Покойный российский президент невольно принес людям скорее страдания, нежели позитивные перемены, которые обещал, но он был демократом

Я рад, что Борису Ельцину в России наконец поставили памятник. Ельцинские годы, возможно, были самыми бедственными в истории России XX века, и это о чем-то говорит. Они представили дополнительные доказательства (которых в общем-то и не требовалось) того, что оппозиционный хулиган может катастрофически много всего наломать, если такого поставить у власти. Но раньше Ленин это уже вполне достаточно продемонстрировал. А недостатка в памятниках ему нет. А тело его по-прежнему лежит "замороженным", бог знает ради чего, хотя как долго это еще продлится, сейчас неясно.

Давным-давно практически каждый, кого я знал, был настроен проельцински. Для людей с Запада он был эдаким большим и сильным экземпляром, представителем инородной культуры, который "надавал тумаков" старым покойничкам в политбюро, стучал кулаком по столам и превосходил в гласности самого Горбачева. Он стоял на танке. И его было не сдвинуть. Он был будущим. Достаточно вспомнить тот знаменитый запечатленный телекамерами момент, когда он унизил Горбачева, публично выйдя из Коммунистической партии. Русские были более подозрительными. Никто тогда не знал, за что он выступает, кроме как за ту самую трудно уловимую, но выражаемую всегда всеми оппозиционерами мира вещь: перемены. Ельцин обещал построить нечто лучшее.

Но Ельцин, по иронии судьбы инженер-строитель, не знал как строить. Практически все, что он построил, обратилось в "слякоть" - русское слово для той смеси из снега, грязи, соплей и дерьма, которая покрывает улицы на исходе зимы. В 1993 году мы смотрели из нашего кухонного окна как его смешные и нелепые танки обстреливали парламент, который некогда предоставил ему его единственную политическую платформу. Мы с недоумением взирали на то, как продукты питания частенько дорожали два раза за месяц, вынуждая нас всех ходить на черный рынок с пачками банкнот в карманах наших кожаных курток. Ельцинская "шоковая терапия" была чистым шоком безо всякой терапии. (Китайцы вскоре показали, как нужно обращаться с посткоммунистической экономикой так, чтобы не допустить, чтобы она просто развалилась на части). Его война в Чечне (1994-1996) оставила на стране шрамы, которые не зарубцевались до сих пор; они до сих пор кровоточат, и в Домодедово, и в других местах, и будут кровоточить до тех пор, пока его наследники не поймут все безумие и глупость применения силы.

Рецессия длилась практически весь период его правления, а пирог ВВП все усыхал и усыхал, пока от него практически ничего не осталось. Единственное, что было еще более шокирующим, это падение численности населения. Не могу вспомнить других примеров того, как в современное время какой-то другой народ сокращал свою численность столь стремительно в мирное время.

А потом был его наследник. Ельцин и его окружение несут полную ответственность за "создание" Владимира Путина. В России есть исторические примеры того, как члены партии убирали с пути представителей секретных служб и брали власть, а потом возвращали ее работникам спецслужб, когда их пребывание у власти заканчивалось. Я до сих пор не понимаю, почему Ельцин последовал этой тенденции. Возможно, ему нужен был кто-то внутри этого темного и мрачного, раздробленного мира "силовых структур", чтобы обеспечить мирный уход на покой. В конце концов у них было много чего, что можно было направить против него. Но они оставили его в покое на его даче в "Горках-9", вплоть до его смерти в 2007 году.

Его бывший руководитель аппарата Валентин Юмашев заявил "Московскому комсомольцу" во вторник, что его бывший босс был бы "разочарован" тем, как все обернулось:

"Без сомнения, у нас есть тенденции, которые бы разочаровали Бориса Николаевича (Ельцина), и они так же разочаровывают и нас. Мне кажется, что он бы думал: с теми ресурсами и теми возможностями, которые есть сейчас, с этими благоприятными экономическими условиями, в которых оказалась Россия, страна могла бы сделать большее, чем она сделала". Оригинально, что это слова представителя администрации, которая сделала страну банкротом, и в 1998 году заставила людей в панике осаждать банки в попытке извлечь оттуда свои деньги. После этого уже оставалось мало что разрушать. Ну разве что не считая здравоохранения (средняя продолжительность жизни у мужчин едва доходит до 60 лет, есть эпидемии ВИЧ и туберкулеза), свободы прессы, образования, сельского хозяйства и распределения богатств.

Но Ельцин заслуживает своего памятника. Он был демократом, что бы это ни значило. Он понимал, что система шаталась в 1987 году, и ей на смену должна была прийти совершенно новая идея. Я не думаю, что он планировал уничтожать жизни, что это была его целенаправленная политика, в отличие от нескольких его предшественников. И он был в той же степени жертвой, в какой и злодеем: было трагично и больно наблюдать за ним, неуклюже и тяжело передвигающимся во время второго срока, измученным врачами и проходимцами, смотреть на то, как он заплетающимся языком говорил в камеры и пил, чтобы скрыть то, что явно являлось тяжелым заболеванием. Я последний раз видел Ельцина в 1999 году в Кремле во время двусторонней встречи с Биллом Клинтоном, у которого в то время были свои проблемы. Он смотрел на меня примерно 40 секунд, хотя один из его глаз был обращен куда-то вовне, как будто наблюдая за звездами. Он глупо улыбался. Все было кончено.