Польшу шантажируют русофобией

Утверждение, что Дональд Туск дал россиянам обыграть себя по поводу отчета МАК, воспринимается как очевидное в том числе и многими политиками его «Гражданской платформы» (PO). При этом понятно, что из-за лояльности к своему шефу (а также потому, что этого требует межпартийная борьба) они говорят об этом лишь неофициально. Но говорят. Причем со смесью  раздражения и смущения.

Сдержанность выгодна

Злорадство здесь неуместно хотя бы потому, что значительная часть критиков позиции Туска в отношении россиян была сильна задним умом. Дело в другом. Туск принадлежит к многочисленному ряду польских политиков, очень наивно полагавших, что они станут первыми, кто добьется нормализации польско-российских отношений. Этой наивной вере поддавались, пожалуй, все польские политики после 1989 года.

И все пережили разочарование, хотя Туск – первый, кого так болезненно унизили. Кажется, что он хочет и дальше идти тем же путем, что неудивительно, т.к. никто не любит признаваться в собственных ошибках. Возможно, из предвыборных соображений он когда-нибудь изменит свою риторику в отношении России на более острую. Хотя это кажется маловероятным. Ведь в Польше, вопреки распространенному мнению, т.н. русофобия не является сильным предвыборным лозунгом.

Поляки вознаграждают тех политиков, которые обещают им завязать дружественные отношения со всеми народами и племенами земного шара. Наша якобы русофобия проистекает не столько из нелюбви к России, сколько из страха перед ней (и это, пожалуй, понятно). Гораздо же сильнее ожидания, что мы продадим на восток весь картофель, творог, фрукты и все иное, что наш «зеленый остров» в состоянии произвести. При этом царит убеждение, что договориться можно всегда: достаточно только желания.

Дональд Туск отлично чувствует эти ожидания. Парадокс в том, что действуя в соответствии с ними, он потерпел болезненное поражение. Так складывается, что народ был неправ. Horribile dictu, но в отношениях с Кремлем это так. Постсоветская Россия не является ни предсказуемым, ни лояльным партнером. И так будет, даже если мы искореним у себя все существующие и мнимые проявления русофобии. Рок непредсказуемости перестанет работать только одновременно с демократизацией российской политики.

Однако мы не можем на это повлиять. Пока парадокс заключается в том, что Кремль не награждает за русофильство. Наоборот, вопреки мечтаниям народа о всеобщем мире, польским политикам выгоднее занимать в отношении Москвы сдержанную позицию.

Нападать на льва

Ни одного из польских политиков периода после 1989 года Россия не воспринимала как достойного партнера. Ни к одному Кремль не относился лояльно. Практически каждого российская сторона рано или поздно обвиняла в русофобии. Есть только одно характерное исключение, но оно касается человека, которого никак нельзя назвать демократическим политиком. С неизменным уважением и лояльностью Кремль относится только к Войцеху Ярузельскому. Это можно воспринимать как меру ожиданий российской политики от нашей страны.

В начале 1992 года командующий российских войск, базировавшихся тогда в Польше, генерал Виктор Дубинин сравнил политику Варшавы в отношении Москвы с нападением обезьяны на сдохшего льва. Это высказывание, пожалуй, лучше всего отражает расхождение в ожиданиях. Можно вынести впечатление, что мы остаемся этой обезьяной, с которой воскресший лев не хочет иметь равных отношений.

Вернемся в 1992 год. Кого тогда критиковал Дубинин? Премьер-министров Тадеуша Мазовецкого (Tadeusz Mazowiecki), Яна Кшиштофа Белецкого (Jan Krzysztof Bielecki), главу МИД Кшиштофа Скубишевского (Krzysztof Skubiszewski), а не Яна Ольшевского (Jan Olszewski), который тогда только начал исполнять обязанности главы правительства (но по случаю начала работы его правительства Россия на 50 процентов уменьшила поставки газа в Польшу). Дубинин, скорее всего, также не имел в виду президента Леха Валенсу, который чуть было не поддержал путчистов Янаева.

Так что галерею русофобов открывают Мазовецкий, Скубишевский и Белецкий. Последний из них вызвал официальный протест посольства СССР (это было незадолго до его окончательно распада) за слова о том, что коммунизм нанес польской экономике больший ущерб, чем Третий рейх. Через какое-то время к галерее русофобов добавилась Хана Сухоцка (Hanna Suchocka), которую официальная Россия критиковала за межгосударственный визит в Киев.

Наконец в этот список попал и Валенса: он осмелился критиковать чрезмерную концентрацию российских войск в Калининградской области. Российские власти, которые скандалят по поводу каждого натовского полка, находящегося «слишком» близко от границ России, признали это возмутительным вмешательством во внутренние дела.

Все это происходило в эпоху «либерала» Бориса Ельцина. Ельцин бойкотировал мероприятия по поводу 50-ой годовщины Варшавского восстания, так, как его преемник потом бойкотировал и 60-ую годовщину. Ни в чем подобном польскую сторону обвинить нельзя. Подвергая себя острой критике и насмешкам, «лысый», т.е. Юзеф Олексы (Józef Oleksy) (премьер-министр Польши в 1995-96 гг. – прим. пер.) поехал в Москву через год после бойкота Ельцина на круглую годовщину окончания Второй мировой войны. Десятью годами позже Александр Квасьневский (Aleksander Kwaśniewski), зная, что его будут унижать за участие в Оранжевой революции, также не совершил антироссийского жеста и поехал на аналогичные торжества.

Жестокий, но логичный план

То, как отнеслись к Квасьневскому, показывает, что даже те, кого в Польше считали «людьми Москвы», в реальности не воспринимались ей как партнеры. Кремлю такие не нужны. Впрочем, на празднование 9 мая с нашей стороны стремились все, включая постоянно обвиняемого в русофобии Леха Качиньского. Ведь известно, что он хотел принять участие в торжествах 9 мая 2010 года. А пятью годами ранее, он мечтал о переломной встрече с Владимиром Путиным. Польская сторона придумывала разные варианты, включая встречу на корабле в Гданьской бухте. Ответом было «nielzia» и публичные насмешки со стороны Путина.

В сущности, после 1990 года в Польше не было русофобских политических образований. Радикальные партии, как «Самооборона» или «Лига польских семей» (LPR), никогда не выдвигали антироссийских лозунгов. Их наоборот даже подозревали в слишком близких контактах на востоке. Анджей Леппер (Andrzej Lepper) с таким усердием говорил о дружбе с Россией, что поверил сам, что Кремль отплатит ему за это благодарностью. Когда он стал министром сельского хозяйства, он уверял, что ему удастся склонить Россию отменить эмбарго на польское мясо. Однако болезненное столкновение с кремлевской стеной в очередной раз доказало, что Москве в Польше нужны не дружественные, а покорные политики.

Сегодняшние «штатные» радикалы, т.е. партия «Право и Справедливость» (PiS), - это источник многих высказываний, которые могут быть восприняты как русофобские. Но, по правде говоря, это лишь тень того, что, например, Владимир Путин или Дмитрий Медведев говорили о Грузии, Украине или странах Балтии. Это также не намного более резко, чем то, что левые западноевропейские партии говорят о США. Однако мы позволили шантажировать себя определением «русофобия». Настолько эффективно, что в приступе рациональности Ярослав Качиньский записал во время предвыборной кампании обращение «к братьям россиянам». Пожалуй, ничто лучше этого не демонстрирует, что нравится польским избирателям, и чем рискуют (в плане реакции польского общества) политики, которые решили бы вести более острую политику в отношении Кремля.

Я не хотел бы здесь демонизировать логичность российской внешней политики. Я не замечаю в политике Кремля избытка логики. Ее ищут и сторонники, и противники сближения с путинской командой. Одни с восхищением, другие с тревогой говорят о профессиональной и продуманной в каждом элементе стратегии. Профессор Здзислав Краснодембский (Zdzisław Krasnodębski) несколько дней назад как раз писал о такой логике: «Россия могла бы оставить в живых Литвиненко, выпустить Ходорковского, но великодушие было бы знаком слабости». Т.е. существует план: жестокий, но логичный.

Я в этом не уверен, т.к. известно, что Путин терзает Ходорковского, руководствуясь собственной ненавистью. Для России, даже в ее самом деспотическом проявлении, выгоды в этом нет. Возможно, Литвиненко убили, чтобы напугать потенциальных изменников, а, может, потому, что кто-то из ФСБ имел с ним личные счеты. Но и в первом случае выгода для Кремля сомнительна, а потери велики.

Кремль найдет повод

Мнимые долговременные стратегии – это череда ошибок, прикрываемая силой большой страны. Какие могут быть стратегии в государстве, практически являющемся частной собственностью своих властителей, в которой свою долю должны урвать и чиновники низших рангов? Пресловутые эмбарго воспринимали у нас как жесткий, но одновременно логичный инструмент великодержавной политики. «Они хотят вынудить нас пойти на уступки», - так интерпретировали это над Вислой.

А потом польские предприниматели получали из Латвии факсы от людей с характерными именами вроде Иванс Ивановс или Владимирс Дмитровс с предложениями о посредничестве в обходе эмбарго. Таким образом благодаря цепочке российских посредников польские яблоки ехали в Россию. При этом Латвия вопреки своему климату стала на какой-то момент яблочным магнатом.

Кто на этом терял? Определенно не поляки. Теряли на этом российские потребители, т.к. именно они переплачивали за эти товары. Ограничения вводились не только на польскую сельскохозяйственную продукцию. Нам казалось, что это политика, а в реальности это был бизнес небольшой, зато влиятельной группы чиновников.

Мнимая стратегия – это производная больших и малых гешефтов, имперской спеси, и, наконец, личного эгоизма кремлевских властителей. Польша, как и другие страны региона, также играет роль «мальчика для битья» в случае внутренних проблем России. Любые внутренние проблемы, недовольство общества могут склонить Кремль к развязыванию конфликта, чтобы «внешний враг» отвлек внимание от ситуации в стране. Никакая уступчивость нас от этого не защитит.

Тому есть примеры. В 1994 году в Польше у власти были посткоммунисты, а премьер Черномырдин отменил свой визит из-за того, что на Восточном вокзале в Варшаве избили русских пассажиров. Тех русских избили другие русские, но виновата была вся Польша. Аналогично было и когда у власти находились Марек Белка (Marek Belka) и Александр Квасьневский, а хулиганы обокрали детей российских дипломатов. 

Что бы ни сделал Туск, Кремль всегда найдет повод испортить отношения: столь же «тонкий», как вышеупомянутые. Туск стал в известной степени заложником своих прежних высказываний, по крайней мере в сфере слов. Но ему не стоит продолжать воспринимать собственную пропаганду как образ реальности. После унизительного отчета МАК в глубине души он и так уже, наверное, русофоб.