Соединенные Штаты и их европейские союзники вступили в еще одну войну, и на сей раз дела у них - по крайней мере, в настоящий момент - идут лучше по сравнению с предыдущими (и продолжающимися) кампаниями в Афганистане и в Ираке. Вечером 28 марта Барак Обама в своем обращении к американскому народу заявил об «обязанности» США принять меры в Ливии, отметив при этом, «что бремя не должно лечь исключительно на плечи Америки». Президент специально подчеркнул, что «мы не можем позволить себе повторить в Ливии» болезненный и дорогостоящий иракский опыт.
Тем не менее, в своей речи, произнесенной спустя всего несколько часов после конференции в Лондоне, на которой обсуждалось будущее Ливии, Обама не ответил ни на один из множества возможных вопросов об исходе ливийского конфликта и будущей роли Запада. Не стал он говорить и о политике Запада в отношении борьбы двух миров – старого арабского мира и нового, который пытаются создать демократические движения.
Фон речи Обамы и Лондонской конференции выглядит в целом благоприятно для коалиции противников Каддафи. Публика внутри страны может полюбоваться последствиями ударов французских самолетов Mirage и Rafale по танкам полковника Каддафи на окраинах Бенгази и ударов дорогостоящих крылатых ракет с британских и американских подводных лодок по ливийским штабам, а также по коммуникационным и разведывательным структурам.
Фокусируясь на авиаударах, коалиция, которой пока удается избегать катастрофических промахов, унесших жизни стольких людей во время предыдущих войн, поддерживает ореол «хорошей войны». Согласно официальной линии, хорошие парни снова собрались вместе, чтобы спасти ливийских мирных жителей от чудовищного диктатора, причем на этот раз они даже озаботились привлечь на свою сторону кое-кого из «других» - в данном случае Лигу арабских государств.
Реалистический подход
Таким образом, пока – впрочем, конфликт развивается быстро, и, возможно, это ненадолго – Ливия выглядит совсем иначе, чем Ирак. Сочетание военных успехов и активного освещения тележурналистами делает ливийскую кампанию похожей, скорее, на короткую (она длилась всего 78 дней) войну в Косово 1999 года. В сущности - и в этом происходящее вообще напоминает войны времен распада Югославии - западные страны, похоже, хотят бороться с Каддафи, не заставляя при этом телезрителей у себя дома смотреть на неприятные последствия наземных боев.
Таким образом, конфликт вокруг будущего Ливии как будто просачивается сквозь западные политические миры, на которые давит интенсивный новостной цикл. Это давление, весьма внушительное и в «нормальные времена», дополнительно усиливается, когда где-то – в Боснии, Косово или на этот раз в Ливии – возникает неравный конфликт, в котором государство угрожает массовыми убийствами мирного населения (или к ним прибегает). У западного общества в такой ситуации возникает ощущение, что «надо что-то делать».
В демократическом обществе это серьезно влияет на поведение политических лидеров (в данном случае в первую очередь Николя Саркози, Дэвида Кэмерона и Барака Обамы), хотя это только один из факторов. На деле их мотивы, конечно, намного сложнее: например, надежда отвлечь внимание от внутренних проблем (сейчас это относится в первую очередь к Саркози) играет зачастую не меньшую роль, чем стремление спасти жизни ни в чем не повинных людей.
В случае Ливии интервенция действительно, по-видимому, предотвратила чудовищные зверства, хотя пока трудно сказать, что будет дальше. Более того, по-прежнему актуален вопрос о последовательности: западные державы далеко не всегда пытаются защищать мирных жителей или наказывать тиранов. Напротив, они, зачастую – как было с Ливией Каддафи – тесно сотрудничают с авторитарными режимами.
Заметим, никто всерьез не призывал сменить власть в Узбекистане после бойни 2005 года в Андижане или сообщений о пытках, которые практикует режим Ислама Каримова. Ввести «бесполетную зону» над Китаем после расстрела студенческой демонстрации на площади Тяньаньмэнь в 1989 году тоже никто не предлагал. И хотя перспектива американского или израильского удара по Ирану в последние годы обсуждается часто, говорят о ней всегда в контексте ядерных планов Тегерана, а не жестоких притеснений демократического движения после сфальсифицированных президентских выборов 2009 года.
«Можно быть слишком гордым, чтобы воевать», - говорил Вудро Вильсон незадолго до того как признал неизбежность вступления Америки в Первую мировую войну. Его преемники охотно воевали со множеством маленьких стран – с Гренадой, Панамой, Ливаном, Сербией, – однако с 1945 года ни разу не ввязывались в войну с равным противником (частичным исключением стал Китай, неожиданно вступивший в Корейскую войну). Союзники Америки, как показывают примеры Чада и Сьерра-Леоне, еще осторожнее относятся к применению силы против перешедших черту стран. Такое поведение часто оправдывается соображениями реализма: «либеральный интервенционизм» применительно к Китаю непредставим, однако там, где жизни можно спасти, это следует делать.
Крепкая дружба
Впрочем, дело не только в самой непоследовательности, но и в том, как начавшаяся военная кампания относится к будущему. Военное вмешательство в Ливии породило ряд новых вопросов: помогать ли повстанцам, и, если помогать, то в какой мере, что делать, если противостояние зайдет в тупик, как должна будет выглядеть Ливия после Каддафи, и какой будет стратегия выхода? В свою очередь, эти вопросы – лишь частный случай дилемм, стоящих перед внешними силами в регионе в целом. Продолжающиеся протесты в Сирии, Йемене и Бахрейне, возможные волнения в Саудовской Аравии, Марокко и Алжире и проблема создания новой системы управления в Тунисе и в Египте – все это всерьез испытывает искренность и глубину пресловутой приверженности Запада идеям демократии.
В основе представлений Соединенных Штатов о себе лежит идея борьбы за демократию против тирании и диктатуры (на самом деле, хотя сейчас об этом вслух не говорят, против монархии). Однако и здесь последовательность исторически оставляет желать лучшего. Во времена холодной войны США поддерживали множество автократов - Ли Сын Мана, Фердинанда Маркоса, Мобуту Сесе Секо, бесчисленных латиноамериканских каудильо – лишь бы те были антикоммунистами. На Ближнем Востоке с 1973 года благодаря дипломатическим усилиям Генри Киссинджера США начали поддерживать «сильных лидеров», негласно согласившихся не нападать на Израиль и не вести «радикальную» региональную политику. Достаточно вспомнить египетского Хосни Мубарака, йеменского Али Абдаллу Салеха и династию Саудитов.
Особенно характерен как свидетельство расхождений между декларациями и политикой пример Саудовской Аравии. У этой страны не только крайне жестокая судебная система - она еще и не жалеет средств на поддержку зарубежных медресе, в которых молодых мусульман учат ненавидеть Соединенные Штаты, Израиль и – заодно - демократию. Однако на фоне статуса крупнейшего в мире поставщика нефти все это не имеет большого значения. Поэтому США и Британия продали Саудовской Аравии самые современные вооружения на сумму в 100 миллиардов долларов и принимают членов ее правящей семьи как почетных гостей (и скоро опять будут принимать на предстоящей свадьбе принца Уильяма, если у Саудитов хватит бестактности явиться).
Историческая проверка
Собственно, в «реальной политике» нет ничего нового, хотя американцы презирают ее и считают сугубо европейской практикой. Однако «реальная политика» подразумевает рациональный расчет. Последние события показывают, что на Ближнем Востоке и в Северной Африке Запад запутался в неприемлемых противоречиях, и такая ситуация угрожает как его безопасности, так и его репутации. Это ставит перед ним ряд сложных вопросов.
Что имеют в виду Соединенные Штаты и Европа, когда они говорят, что верят в демократию? Значит ли это, что и ливийцы, и египтяне, и йеменцы, и бахрейнцы, и население нынешней Саудовской Аравии, и алжирцы, и марокканцы вправе выбирать себе правительства согласно законам, которые они сочтут для себя приемлемыми?
Запад гордился тем, что добился для себя этого права и подтолкнул народы бывших коммунистических стран Центральной и Восточной Европы его добиваться. Однако будет ли он считать, что у народов Ближнего Востока тоже есть такое право, если они выберут для себя правительства, которые не понравятся Западу или будут угрожать его интересам в сфере экономики или безопасности? Короче говоря, верят ли Соединенные Штаты и Европа в демократию на самом деле?
Если вопрос встанет о выборе между арабскими народами, отважно противостоящими диктаторам, и диктаторами, способными гарантировать поставки нефти и поддержать борьбу с террористическими исламистскими организациями, на чью сторону встанет Запад?
Нетрудно отправить бомбардировщики против ливийских ВВС и армии. Но что если монархия Саудовской Аравии, вооруженная самым современным оружием, начнет яростно защищать свои несправедливые порядки от смелых и беззащитных демонстрантов в Эр-Рияде или в Дахране (городе, в котором расположена штаб-квартира Aramco)?
Ответы на эти вопросы – далеко не академические и вполне реалистические - совсем не очевидны. Очень возможно, что западным странам предстоит отвечать на них раньше, чем они ожидают, и без всякого сослагательного наклонения. Разумеется, им имеет смысл заранее переосмыслить свой подход в целом, пока для этого еще есть немного времени.
Годфри Ходжсон – бывший директор программы Reuters' Foundation в Оксфордском университете. До этого был корреспондентом Observer в Соединенных Штатах и редактором внешнеполитического отдела Independent. Автор ряда книг, в числе которых «Великое и благочестивое дело: пилигримы и миф о первом Дне благодарения» («A Great and Godly Adventure: The Pilgrims and the Myth of the First Thanksgiving») (PublicAffairs, 2007) и «Миф об американской исключительности»(«The Myth of American Exceptionalism») (Yale University Press, 2009).