Что смоленская катастрофа изменила в польско-российских отношениях

«Авиационная катастрофа в любой момент может превратиться в катастрофу политическую», - уже целый год повторяет один из архитекторов нормализации польско-российских отношений периода, когда власть в Польше перешла к коалиции «Гражданской платформы» (PO) и «Польской народной партии» (PSL).

Несколько дней назад в посольстве одной из западных стран в Варшаве состоялся ужин, совмещенный с дискуссией о польской восточной политике, и в первую очередь отношениях с Россией. Западные дипломаты пригласили туда нескольких влиятельных поляков с разными политическими взглядами, занимающихся Востоком. Среди приглашенных была также Анна Фотыга (Anna Fotyga) - бывшая глава МИД в правительстве партии «Право и Справедливость» (PiS). Она заявила, что пока Россия всесторонне не расследует смоленскую катастрофу, а еще лучше не возьмет на себя ответственность за нее, о том, чтобы развивать отношения с этой страной не может быть и речи. За столом на мгновение воцарилось замешательство. Начались споры, но хозяева ловко сменили тему, чтобы дискуссия не переродилась в ссору и скандал.
[...]

На Западе нормализация польско-российских отношений считается однозначно положительным событием. В прошлом году конференции на эту тему собирали толпы народа в Париже и Берлине. Этим явлением интересовались британские и японские дипломаты, а американцы пытались убедить себя, что улучшение контактов Польши и России – это прямое следствие «перезагрузки» президента Барака Обамы в отношении Москвы. На недавней конференции в Берлине, посвященной польско-российско-немецким отношениям, из уст хозяев звучало мнение, что потепление на линии Варшава–Москва было важнейшим геополитическим событием в Европе за прошедший год. Берлин, разумеется, поддерживает этот процесс в основном из-за собственных интересов, но оттуда давно не звучали голоса о том, что в Польше происходит нечто важнейшее в общеевропейском масштабе.

Осознание этого в Польше вовсе не так легко и естественно. Год спустя после смоленской катастрофы поляки, как кажется, еще больше разделились в своем отношении к России, чем раньше. Речь здесь не идет об обычных россиянах, т.к. их в Польше даже в худшие времена любили всегда независимо от конъюнктуры. Бывший посол России в Варшаве Владимир Гринин часто сравнивал Польшу с Финляндией: политики вели себя там очень культурно, а на рынке или в кино он чувствовал отчетливую неприязнь со стороны людей, слышавших его русский акцент. В Польше же было наоборот.

Смоленская катастрофа на краткий момент вызывала с обеих сторон волну положительных эмоций: спонтанное возложение цветов у посольства Польши в Москве, зажженные 9 мая свечи на польских кладбищах, где похоронены солдаты Красной армии. Но как свойственно любым эмоциям, они быстро прошли. Можно было предвидеть, что такая крупная трагедия в долгосрочной перспективе не сблизит наши государства, а, скорее, может стать источником новых проблем хотя бы из-за расхождений в расследовании причин катастрофы. Если принять во внимание деликатность темы, масштаб эмоций, споров на исторические темы, стереотипов и прежней недоверчивости, политикам с обеих сторон вполне неплохо удалось прожить прошлый год: они не убереглись от ошибок, но эти ошибки не были кардинальными.  

Начнем с России. Смоленская катастрофа вынудила Москву сделать две вещи: сказать полную правду о Катыни и заново запустить контакты между нашими странами на президентском уровне, замороженные с осени 2005-го года, когда президентом стал Лех Качиньский.

По катынскому делу рассекречиваются очередные документы российского следствия, прозвучало обещание реабилитировать польских офицеров, которые были в 1940-м году убиты НКВД. Важнее же всего то, что российский президент неоднократно без какой-либо недосказанности заявлял, кто совершил это преступление, а сейчас 11 апреля он закрепит эти слова своим присутствием на катынском кладбище вместе с Брониславом Коморовским. Это успех, потому что спустя почти 20 лет с момента распада СССР глава российского государства впервые в истории приедет в Катынь. Если Россия откроет и передаст Польше все катынские документы и реабилитирует офицеров, это дело в политической плоскости будет раз и навсегда закрыто.

Россия за прошедший год сделала ряд ошибок в отношении Польши, например, преждевременно и односторонне обнародовав отчет МАК. Часть польских наблюдателей восприняла это как запланированную акцию против нашей страны и даже лично премьер-министра Дональда Туска. Я не знаю, каковы были намерения россиян, но я склонен считать, что это была, скорее, недоработка и самоуправство МАК, чем сознательная акция. В Москве прекрасно знают, что, несмотря на разные оговорки, правительство Туска и нынешняя польская правящая коалиция – это лучшие партнеры России. Их ослабление и усиление оппозиции в предвыборный год было бы бессмысленным. Поэтому я отметаю все теории заговора, будто Москва ставит на Ярослава Качиньского, чтобы усилить хаос в нашей стране. Зачем ей это? 

Самый свежий конфликт – это замена накануне приезда семей жертв и двух президентов самовольно установленной мемориальной доски на камне в месте смоленской катастрофы. Россия имела на это право. Но делать это непосредственно перед визитом, когда было ясно, что эта тема будет растиражирована польскими СМИ, было бестактностью. Лучше всего было сделать это как можно раньше и как можно тише.

Теперь о плюсах. Благодаря размораживанию контактов на президентском уровне и декабрьскому визиту Дмитрия Медведева в Варшаву, в самой России прозвучал отчетливый сигнал, что с Польшей можно договориться, или по крайне мере попытаться завязать диалог. Сейчас эту мысль повторяют многие: от  депутатов Думы до официальных и неофициальных кремлевских советников, которые еще недавно не замечали нашу страну. Существуют, разумеется, и антипольские круги, но и в нашей стране хватает антироссийских политических группировок.

В России мало кто питает иллюзии, что в отношениях с Польшей все пойдет идеально. Есть осознание расхождения интересов в определенных областях, возможности соперничества или даже конфликтов, но новым качеством стала убежденность, что в этом сложном переплетении можно найти рациональную плоскость для согласия, базирующегося на общих интересах. Точно так же строятся сейчас российско-немецкие, российско-французские или российско-итальянские отношения. Различия и конфликты стираются, и ведется поиск того, что в большей мере объединяет, чем разделяет. То, что Польша вступила на тот же путь, можно назвать успехом.

Мы находим решение проблем, которые казались раньше неразрешимыми. Подписание долгосрочного газового договора в прошлом году – это успех России, но она одновременно пошла на уступки по многим вопросам, в которых раньше занимала твердую позицию, взять, например, отказ от права собственности на транзитные газопроводы на территории Польши взамен за компенсацию. Очередные спорные пункты в наших отношениях медленно, но сдвигаются с мертвой точки. Мы можем свободно ходить на наших судах через Балтийский пролив, удалось сохранить квоты на автоперевозки между нашими странами. Новый польский посол в Москве - Войчех Зайончковский (Wojciech Zajączkowski) - получил доступ в российские салоны. За последние три месяца помимо президента Медведева он встретился с патриархом Кириллом и главой «Газпрома» Алексеем Миллером. В российских условиях это настоящий успех, который замечают, и которому завидуют дипломаты других государств.

Чуть более года спустя после смоленской катастрофы, скорее всего в мае, начнет работу Центр Диалога и согласия Польши и России. Он возьмет на себя задачи Группы по сложным вопросам, которая расчистила почву для улучшения отношений между нашими государствами, но уже в гораздо большем масштабе. Благодаря Центрам Москва и Варшава получат очередной инструмент для развития отношений, который не будет зависеть от текущей политической конъюнктуры. Центры займутся не только историей, но и текущими делами, например, интеграцией журналистского и научного сообществ обоих государств. 

В ситуации, когда польско-российский диалог на уровне президентов переживает расцвет, не стоит забывать о контактах на уровне премьер-министров и правительств. Ходят слухи, что после аферы с отчетом МАК запал Дональда Туска относительно контактов с Москвой утих. Но без правительств и премьеров эти контакты никогда не станут полноценными. Именно правительства в обоих государствах контролируют экономические вопросы, которые являются двигателем международных отношений в современном мире. В конце концов, Польшу и Россию связывает не только история, но и умение вести совместные дела.

К сожалению, социологических исследований на тему отношения общества к смоленской катастрофе в России нет. Тем временем, согласно мартовскому опросу Центра исследований общественного мнения (CBOS), 87% поляков считает, что катастрофа превратилась в орудие политической борьбы; 85% – что она стала удобной темой для отвлечения внимания общества от важных текущих проблем, а 78% считает постоянные разговоры о событиях 10 апреля 2010 года скучными и вызывающими раздражение. Это доказывает, что мышление в духе Анны Фотыги и партии «Право и Справедливость» (смоленская трагедия как основное оружие во всех сферах, особенно в отношениях с Россией), не находит поддержки у большинства поляков. Стоило бы, чтобы этот тренд заметили в Москве.

Такие издания, как Gazeta Polska, Nasz Dziennik, в меньшей степени Rzeczpospolita, или телекомпания TVP, которые чаще всего разыгрывают антироссийскую карту, представляют меньшую часть польского общественного мнения, чем это может казаться. Меньшую, хотя нередко более громкую.

Нужно, чтобы и из Польши, и из России, доходили сигналы, которые бы поддержали молчащее разумное большинство, которое хочет нормальных отношений между нашими странами. Таким сигналом будет достойно и спокойно проведенная встреча президентов в Катыни и Смоленске 11 апреля.

Если таких сигналов будет больше, нужно постараться не испортить то, что удалось сделать в польско-российских отношениях за прошедшие годы. Процесс улучшения наших контактов начался задолго до катастрофы, и раз такое трагическое событие не смогло их пошатнуть, а в некоторых аспектах даже помогло,  это означает, что у этих отношений есть еще большой потенциал развития. Достаточно это заметить и ничего не испортить.