К моменту падения СССР порядка тридцати миллионов человек лично прошли через ГУЛАГ — через лагеря, подобные этому, расположенному в шестидесяти милях от крупного уральского города Перми.
Во времена, когда лагерь функционировал и назывался «Пермь-36», здесь царила банальная жестокость и изнурительные страдания. В отличие от тогдашних узников, сегодняшние посетители лагеря могут ходить по нему беспрепятственно и видеть мастерские, камеры одиночного заключения, крошечную кухню при столовой и кино, где в поздние времена, когда условия стали не такими суровыми, заключенным позволялось смотреть фильмы вроде «Ленин в октябре» снова и снова.
«Это единственный музей ГУЛАГа, и он навсегда останется единственным, — говорит директор Виктор Шмыров. — Других лагерей не осталось. Они все уничтожены».
«Пермь-36» значим уже тем, что он — единственный в своем роде. А совершенно захватывает — и делает его уникальным в коллекции реликвий бесчеловечного отношения человека к человеку — то, как его превратили в удивительно легкомысленный культурный объект.
Пример номер один. Уже пять летних сезонов подряд на бывшую территорию ГУЛАГа стекается до десяти тысяч человек, привлеченных ежегодным фестивалем «Пилорама» с разнородной программой и акцентом на выступлениях российских и иностранных исполнителей песен собственного авторства.
«В следующем году мы надеемся на приезд Боба Дилана», — делится планами Шмыров.
Пример номер два. В июле британский театральный директор Майкл Хант (Michael Hunt) при помощи целых шестисот актеров, «вдохновленный универсальной идеей любви и свободы из великой оперы Бетховена», поставил в зданиях «Перми-36» и вокруг них сценическую версию «Фиделио», где в центре сюжета — женщина, спасающая своего мужа из политической тюрьмы. Судя по всему, постановка стала огромным успехом.
Но я подумал — а можно ли веселиться в бывшем лагере ГУЛАГа? Моя экскурсовод считает, что можно. Она обращала наше внимание на сырые комнаты с нарами, заборы под током и сторожевые вышки (все это было построено силами самих заключенных), а сама говорила: «Наша цель — не заставить людей почувствовать себя виноватыми. Наша цель — подвести черту [под прошлым] и показать, как далеко мы от этого ушли, чтобы было еще сложнее сделать так, чтобы что-либо подобное произошло вновь».
Желая услышать мнение профессионала о мотивациях и методах, примененных в «Перми-36», я позвонил специалисту по исторической реконструкции из нью-йоркского дизайнерского агентства Raplh Appelbaum Associates Полу Уильямсу (Paul Williams).
«Обычно в мемориальных комплексах бывает такая “священная территория”, и [посетители] не получают нутряного контакта с местом, остаются за оградой, так сказать», — сказал он мне. А вот посетив концерт, люди, по его словам, получают возможность приобщиться и ощутить гордость за общую победу над силами тьмы, по сути дела «возвращая себе» и место, и историю, которая его окружает. В конечном итоге, считает Уильямс, «есть символическая ценность в том, чтобы приехать туда, где ты меньше всего хотел бы оказаться».
Кураторы и защитники «Перми-36» подчеркивают, что система ГУЛага не была некой аберрацией или злополучным вывертом общества, которое в остальном было здоровым. Энн Аппельбаум (Ann Applebaum) получила Пулитцеровскую премию 2003 года за текст «ГУЛАГ. История», в котором написала так: «В сталинском Советском Союзе разница между жизнью по эту и по ту сторону колючей проволоки не была фундаментальной, она была скорее количественной. Как в лагерях, так и вне их можно было видеть ... то же самое угрюмое презрение к человеческой жизни».
Особенно тяжелы эти уроки для самих россиян, многие из которых все еще не прочь сделать из Сталина кумира и списать со счетов его преступления. Из-за подобных настроений Людмила Алексеева из правозащитного общества «Мемориал» (ему и местному пермскому правительству принадлежит лагерь ГУЛАГа) говорит: «Для других пусть [«Пермь-36»] будет уроком, а для нас [россиян] пусть это будет напоминанием».
Уильямс считает, что физическая реальность и доступность «Перми-36» делают памятник бесценным.
«Это создает эмоциональный заряд, и [посетителям] не надо совершать умственных усилий, чтобы понять, что эти события и эта борьба реально происходила», — считает он. По его словам, национальный музей гражданских прав в Мемфисе (штат Теннеси), размещенный в мотеле Lorraine, где был убит Мартин Лютер Кинг, — это еще один хороший пример музея, «встроенного» в историческое место.
По его словам, однако, в качестве «практичного места для воспоминаний» «Пермь-36» крайне необычна.
«Я не знаю больше ни одного [мемориала], где бы чувствовалась атмосфера праздника», — сказал он.
Г-н Хилдрет консультирует города, страны и фирмы в поиске собственной идентичности
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
«Пермь-36» значим уже тем, что он — единственный в своем роде. А совершенно захватывает — и делает его уникальным в коллекции реликвий бесчеловечного отношения человека к человеку — то, как его превратили в удивительно легкомысленный культурный объект.
