По словам администрации, ее сторонников в средствах массовой информации, а также ученых мужей из Вашингтона, политика Обамы по «перезагрузке» отношений с Россией имеет неоспоримый успех, и благодаря ей геополитическое соперничество с Россией в Евразии идет на спад. Однако факты говорят об обратном.
Общая атмосфера взаимоотношений Востока и Запада улучшилась, но российский президент Дмитрий Медведев заявляет, что это достигнуто в основном благодаря его личным взаимоотношениям с президентом Обамой. Кроме того, еще до промежуточных выборов с большими проблемами в Сенате столкнулся новый договор СНВ, являющийся главным результатом таких взаимоотношений. А сейчас он сталкивается с еще более серьезными проблемами – как в США, так и в России. После завершения нынешней сессии Сенат будет меньше поддерживать этот договор, а комитет российской Госдумы по внешним отношениям уже объявил, что будет против ратификации.
Даже если не брать во внимание этот договор, все равно понятно, что политика перезагрузки зиждется на весьма непрочном основании. Например, сторонники этой политики утверждают, что мы с нашими союзниками нуждаемся в российском содействии по Афганистану и против Ирана, и что благодаря протянутой нами руке русские согласились на сотрудничество. Но на самом деле, российские действия в этих областях объясняются исключительно своекорыстными интересами России. Москве победа НАТО в Афганистане нужна не меньше, а то и больше, чем самому альянсу. И она выступит против появления ядерного оружия у Ирана независимо от нашей политики. Кроме того, несмотря на протянутую нами руку, Москва с радостью обсуждает вопросы поставок неядерных вооружений в Иран и подписывает с этой страной крупные энергетические соглашения вопреки резолюциям Совета Безопасности ООН, которые накладывают на них запрет (и которые сама Россия поддержала).
Однако главное испытание для отношений Востока и Запада это Европа и Евразия. И понятно, что здесь предположения и допущения администрации являются необоснованными. Москва предъявляет НАТО непомерные требования в обмен на небольшие услуги. Это продажа альянсу нескольких десятков вертолетов Ми-17 (эта сделка оказалась очень полезной для НАТО в Афганистане, но одновременно крайне выгодной для российской государственной элиты, прикарманившей огромные деньги). Это обучение афганских и натовских летчиков, наращивание помощи афганской армии, а также расширение сотрудничества в борьбе с наркотиками и в укреплении безопасности границ.
Если говорить об этих требованиях конкретно, то Москва ставит следующие условия. НАТО не должна развертывать на территории стран, вступивших в ее ряды после 1989 года, силы численностью более одной бригады (это 3000 человек личного состава, 41 танк, 188 бронемашин и 90 орудий), а также размещать там на постоянной основе на срок более шести недель в год самолеты в количестве более 24 единиц. В чрезвычайной ситуации новые силы могут размещаться там только с согласия России. Москва также предложила, чтобы Североатлантический альянс предоставил России в рамках Совета Россия-НАТО право вето на любое развертывание западных войск. А Россия взамен никаких обязательств брать на себя не намерена, поскольку «это НАТО осуществляет расширение и угрожает России, а не наоборот».
Совершенно очевидно, что Москва не может согласиться на суверенитет государств из бывшего советского блока, а также на их право на самооборону. Российские лидеры заявляли об этом неоднократно. После российско-грузинской войны 2008 года – а также бесчисленных угроз России в адрес прибалтийских государств и подрывных действий против всех восточноевропейских и постсоветских стран – требования о том, чтобы эти страны остались беззащитными, а Москва получила право вето на решения НАТО, приобретают весьма зловещий смысл. Они показывают, что если мы не рассматриваем Россию в качестве врага, то Москва определенно смотрит на США и НАТО как на своих врагов. На самом деле, российский министр обороны Анатолий Сердюков недавно заявил, что не может заставить себя смотреть на НАТО как на партнера. Несмотря на то, что его страна закупает у членов НАТО оружие, несмотря на общее дело в Афганистане, он сказал, что сможет смотреть на НАТО как на партнера только в близком будущем.
Кроме того, эти требования показывают, что Москва с презрением смотрит на политический интеллект НАТО, на ее решимость и сплоченность, полагая, что Соединенные Штаты, Европа и Североатлантический альянс находятся в упадке. Россия полагает, что мы нуждаемся в ней больше, чем она нуждается в Западе.
Вполне возможно, что Москва делала аналогичные предложения Франции и Германии на недавней встрече глав государств в Довиле - и получила решительный отпор. Тем не менее, в том же Довиле президент Франции Николя Саркози (который до сих пор не может понять, что в ходе войны с Грузией в 2008 году Россия перехитрила его на плохо подготовленных переговорах, которые он вел от имени ЕС) еще раз заявил, предположительно, по просьбе Медведева, что Грузию не следует принимать в НАТО. Такое требование служит примером неустанных попыток Москвы внести раскол в НАТО и ЕС.
Далее, эти требования подчеркивают уверенность Москвы в том (и об этом говорят многие российские комментаторы), что политика перезагрузки это признание Америкой своей вины за ухудшение отношений после 2001 года, а также признание права России на исключительную сферу своего влияния в Восточной Европе и на постсоветском пространстве. НАТО почти наверняка отвергнет целенаправленный маневр России. Но тот факт, что России хватило наглости и смелости для того, чтобы вообще выдвинуть такое требование, опровергает все ее утверждения о стремлении к партнерству с Западом и заявления о том, что геополитическое соперничество в Евразии ослабло.
Российские наглые действия должны также усилить тревогу всех постсоветских государств от Прибалтики до Армении. Особенно это касается тех стран, которые стремятся к сотрудничеству с Вашингтоном в целях защиты своего суверенитета и целостности (например, Азербайджан), сталкиваются с неослабным российским давлением (Грузия и страны Балтии) или постепенно входят на российскую орбиту (Украина).
Интересы США требуют проведения активного диалога с Россией. Но те исходные предположения, на которых строится нынешняя политика (не говоря уже об уверенности Москвы в том, что она получила от Вашингтона карт-бланш для действий в Евразии), свидетельствуют о необходимости переосмысления перезагрузки.
Стивен Блэнк – профессор Института стратегических исследований (Strategic Studies Institute) из Армейского военного колледжа в Пенсильвании, специализирующийся на вопросах российской национальной безопасности.