Атака возглавляемого Западом альянса на вооруженные силы Муаммара Каддафи обусловлена, в основном, принципиальными мотивами. Если бы Запад повернулся спиной к ливийским повстанцам, он бы предал все то, с чем его отождествляют.
Конечно, одни и те же принципы не применяются, чтобы спасти жестоко репрессируемые народные массы в Йемене или шиитских протестующих в Бахрейне. Сомнительно, что они будут распространяться на Саудовскую Аравию и Сирию, не говоря уже об Иране. Не является невероятным и то, что затяжная война в Ливии закончится предупреждением авторитарным правителям в регионе, что арабское пробуждение ‑ не что иное, как прелюдия к хаосу.
Эти присущие данной ситуации противоречия усложняются внутренними условиями в каждой из арабских стран, а также стратегическим давлением, и все это определяет оттенки неспокойной Арабской весны.
Легитимность наследственной монархии, принцип, установленный Меттернихом, архитектором постнаполеоновского порядка, восторжествовал, в конечном итоге, в период Европейской весны 1848 года. До сих пор этот принцип существует во всем арабском мире. Монархия ‑ в Марокко, Саудовской Аравии, Иордании и в большинстве династий стран Залива – все еще кажется по своей сути более приемлемой, чем мирская автократия. Уязвимость режимов в Египте, Тунисе, Ливии, Сирии и Йемене, которые полагаются на мошеннические выборы и репрессивный государственный аппарат, отражает отсутствие у них какого-либо обоснования их законности.
Конечно, арабские монархии не являются полностью неуязвимыми перед угрозой народных восстаний. Но, поскольку их легитимность имеет религиозную или даже божественную основу и не является фикцией демократической поддержки, как было в случае с арабскими президентами, их правление меньше вызывает сомнение.
Более того, в отличие от арабских «республик» ‑ которые все возникли после «социалистических» революций или военных переворотов и которые обещали процветание и социальную справедливость, а заканчивались коррумпированными репрессивными режимами – монархии региона никогда не обещали Утопии. Все такие обещания в истории заканчивались либо воротами Гулага, либо, как в Египте и Тунисе, свержением правительства обманутыми народными массами. Ни в одной из арабских монархий протестующие не требовали головы короля, их требования – ограничить абсолютную власть, а не положить конец монархии.
На революционную карту также влияет позиция в отношении Запада. Печальный урок лживости Запада в отношении демократических реформ в арабском мире, который посчастливилось увидеть Сирии и Ирану, заключается в том, что прозападные умеренные лидеры, которые уступили продемократическим протестующим заканчивали тем, что их устраняли, в то время как те, которые жестоко расправлялись со своими оппонентами продолжают оставаться у власти. Запад, в конце концов, никогда не оказывал сильного давления на какой-либо арабский режим, чтобы тот проводил реформы, и бросил своих авторитарных клиентов в Тунисе и Египте только после того, как они не смогли вырвать ростки революции. Урок заключается в том, что запад будет сосуществовать с тиранией при условии, что она поспешно и эффективно проводит репрессии.
Соединенные Штаты, в частности, были более терпимы к репрессиям в отношении демократических движений в странах Залива, чем в Египте, Тунисе или Ливии. Так как в Заливе для США вопрос заключается не в противостоянии демократии против автократии; это один из возглавляемых Ираном шиитских альянсов против суннитских прозападных священных режимов.
Учитывая безумную боязнь иранского влияния, движения за демократию в Бахрейне и Саудовской Аравии обречены задохнуться при молчаливом попустительстве США. Возглавляемое Саудовской Аравией вмешательство в Бахрейн направлено на обуздание попыток Ирана преуспеть в регионе на волне шиитских восстаний.
В самом деле, восстание шиитского большинства в Бахрейне стало сейчас борьбой за региональное превосходство между Ираном и поддерживаемыми США суннитскими монархиями стран Залива. Даже Турция, союзник Ирана, чей премьер-министр Реджеп Тайип Эрдоган, резко критиковал военное вмешательство против Ливии и набрасывался на Запад за то, что тот рассматривает регион в качестве «поля для нефтяных войн на десятилетия» – призвал Иран ограничить свою воинствующую риторику во время кризиса в Бахрейне.
Иммунитет саудовской монархии против давления США, призывающих к демократическим реформам, во многом обязан страху перед «шиитским полумесяцем», отбрасывающим тень на Залив, с Ираном во главе. В самом деле, Саудовская Аравия рассматривает политические полномочия шиитского большинства как катастрофу исторического масштаба, взгляд, доказанный откровенной поддержкой Ираком иранского замысла в Заливе. Премьер-министр Нуари аль-Малик присоединился к иранскому хору против «интервенции суннитских сил в соседнее государство». Ему вторили могущественный шиитский лидер Ирака Мухтада эль-Садр и верховный священнослужитель Ирака Аятолла Али Систани, которые убеждали Бахрейн освободиться от «иностранных сил».
Стало модным обвинять Запад в перипетиях арабской демократизации. Но исторические поворотные моменты никогда не характеризовались легким выбором, и человеческие ошибки формировали исход чаще, чем человеческая безнравственность. В своем восхитительном марше к гражданским свободам арабские народы должны столкнуться со вступительным экзаменом, присущим любой демократии, даже начинающей: осознание ответственности за последствия решений.
Шломо Бен-Ами - бывший министр иностранных дел Израиля, в настоящее время является вице-президентом Международного центра за мир в Толедо и автором книги «Шрамы войны и раны мира: израильско-арабская трагедия»