Помнить о государственном терроре

Сталинский террор имеет мало аналогий в истории. Историк, с которым мы беседуем на страницах этой газеты, размышляет о том, что делать с памятью о преступлениях, как в России, так и в Аргентине. На ночь читать не рекомендуется.

Página12: Вы историк, исследующий террор в СССР. В Москве возглавляете историко-просветительское правозащитное общество «Мемориал». Не могли бы Вы на страницах нашей газеты рассказать о себе и цели Вашего приезда в Аргентину?

Арсений Рогинский: Я приехал в Аргентину по приглашению Центра изучения славянского мира и Китая (Cemech) при Национальном университете Святого Мартина для участия в международной конференции под названием «Государственный террор в СССР и опыт Южной Америки», которая состоится в ближайшую пятницу в 18.30 в Национальной Библиотеке. По образованию я историк. В 1975 году начал подпольно издавать первый независимый исторический журнал «Память», в котором рассказывалось, среди прочего, о подавлении после 1917 года революционеров, не состоявших в большевистской партии, а также партий социалистического толка. Через несколько лет мне запретили преподавать в Университете, некоторое время я работал школьным учителем, однако по распоряжению КГБ в 1979 году был уволен и оттуда. В 1981 году руководство страны «предложило» мне эмигрировать на Запад, но я отказался. Меня арестовали и приговорили к четырем годам сибирских лагерей.

– Что из себя представлял этот подпольный журнал? Какую роль он сыграл?

- Журнал изучал историю политического террора в СССР c самого начала до 60-х годов. Это была запретная тема, которую нельзя было ни официально исследовать ни свободно упоминать. Мы публиковали документы и вели параллельные расследования политических преследований. Целью было сохранение подлинной национальной памяти, а не распространяемых государством фальшивок.

– Какое значение имеет в России термин «государственный терроризм»?

- Под государственным терроризмом понимается террор, осуществлявшийся советским государством против своих политических оппонентов…

– Настоящих..., потенциальных или выдуманных...

– Конечно. Его осуществляли государственные органы по приказу высшей государственной власти и под ее контролем. Количество прямых жертв в период между концом Гражданской войны, то есть, 1922-1923 годами, и концом коммунистического правления колеблется от 11 до 12 миллионов человек, из которых более миллиона было расстреляно, а несколько миллионов –точную цифру мы все еще не знаем- погибли в лагерях и тюрьмах. Террор был одним из самых главных методов управления страной.

- Как Вы связываете исторические знания с правами человека?

– Мы работаем ради восстановления исторической правды, а это невозможно без осознанной памяти. Мы ощущаем себя одновременно историками и общественными работниками. Те вопросы, которые мы ставим, гораздо шире, чем просто работа академических историков. Мы стремимся накопить исторические данные, систематизировать и осмыслить их. С этой целью мы работаем в государственных архивах, изучаем личные дела, готовим публикации и проводим конференции, но при этом также считаем ключевым вопросом воспитание населения, для чего организуем выставки, открытые диспуты, постоянно выступаем в средствах массовой информации, сотрудничаем с областными музеями, средними школами. Мы хотим напоминать о прошлом, устанавливая памятные знаки и в местах массовых репрессий, а также способствуя улучшению материального и социального положения их жертв.

– Всеобъемлющая концепция памяти...

- Да, мы должны не только знать о преступных деяниях, но и понимать, что это за преступления были, почему они произошли, кто, какие учреждения или органы несут за них ответственность.  Здесь недостаточно работы над изучением прошлого. Мы постоянно работаем над настоящим, сталкиваясь с современными проблемами нарушения прав человека.

– Ради удобства будем употреблять слово «общество», хотя, если бы мы с уважением относились к историческим понятиям, ни в СССР, ни в начале постсоветской эпохи никакого общества не было. Какая связь существует между обществом и террором и между обществом и насилием со времен Хрущева с его разоблачением преступлений Сталина?

- Начиная с эпохи Хрущева, существует консенсус относительно категорического неприятия насилия в качестве способа решения социальных и политических проблем. Этот консенсус основывается на страшном опыте XX века, времени войн и террора. Все указывает на то, что этот консенсус выразился в том, что распад СССР прошел относительно мирно. То есть, неприятие насилия уже достаточно укоренилось в сознании населения. Сегодня образованная часть населения едина в своей жесткой критике террора. Об этом свидетельствует результаты многочисленных опросов населения.       

– Вы знаете, что определенная часть аргентинского, да, наверное, и российского общества тоже, все еще задается вопросом относительно необходимости «помнить о государственном терроризме».

– Именно так. Многие люди считают, что можно идти вперед, не разобравшись в проблемах прошлого. Лично я убежден в том, что это ошибочная позиция. Еще слишком много видимых следов террора и их последствий.

– Каких, например?

– Страх перед государством, мысль о том, что государство – это высшая ценность, а человек – песчинка, с которой государство в любой момент сделать все, что захочет, неверие в правосудие, законы, демократические институты, отсутствие солидарности и другие явления – все это есть следствие террора, который в течение семидесяти лет становился составной частью человеческой природы. Эти следы можно преодолеть, только сохраняя память о терроре, помня о том, что советское государство было источником преступлений.
 
– Вы знаете, что для миллионов людей во всем мире Октябрьская революция  означает попытку начала истинного освобождения человека, а Сталин является символом победы над германским фашизмом.

– Разумеется, историю нельзя рисовать черно-белыми красками. Великий историк и диссидент Михаил Гефтер, когда ему задавали определенные вопросы, начинал ответ со слов «все значительно сложнее». Это применимо и в данном случае. Возможно, что Октябрь 1917 года, как Вы говорите,  и «освободил человека», но сегодня абсолютно очевидно и то, что логическим следствием Октября был террор, нараставший с каждым годом. Тоталитарное государство – также следствие Октябрьской революции. А что касается «победоносного Сталина», то на него можно взглянуть и с другой стороны, начав с той цены, которую пришлось заплатить за победу. Я имею в виду то, что своими чистками Сталин ослабил Советскую армию накануне войны с Германией; кроме того, миллионы людей погибли или попали в плен в результате преступных решений, принятых им в ходе войны. Еще миллионы были депортированы по его личному приказу, это были целые народы, как например, крымские татары и т.д.

- В прошлом году Вы опубликовали статью, в которой предлагали российским властям последовать примеру Аргентины в вопросе сохранения памяти о государственном терроризме. На чем основывалась эта инициатива?

– В отношении советского коммунистического режима не было проведено никакого судебного заседания наподобие Нюрнбергского процесса. Ни один преступник не предстал перед судом. И в результате преступления прошлого не были подвергнуты осуждению. Без подобного суда в коллективном сознании не может укорениться должное отношение к преступлениям. Без него нельзя преподавать историю в школах, организовывать выставки и создавать музеи. Политическое осуждение руководителями государства недостаточно, оно не обладает достаточным авторитетом и всегда может претерпеть изменения. Если взглянуть на вопрос с точки зрения политики сохранения памяти, то юридическое осуждение необходимо прежде всего для того, чтобы отмежевать современную Россию от преступлений советского режима. Вынесенные в Аргентине приговоры приковали наше внимание тем, что в них мы увидели доказательство того, что преступления против человечества не остаются безнаказанными, что преступники предстали перед судом даже по прошествии ряда лет. И мы испытываем чувство здоровой зависти по отношению к Аргентине, которая делом доказала, что обладает необходимым мужеством и волей для того, чтобы осудить свое преступное прошлое.