Чуть больше года назад, еще до смоленской катастрофы, я случайно познакомился в Москве с молодой российской парой. Обоим было по 23 года: она – учительница начальных классов, он – химик, работающий в каком-то исследовательском институте. Мимолетная встреча в книжном магазине переросла в совместный ужин в популярном московском сетевом ресторане «Елки-палки». Мне было интересно поговорить со «среднестатистическими» людьми, а им - с иностранцем. Началось с небольшого кви-про-кво (лат. путаница, недоразумение – прим. ред.): когда я сказал, кто я по национальности, я услышал, что это здорово, потому что их приятель как раз недавно вернулся из Праги и рассказывал про нее потрясающие вещи. Моя ответная реплика, что Прага не имеет ничего общего с Польшей, не вызвала большого замешательства, ведь Прага и Варшава находятся где-то там в Центральной Европе, и наверняка не очень далеко друг от друга. Что факт, то факт. Для российского восприятия пространства 600 километров – это совершенно незаметное расстояние. Я довольно быстро сориентировался, что для этих двух молодых москвичей Польша – понятие из мира пчелки Майи: «где-то есть, но неизвестно где» (из польского перевода песни к одноименному мультфильму – прим. пер.)… С запалом, подогреваемым водкой «Зеленая марка», они расспрашивали, как выглядят варшавские улицы, как одеваются их ровесники, какую они слушают музыку. Они вспоминали, что у бабушки были польские корни, а мама обожала Барбару Брыльску в культовом фильме «С легким паром», и клятвенно обещали, что когда они соберутся в Прагу, то заедут и в Варшаву, потому что это ведь рукой подать.
Московская встреча в очередной раз продемонстрировала, что молодые россияне и поляки живут сегодня на двух разных планетах. Впервые за 250 лет в обеих странах выросло поколение молодежи, которое мало знает о своих ближайших соседях, не знает их языков или алфавита. Иначе быть и не может, раз уже 20 лет поляки не изучают русский язык, а у россиян нет повода заглядывать в польские книги или журналы. Если что-то и теплится на эту тему у них в мозгу, то лишь схемы и общие фразы, повторяемые за родителями и бабушками с дедушками, которые традиционно считаются знатоками России и русского языка. В результате вместо дискуссии на современные темы мы развиваем мученические мотивы из прошлого: катынский (с его смоленскими вариациями), советологический или культурологический («..я уважаю русских и их великую культуру, но не принимаю российского государства»). И к этому русский язык «à la polonaise», т.е. прибавление к каждому глаголу суффикса «ся».
Я с восхищением слежу, как мои молодые друзья из Krytyka polityczna стараются обновить польский дискурс о России. На специальных встречах заново читается русская классическая литература, а несколько дней назад из поездки в Москву и Петербург вернулась исследовательская экспедиция, опыту и новым контактам которой я сильно завидую. Одним из ее результатов стал фельетон Михала Сутовского (Michał Sutowski) о реформе российского образования, которую планируют провести власти России, и которая в целом должна привести к уменьшению числа студентов гуманитарных специальностей.
Не воспринимайте, пожалуйста, эту полемику как нападение. Я хотел бы только для общего блага обратить внимание на попавшую в этот текст схему мышления старого типа. Автор обращает внимание на то, что аналогичные идеи изменений в системе образования появляются и в других странах. Но он, однако, делает заключение: «Многие режимы в истории (не только) России хотели затормозить «перепроизводство интеллигенции», а чуть позже он дает отсылку к книге «Генеалогии непокорных» Богдана Цивинского (Bohdan Cywiński).
Ну, нет же! Нельзя говорить о современной России и продолжать пользоваться аргументами из книг наших дедов, знавших Россию дореволюционную и советскую. Не стоит пугать самих себя Новосильцевым и российской бюрократией, а президента Медведева считать наследником Романовых. Практически одновременно с текстом Михала Сутовского в Gazeta Wyborcza появилась статья о том, что министерство образования Чешской Республики тоже собирается ограничить сеть вузов для переориентации на обучение прикладным специальностям и представителей рабочих специальностей. Стилистика этого текста, впрочем, была не слишком серьезной и отсылала к ассоциациям с Гашеком и Грабалом. Ведь так следует писать о забавных чехах, в то время как в текстах о россиянах следует подчеркивать зловещие замыслы тамошнего властного механизма.
Отказавшись от тлетворного влияния старого подхода к восприятию России, давайте поищем новые, не носящие печати травм прошлого темы для дискуссий. Любопытный тон зазвучал во время выступлений польских театров на московском фестивале «Золотая маска». Оказалось что мы, повторяющие как мантру, аргументы о превосходстве российского театра, вдруг оказались в положении лидера. Пустое - великолепная классическая драматургия, пустое - фантастическая школа психологической игры, раз с их помощью не получается рассказать о современном мире! Этот урок россияне получили от польских режиссеров Варликовского (Krzysztof Warlikowski), Яжины (Grzegorz Jarzyna), Люпы (Krystian Lupa) и Клечевской (Maja Kleczewska), и кажется, что это практически наверняка изменит их театр. Распространенное среди старшего поколения представление о великой сценической культуре России, строившееся на авторитете Чехова, Гоголя и Станиславского, превращается в руины. Тот факт, что российские деятели искусства готовы к такой переоценке ценностей, лучше всего свидетельствует о силе их культурных образцов. Не будем пытаться стать более русскими, чем они сами.