Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Причины, приведшие к смоленской катастрофе, делают ее исключительной

Интервью с главой польской Государственной комиссии по расследованию авиационных катастроф Эдмундом Клихом

© РИА Новости Олег Минеев / Перейти в фотобанкОбломки польского правительственного самолета Ту-154 на охраняемой площадке аэродрома в Смоленске
Обломки польского правительственного самолета Ту-154 на охраняемой площадке аэродрома в Смоленске
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Когда я только получил данные по атмосферным условиям в Смоленске в момент посадки польского Ту-154, мне уже было сложно выискивать в этом какие-то целенаправленные действия лиц, находящихся вне самолета. А когда я позднее ознакомился с переговорами пилотов и данными бортовых самописцев, я знал уже на 100%, что ни о каком вмешательстве извне не может быть и речи.

Polska: Недавно, когда вам в очередной раз задали вопрос о версии покушения, вы ответили, что год назад в Смоленске мы, несомненно, имели дело не с покушением, а с «исключительной авиакатастрофой». Вы имели в виду «элитарный» список пассажиров президентского «Туполева»?

Эдмунд Клих (Edmund Klich): Это первый аспект: на борту были президент, важнейшие генералы, вице-спикеры Сейма и другие значимые персоны. Второй аспект – обстоятельства этой трагедии. Ошибки в подготовке полета, в обучении пилотов, в несоблюдении процедур с польской стороны были совершенно невероятными. Впрочем, сигналы о проблемах с обучением пилотов, появлялись уже раньше, выводы об этом можно было сделать уже после катастроф самолетов Bryza и CASA (в 2009 и 2008 годах – прим. пер.). К сожалению, разных распоряжений после этих катастроф появилось много – более 40, но они не имели никакого эффекта. Ведь в случае Смоленска произошла катастрофа, которая, в сущности, была очень похожа на крушение самолета CASA под Милославцем. И это третий повод, по которому произошедшее в Смоленске можно назвать исключительным. Я уже говорил, и это находит подтверждение, видимо, это подтвердит отчет комиссии министра Ежи Миллера (Jerzy Miller), что из предыдущей катастрофы не сделали никаких выводов. Наконец, и это четвертый повод, касающийся российской стороны: все произошло на исключительно плохо оборудованном, совершенно не подготовленном для посадки самолетов с VIP-персонами, не располагающем системой ILS (радионавигационная система обеспечения захода на посадку по приборам – прим. пер.) аэродроме. Все это вместе придает катастрофе характер исключительности. Если бы в гражданской авиации были бы возможны такие низкие стандарты, авиакатастрофы происходили бы раз в несколько дней или даже чаще.

- Можно ли вообще найти в польской гражданской авиации пример в какой-то степени похожей катастрофы?

- В польской – совершенно невозможно. Думаю, такой пример сложно было бы найти даже в мировом масштабе. 

- Да? Включая, скажем, даже Уганду и Монголию?

- Я не проводил исследований на эту тему, но из того, что мне известно, подобной катастрофы в истории авиации не было.

- Подобной с точки зрения степени одновременного нагромождения ошибок и недочетов?

- Да. С точки зрения ошибок, нарушений, самоуверенности, самого подхода к этому полету и людям, которые были на борту. Перечислять можно долго: организационные ошибки, отсутствие штурмана, передача информации, например, о погоде. Причины и обстоятельства этой катастрофы совершенно исключительны.

- Есть ли еще что-то, чего мы не знаем о Смоленске? Какая-нибудь область следствия или исследований, которые могли бы принципиально изменить наше текущее представление об этой катастрофе?


- Если даже да, то речь идет в большей степени о деталях. Часть этой недостающей информации мы можем, впрочем, проверить по уже известным источникам. У нас пока нет (может быть у министра Миллера есть, но, скорее всего, нет) инструкций эксплуатации аэродрома. Но опосредовано, из показаний диспетчера, мы знаем, что существует процедура закрытия аэродрома при условиях, которые делают посадку невозможной. Так что даже без дополнительной документации мы можем сделать в данном случае выводы, достоверность которых превышает 90 процентов. У нас есть объективные данные: записи переговоров в кабине пилотов, в контрольной вышке, бортовые самописцы – никто с этим никак не мухлевал. Так что областей, где осталась бы неопределенность, нет. Остается гипотетическая проблема с твердыми доказательствами некоторых выводов, особенно в контексте позиции приверженцев теории покушения. Однако сложно вообразить себе доказательства, которые бы таких людей окончательно убедили.

- Даже если бы удалось, все равно под конец и так остается аргумент, что «россияне все фальсифицировали».

- Два дня назад я слушал, как автор одной книги на тему катастрофы размышлял, почему разрушению подверглось 90 процентов конструкции самолета, намекая, что часть кабины была разрушена ранее. Если он сам в этом убежден, здесь не помогут никакие вещественные аргументы, доказывающие, что особенно когда самолет переворачивается «на спину», такое разрешение кабины и такие травмы жертв, к сожалению, совершенно естественны.

- Вы находились на месте событий в первые дни после катастрофы. Тогда или в ходе дальнейшего следствия вам хотя бы на мгновение не приходила в голову какая-нибудь из гипотез разряда «теорий заговора»?


- Нет. Откровенно говоря, когда я только получил данные по атмосферным условиям, мне уже было сложно выискивать в этом какие-то целенаправленные действия лиц, находящихся вне самолета. А когда я позднее ознакомился с переговорами пилотов и данными бортовых самописцев, я знал уже на сто процентов, что ни о чем подобном не может быть и речи.