К 130-летию казни Александра ІІ народовольцами

Либерализация политической жизни в Российской империи после поражения в Крымской войне 1853—1856 годов способствовала оживлению и, главное, институциализации украинского движения. В 1859 году в Санкт-Петербурге возникла первая Громада (собственно, первое в империи легальное общественное украинское объединение), основанная бывшими членами Кирилло-Мефодиевского братства Тарасом Шевченко, Пантелеймоном Кулишом, Николаем Костомаровым и Василием Билозерским. Начал выходить первый украинский ежемесячный журнал «Основа».

Через два года образовалась Громада в Киеве (численность — около 200 членов), потом — в Одессе, Чернигове, Харькове, Полтаве, Елисаветграде и других городах Приднепровья. А еще в октябре 1859 года в Киеве открылась первая в Российской империи воскресная школа для взрослых. Члены громад преподавали в воскресных школах, писали и издавали для них учебники на украинском языке (в частности, этим занимались Тарас Шевченко и Пантелеймон Кулиш). Вообще треть воскресных школ, открытых в те годы в Российской империи, приходилась на украинские губернии. Вчерашние крепостные-крестьяне и жители пригородных поселков составляли основной контингент учеников. Так что украинское народничество появилось и развернулось тогда, когда в собственно российских губерниях еще почти никто не думал о «хождении в народ». А еще, в отличие от русских, украинским шляхтичам и разночинцам не надо было никуда «ходить»: между ними и украинским крестьянством, которое не знало долгих веков крепостничества, не существовало непреодолимой пропасти, и имя Шевченко и его стихи были своеобразным паролем, понятным всем прослойкам общества (в том числе и украинофобам, которых в те годы, как всегда, хватало). И еще одно отличие: украинские народники, в отличие от русских, имели в своих рядах первых представителей национальной буржуазии, к тому же эти народники не толкали общество к социалистическому тоталитаризму, к каким-то фаланстерам, коммунам и общинам.

Очень быстро, впрочем, доносы просвещенных украинофобов делают свое дело. Уже осенью 1862 года российское правительство закрыло все воскресные школы, позднее были разгромлены Полтавская и Черниговская громады, закрыта газета «Черниговский листок», которую издавал баснописец Леонид Глибов. Власть стала обвинять деятелей украинского движения в сепаратизме, намерении «возродить малороссийскую народность» (и была в этом совершенно права); ряд членов Киевской и Харьковской громад были арестованы, часть из них выслана на север России. В конце концов, 20 июня 1863 года министр внутренних дел Валуев подписал ведомственный циркуляр с запретом издания на украинском языке прессы, школьной и религиозной литературы. А если отсутствует Библия на национальном языке (перевод Евангелий, кстати, был еще в 1861 году подготовлен Филиппом Морачевским и признан императорской Академией наук лучшим среди всех переводов на славянские языки), то и нации вроде как нет, не так ли? Впрочем, почему «вроде как»? Создание нации на европейской территории без Святого Писания на национальном языке — это скорее исключение, чем правило.

Другими словами, официальный Санкт-Петербург реализует стратегию «ограниченных реформ», особенно в том, что касается национального вопроса. Таким образом в украинской жизни в рамках Российской империи на несколько лет наступает своеобразный политический «антракт», в течение которого «хлопоманы» (Владимир Антонович, Тадей Рыльский) и «марксиды» (Николай Зибер) занимались прежде всего научными исследованиями и обработкой этнографических и экономических данных по Украине. Но антракт весьма своеобразный. Поскольку тот же Н. Зибер, как и В.Антонович, М.Драгоманов, О.Кистякивский и другие после фактического запрета украинской культурной деятельности и ограничения разворачивания земств лишь Левобережьем и Югом Украины начинают кооперативное движение. По состоянию на 1870 год в украинских губерниях действовало 20 потребительских кооперативов — треть от существовавших тогда в Российской империи (включая экономически наиболее развитые Польшу, Финляндию, Балтию). Вот такой «антракт».

С началом 1870-х годов реформы в империи все же дают первые результаты, главным среди которых становится возмужание нового поколения, сознательная жизнь которого приходится уже на период после самодержавной тирании «Николая Палкина». При этом проявляется существенное отличие между просвещенной молодежью, которая ищет свое место в новой жизни. Если на севере империи, в Санкт-Петербурге и Москве речь идет лишь о социальных вопросах, то «южане», независимо от своего этнического происхождения (фамилии Зибер, Рыльский, Русов говорят сами за себя) связывают вместе три вопроса: политический, национальный и социальный. Другими словами, речь идет не просто об улучшении жизни «страждущего народа» (в своей массе крестьянина), но и о национальном равноправии и политических свободах. На севере империи болеющие за судьбу крестьянства, то есть народники, боятся конституции и свободных выборов: дескать, крестьян обманут, власть захватят помещики и буржуазия, значит, надо учить крестьян грамоте, ремеслам, основам санитарии, развивать самоуправляющиеся традиции сельской общины, то есть «мира», а там все как-то обустроится. Есть среди народников севера империи и сторонники крестьянского бунта, который, дескать, расставит все по местам согласно извечной народной мудрости. Есть и заговорщики, но их пока что немного.

На юго-западе империи ситуация принципиально иная. Хотя бы потому, что здесь нет крестьянского «мира», а существует сельская община, с развитыми традициями частнособственнического землевладения. Есть и тысячи казацких семей, которые не знали крепостничества — это потомки реестровцев. Здесь за годы господства России произошла серьезная деградация общества (в том числе и в плане землевладения и сельского хозяйства): от расширенного товарного производства, от своеобразного казацкого фермерства, которое работало на рынки Западной Европы, до полунатуральных форм обслуживания нужд помещиков, большей частью заезжих, насаженных царизмом на шеи закрепощенных земледельцев. Тем не менее украинские крестьяне просто-таки рвались к земле. После отмены крепостничества за счет покупки и аренды земли частное крестьянское землевладение с 1861 по 1902 год увеличилось в 6,6 раз. Не удивительно, что в Восточной Украине в 1860-е годы десятина земли стоила около 20 руб., а в начале XX века — почти 190 руб. Спрос со стороны крестьян был существенно выше предложения...

Из сказанного понятно, что с украинскими крестьянами работать надо было совсем иначе, чем с русскими. С другой стороны, как вести пропаганду среди крестьян, как распространять среди них знания, ремесла, когда русский язык для этого непригоден, а украинский фактически запрещен? Так что народничество и украинофильство в начале 1870-х годов в украинских губерниях стали практически синонимами. Кто-то больше занят национальными, кто-то — социальными делами. Но в целом уже не сотни, а тысячи студентов, старших гимназистов, молодых выпускников университетов, семинарий и училищ становятся на путь просветительских, культурных и экономически-организационных мероприятий. Пишутся и переводятся на украинский книги и брошюры, создаются медицинские и учебные заведения, продолжается развитие кооперации. А то, что не разрешено в самодержавной России, делается в более либеральной (хотя и весьма провинциальной, по европейским меркам) монархии Габсбургов. В 1873 году c финансовой помощью аристократки Елизаветы Скоропадской-Милорадович и «сахарного барона» Василия Симиренко громадовцы учредили во Львове Литературное общество им. Тараса Шевченко, которое через несколько десятилетий (уже под названием «Научное общество имени Т. Шевченко» — НТШ) стало неофициальной украинской академией наук, которая объединяла интеллектуалов с обеих сторон границы.

А еще к тому времени принадлежат первые рабочие, нелегальные, разумеется, организации: «Южно-российский союз рабочих» (Одесса) и «Южнорусский рабочий союз» (Киев). Вроде бы общеимперские или какие-то «космополитические» структуры, но... София Богомолец (из «тех самых» Богомольцев), одна из организаторов «Южно-российского рабочего союза», арестованная и уничтоженная тюрьмами и ссылками, только и оставила в наследство семье, что обшитый тюремной мешковиной с вышитым на ней базаликом «Кобзарь». Но послушаем по этому поводу авторитетное мнение академика Ивана Дзюбы: «Вопреки представлениям о запоздалом и вторичном в отношении России характере рабочего движения в Украине, вспомним факты: первыми в Российской империи организациями рабочего класса были «Южно-российский союз рабочих», созданный в Одессе в 1875 г. Е.Заславским и Ф.Кравченко, и «Южнорусский рабочий союз» (1880 г.) в Киеве... Причем в Украине было больше, чем в России, разнообразных оттенков в рабочем движении; распространены были идеи анархизма, синдикализма, этического социализма, утопического социализма, «кооперативного общества» и т.д. Вероятно, это было, по крайней мере отчасти, обусловлено национальной ментальностью и традиционной склонностью к плюрализму в общественной жизни, меньшей готовностью к фанатизму и догматизму».

А что тогда творилось в масштабах всей империи, в первой половине и в середине 1870-х? Явление, не совсем точно названное «хождением в народ». Тысячи юношей и девушек — дворян и разночинцев — без всякого руководящего центра, если не считать таковым кружки в Петербурге, Москве, Одессе и Киеве, — решили поднять народ с колен, просветить его. В ответ империя ведет себя абсолютно по-дикарски: арестованы более 4000 человек. Десятки тысяч (!) молодых людей длительное время находятся под гласным и негласным надзором полиции. Годами без предъявления обвинения молодые люди гниют и умирают от чахотки в тюрьмах. Только в 1878—1879 годах часть арестованных выводят на два процесса: процесс 50-ти (в Москве) и процесс 193-х (в Петербурге). За это время 97 заключенных умерли или сошли с ума. Не забывайте, речь идет почти исключительно о юношах и девушках 18—28 лет! Во время процесса 193-х умирают еще трое заключенных. Суд выносит вердикт: 28 человек получают каторгу (за пропаганду мирных, ненасильственных действий, за просветительскую деятельность), и целых 90 — оправданы. Разозленный тем, что под давлением общественного мнения судьи были вынуждены ограничить свои репрессивные намерения, император Александр ІІ своим указом (ведь он самодержец, которому не писаны законы!) отправляет 80 народников из числа оправданных в ссылку. Это делает тот самый император, которого даже современная российская оппозиционерка Валерия Новодворская считает «либералом» и «реформатором». Но если такое обращение с людьми — «либерализм», то что же тогда в России должно считаться государственным терроризмом?

А других (тысячи людей!), продержав несколько месяцев или лет без суда в тюрьме, милостиво «отпускают» под надзор полиции. А что такое этот надзор? Прежде всего — издевательство над человеческой честью и достоинством, а еще — ограничение в праве на работу.

Итак, не мифическое «разочарование в народе» подтолкнуло часть молодежи к радикальным способам борьбы с властью, а сама власть.

Составляющей этих репрессий становятся гонения на все украинское. 18 мая 1876 года Александр ІІ подписал Эмский указ, который запрещал театральные спектакли, публичные выступления и школьное обучение на украинском языке и даже печатание украинских текстов к музыкальным нотам. Запрещался также ввоз украинских книг из-за границы, они изымались из школьных библиотек. Был закрыт Киевский филиал Русского географического общества (основу которого составляли украинофилы), прекращено издание газеты «Киевский телеграфъ». Вследствие правительственных репрессий количество членов самой большой Громады — Киевской, — уменьшилось до 55 человек. Разворачиваются правительственные репрессии и против кооперативного движения, которое вследствие этого приходит в упадок вплоть до конца ХІХ века. В этой ситуации часть известных деятелей украинского движения выехала за границу, другие стали снова ограничиваться научно-культурнической работой. А вот украинская образованная молодежь начала искать другие пути борьбы.

В 1876 году избежавшие арестов создали общероссийскую нелегальную народническую организацию «Земля и воля» с филиалами в крупных городах Украины. Цели организации были вроде бы те же самые — пропаганда среди крестьян передовых идей, образование рабочего класса, борьба за социальные права, — но радикальные настроения среди молодежи нарастали, особенно на украинских территориях, где после Эмского указа любая попытка говорить с народом на его языке сразу квалифицировалась как антигосударственный бунт. В этой ситуации можно было либо смириться и заняться чем-то очень лояльным, либо эмигрировать — или за границу, или уйти во «внутреннюю эмиграцию» до лучших времен, или самим перейти на сторону власти, или же превратиться из эволюционистов-демократов в радикальных «разрушителей основ». Значительная часть тогдашней образованной украинской молодежи пошла именно по этому пути, став основой созданной в 1879 году организации «Народная воля».

Но и до этого именно украинцы взялись за оружие — сначала для обороны, потом для нападения на властные структуры. Братья Дебагории-Мокриевичи, Бохановский, Стефанович, Кулябко-Корецкий, Кравчинский, Ковалевская, Подолинский, Рашевский, Малинка, Ковальский, Засулич, Фроленко, Корба, Макаревич. «Чигиринский заговор» 1877 года, когда в подготовку вооруженного восстания были вовлечены тысячи крестьян. Мощные подпольные кружки в Киеве, Харькове, Елисаветграде, Чернигове, Полтаве, Херсоне, Николаеве, Нежине, Одессе, Каменец-Подольском и других городах. Наследник огромного состояния Дмитрий Лизогуб — главный финансист террористов (или, как впоследствии они стали называть себя, партизан), Валерьян Осинский — идеолог. На государственный террор народники отвечают террором против власть имущих, задействованных в преступлениях против молодежи. Покушение в Киеве на заместителя прокурора. Там же — убийство жандармского офицера барона Гейкинга. В обоих случаях организатором выступал Валерьян Осинский. Попытки с оружием отбить заключенного недалеко от Харькова народника Войнаральского и осужденного в Одессе Ковальского. Параллельно — уничтожение шпиков, которых Третье отделение (тайная полиция империи) засылает в подпольные организации. 1879 год. В Харькове подпольщиками убит губернатор князь Кропоткин. В том же году в Киеве происходит настоящий бой между подпольщиками с одной стороны и с другой — жандармами и вызванной в помощь ротой Старо-Оскольского полка. Все это — еще до официального создания «Народной воли».

С самого начала «Народная воля» решает бить в главную точку: если Россия — самодержавная монархия, необходимо уничтожить самодержца, как человека, который предал собственные же либеральные реформы и развернул террор против абсолютно мирных пропагандистов-народников, к тому времени став причиной смерти сотен молодых людей (на виселицу в те годы могли отправить — и отправляли! — за одну-единственную найденную антиправительственную прокламацию). Чтобы заставить его капитулировать, партия публикует требования к Александру Второму в обращении «От Исполнительного комитета»: «Наша задача — освободить народ, сделать его верховным распорядителем собственной судьбы». Императору было предложено отказаться от власти и передать ее «Всенародному Учредительному Собранию, избранному свободно с помощью всеобщей подачи голосов».

Вот тут мы отчетливо видим главный «украинский сюжет» в деятельности народовольцев, собственно, украинское содержание этой деятельности. В отличие от классических русских народников, которые всегда панически боялись политических свобод и желали благ только «угнетаемым классам», которые будут осчастливлены революционной властью (то есть уже тогда они выступали предвестниками тоталитарного социализма), революционеры-украинцы, воспитанные на произведениях Шевченко, Костомарова, Антоновича, исходили из украинской и европейской политической традиции приоритета политических свобод. Да, они были социалистами, но в то же время — и сторонниками парламентаризма, свободы слова и печати, свободы вероисповедания, наконец, свободы национального самоопределения.

На последнем моменте следует остановиться отдельно. В третьем номере подпольного журнала «Народная воля» среди семи программных пунктов партии содержится тезис о «широком областном самоуправлении». Речь шла об исторических областях тогдашнего Российского государства, то есть о его федерализации. Фактический лидер «Народной воли» Андрей Желябов (был студенческим активистом, потом работал вместе с тестем Семеном Яхненко, отцом первой жены, в громадовском движении, разочаровался в действенности либерализма в условиях самодержавия и, как и многие, взялся за оружие) называл своих коллег по Исполнительному комитету «убежденными автономистами» и вел речь о «распаде империи на автономные части». Желябов хотел реализовать эту идею через удар по центру имперской бюрократии, свержение абсолютизма и Учредительное собрание, а украинофилы-громадовцы — через длительную, кропотливую, эволюционную работу на ниве просвещения и благотворительности — вот и вся разница. До провозглашения идеи государственной самостоятельности Украины — вначале Юлианом Бачинским и Иваном Франко, а затем — Николаем Михновским, были еще годы и годы...

Идеология народовольцев стремительно развивалась: в 1880 году партийная программа в области государственного строительства конкретизирована: на обломках империи создается «Общерусский союз», разделенный на самостоятельные во внутренних делах области. А народы, которые были насильственно присоединены к Русскому царству (вспомним: не так давно закончились бои на Кавказе, а перед тем — польское восстание), получают право отделиться или остаться в Общерусском союзе. Впоследствии большевики используют лозунг права наций на отделение только для одурачивания национальных движений «тюрьмой народов». Другие же общероссийские партии не будут соглашаться даже с теоретической постановкой вопроса о таком праве.

Но император отвергает требования народовольцев. И они разворачивают настоящую охоту на него. Андрей Желябов выбирает место, где должен быть взорван царский поезд, под Александровском (ныне Запорожье), близ Хортицы. Символика? Убежден, что да. Ведь партийное псевдо Желябова — «Тарас» (как можно ярче символически подчеркнуть свою украинскость, трудно сказать). Неудача? Еще покушение. И еще одно. И еще одно.

В конце концов, 1 марта 1881 года покушение, спланированное Андреем Желябовым, осуществленное с помощью бомб, изготовленных Николаем Кибальчичем, и управляемое Софьей Перовской, правнучкой гетмана Кирилла Разумовского, оказалось удачным. Погиб российский император, который предал собственные либеральные установки, дал старт разгулу «черной сотни» и уничтожил в тюрьмах сотни лучших представителей молодежи.

Однако это был максимум того, чего удалось добиться «Народной воле». Заставить капитулировать самодержавие она не смогла. Да и, наверное, при тогдашних исторических обстоятельствах это было невозможно. Хотя... Известно, что Александр ІІІ, получив власть, некоторое время колебался, не дать ли государству Конституцию, не собрать ли Земский собор, не прекратить ли репрессии — может быть, это не разрушит, а укрепит Россию? Но «черная сотня» победила, а затем начался новый тур гонений и на все прогрессивное, и на все украинское (в частности, Эмский указ был дополнен запретами в отношении театра, так что опера Николая Аркаса «Катерина» была запрещена в Николаеве, родном городе автора, и разрешена в Москве; и это понятно, поскольку в Москве она была явлением лишь культурным, а в Николаеве или Киеве стала бы мотивацией к национальному самоопределению сотен, если не тысяч молодых людей из разных общественных сословий).

Сегодня мы привыкли почти автоматически осуждать террор во всех его проявлениях. Наверное, это правильно. Ведь ХХІ век имеет в своем арсенале не только сугубо силовые, вооруженные, но и более эффективные средства решения политических проблем. В ряде современных политических методов террор, то есть насильственные действия против невооруженных, гражданских, неагрессивных людей, является чем-то диким. Но всегда ли слово «террор» означало то же самое, что и сейчас? Более того, о терроре ли идет речь? Можно ли вооруженные действия против представителей деспотического или тоталитарного режима оценивать с точки зрения дня сегодняшнего, будто речь идет о парламентариях или министрах демократического правительства? В конце концов, имели ли право люди взять оружие в руки, оказывая сопротивление тем, кто уничтожал их только за то, что они хотели жить более свободной жизнью, а еще — дать своему народу элементарные основы цивилизации? Очевидно, все же преступления со стороны власти не могут оставаться безнаказанными. И если мирно, гуманно настроенная образованная молодежь берется за оружие, это что-то таки да значит.

Насколько они осознавали себя украинцами? К примеру, Софья Перовская. Родилась в Петербурге. Почти не бывала на собственно украинских землях. Но полицейские ориентировки свидетельствуют: говорила «с отчетливым малорусским акцентом». Не из петербургского же высшего света, в котором она — графиня! — росла, взялся этот акцент... Шляхтич Валерьян Осинский. Этот, несмотря на элементарные правила конспирации, как свидетельствует полиция, «демонстративно разговаривает по-малорусски». А одессит Григорий Гольденберг по этническому происхождению — совсем не украинец. Но может при необходимости выдавать себя за малороссиянина и, как свидетельствует полицейская ориентировка, «особенно любит петь малорусские песни...»

Отмечу, что фамилии на «-ов» среди лидеров «Народной воли» вовсе не означают, что это были этнические русские. Пример: Семен Баранников и Александр Михайлов, которые были родом из Путивля; смотреть надо на политико-культурные установки деятелей, а не на их фамилии или на форму носов. А в этом смысле народовольцы подтверждали, что их связь с Украиной — нечто куда более значительное, чем этническое происхождение. Собственно, так и должно быть при формировании любой «нормальной» европейской нации.