В своей речи по ливийскому вопросу, произнесенной в понедельник вечером, Обама был вынужден одновременно отвечать на критику с разных сторон. Для тех, кто сомневается в оправданности американского военного вмешательства в происходящее в Ливии, он нарисовал картину надвигавшейся гуманитарной катастрофы и перечислил ряд областей, в которых у США есть стратегические интересы в Ливии. Для тех, кто считает, что нам следовало бы активнее использовать вооруженные силы с целью свержения ливийского режима, он упомянул об опасности раскола коалиции и приводил в пример войну в Ираке. Для тех, кого тревожит финансовая стоимость операции, он подчеркнул, что, так как США ограничиваются лишь «вспомогательной ролью», это «значительно уменьшит» бремя, которое должно лечь на плечи американских налогоплательщиков. Для тех, кто полагает, что он недостаточно советовался с Конгрессом, он заявил, что консультировался с «лидерами Конгресса из обеих партий». Для тех, кто обвиняет его в том, что он слишком долго медлил, он отметил, что это решение потребовало значительно меньше времени, чем решение вмешаться в конфликт в Боснии. Наконец, в ответ тем, кто говорит, что он слабый лидер и идет на лишние уступки иностранным партнерам, он сказал, что задача лидера не в том, чтобы делать все самому, а в том, чтобы объединять союзников и создавать коалицию.
Такой избыток подвижных частей в конструкции выступления, вдобавок двигающихся в разных направлениях, привел к тому, что зачастую аргументация Обамы выглядела натянутой и неубедительной. Преувеличенная картина того, сколько крови ни в чем не повинных ливийцев пролил бы режим, если бы не вмешалась иностранная авиация, выглядит, несмотря на скверную репутацию Каддафи, чистой вводы спекуляцией. Заявление о том, что главная задача военной операции – спасение жизней, просто противоречит результатам ряда нанесенных в последние дни авиаударов. Разница между заявлениями и реальностью в данном случае достаточно велика, чтобы серьезно облегчить работу пропагандистам Каддафи. Что же касается американских интересов в Ливии, то на фоне недавних заявлений министра обороны США о том, что у Соединенных Штатов интересы в Ливии есть, но «не жизненно важные», о них приходится говорить с большой осторожностью. Рассуждения президента о потоках ливийских беженцев, которые затопят соседние Тунис или Египет (население последнего составляет 80 миллионов, Ливии – 6,5 миллиона) звучат неубедительно, к тому же предотвращение этого явно не входит в число наиболее насущных интересов США, оправдывающих использование вооруженных сил. Предположение о том, что без военного вмешательства резолюция ООН потеряла бы смысл также неубедительно – дело в том, что сначала было принято решение вмешаться, и лишь потом резолюция, а не наоборот. Президент также привел уже знакомый нам аргумент о том, что, если позволить Каддафи сохранить власть благодаря безжалостному применению силы, другие диктаторы начнут брать с него пример. Проблема в том, что ливийский лидер ранее заключал соглашения с Британией и США, и, если Америка будет участвовать в его свержении, многие могут сделать из этого еще более неудобные выводы. Кроме того этот аргумент негласно подразумевает, что подобные операции в регионе будут предприниматься и в дальнейшем. Если угроза западного военного вмешательства и есть тот самый фактор, который мешает остальным диктаторам в регионе переходить черту, намерены ли мы воплощать эту угрозу в жизнь? И если да, то где?
Между тем без ответа остались несколько вопросов, часто задававшихся в преддверии речи. Президент так и не сказал, чем и когда должна закончиться операция. Он ясно дал понять, что свержение режима Каддафи – одна из его целей, и столь же ясно (несмотря на направление нескольких недавних авиаударов) - что это не входит в задачи военной операции. Он говорил о других способах давления на режим, таких как замораживание финансовых активов, но не объяснил, почему нам следует ожидать или надеяться, что эти методы или действия повстанцев помогут в ближайшее время свергнуть диктатора. Однако, если не они, тогда что?
И даже если Каддафи уйдет, соорудить что-то на месте его режима останется огромной и трудной задачей. Президент оговорился, что «за одну ночь ничего не создастся», однако о масштабе усилий по политическому и экономическому восстановлению и сопутствующих проблем, которые неминуемо возникнут в таком неблагополучном обществе как Ливия, и особенно о том, какую роль в этом будут играть США, он говорить не стал. Г-н Обама без всякого опасения может сравнивать то, что он делает в Ливии, с тем, что его предшественник делал в Ираке, так как различия на самом деле разительны. Однако вспомним, что в Ираке сбросить диктатора оказалось сравнительно просто. Самая долгая и трудная часть компании началась после этого. В Ливии, если сочетание международных санкций, авиаударов коалиции и действий храбрых, но неорганизованных повстанцев в конце концов приведет к падению режима Каддафи, это «после» тоже обязательно наступит. Какую роль будут играть США тогда? Будем ли мы платить за часть разбитых горшков?
Ливийский кризис быстро превратился в важную и крайне неприятную проблему президентства Барака Обамы, неудобную для самого г-на Обамы не меньше, чем для всех остальных. Лучше всего в его речи удалась завершающая часть, в которой он вдохновенно рассуждал не о Ливии, а о своих взглядах на будущее Ближнего Востока в целом. Если бы только он мог все время работать исключительно на этом уровне!