Интервью Trend с первым заместителем генерального директора информационного агентства ИТАР-ТАСС, автором популярной телепередачи «Формула власти», бакинцем и большим патриотом Михаилом Гусманом
- Михаил Соломонович, Ваш нынешний визит в Баку связан с участием во Всемирном форуме по межкультурному диалогу. Не случайно, что он проходит именно в Азербайджане, который стал уже традиционным пространством для проведения подобных представительных мероприятий. Как вы оцениваете результаты форума?
- То, что Баку стал местом проведения Всемирного форума по межкультурному диалогу - это абсолютно нормально, естественно и логично. Потому что Баку, исторически находившийся когда-то на пересечении торговых, транспортных путей, вобрал в себя многокультурность.
Весь 20-й и 21-й век Баку является мультикультурным городом, городом, в котором органично себя чувствуют представители разных культур, разных этносов, и это стало для Баку его визитной карточкой. Не случайно, что в Баку только за последние несколько лет прошло очень большое количество международных фестивалей, больших праздников культуры. Например, фестиваль мугама или фестиваль памяти великого бакинца Мстислава Ростроповича. Это все органично для Баку.
По инициативе посла доброй воли ЮНЕСКО и ИСЕСКО, президента Фонда Гейдара Алиева Мехрибан ханум Алиевой собрался этот форум. Большой отклик форум нашел у его участников - а в нем принимали участие представители более 80 стран, в том числе более 20 руководителей министерств культуры. Большую работу по привлечению максимального числа участников проделало министерство культуры и туризма Азербайджана, лично сам министр культуры Абульфас Гараев. Огромные силы были потрачены для того, чтобы этот форум стал местом открытого, откровенного, столь необходимого в наше время диалога представителей самых разных культур.
Совершенно естественно и было очень важно, что тон разговору, градус разговору, который был эти два дня в Баку, был задан выступлением в первый день на форуме Президента Азербайджана Ильхама Алиева, который очень точно расставил акценты, дал очень точные оценки и сформулировал понимание Азербайджаном своей роли в мировом культурном пространстве. На второй день работы форума с блестящей речью выступила Мехрибан ханум Алиева, поскольку в этой речи тема касалась проблем гендерной политики. На самом деле содержание этой речи далеко выходило за рамки просто политики в области прав женщин, речь была посвящена социальным вопросам, вопросам культурного развития, вопросам цивилизационного диалога, и на меня это произвело очень сильное впечатление.
- Вы связали свою жизнь с очень интересной профессией - журналистикой, имеете большой наработанный опыт в этой сфере. В связи с этим - какую проблему в современной журналистике вы считаете главной?
- Мне кажется, очень серьезный вызов традиционной журналистике бросают современные технологии, так как, по-моему, они опережают даже общество в готовности их воспринять. Люди воспринимают Интернет как замечательную, удобную, но не до конца понятную игрушку. Все играют с этой игрушкой в свое удовольствие, но, как всякие игрушки (если они не плюшевые), они несут в себе опасность. Вот в Интернете я вижу опасность для современной журналистики. Интернет своей анонимностью, безответственностью таит в себе опасность. Традиционная журналистика должна еще больше быть точной, качественной, достоверной, то есть в ответ на эти вызовы современных технологий журналистика должна отвечать качеством.
Другая также очень важная проблема - я не знаю, насколько она актуальна в Азербайджане, но она очень актуальна в России - это снижение авторитета журналистской профессии. Слишком много появилось журналистики заказной, продажной, журналистики, которая действует или по команде, или по заказу, или за деньги. Меня это беспокоит, и, мне кажется, это ущерб для нашей профессии, для нашего журналистского цеха.
Третья проблема - это больше касается азербайджанской журналистики. Сейчас я немного покритикую своих коллег из Азербайджана, вы меня за это простите - это снижение качества журналистских материалов. Если говорить о газетах (у меня не хватает словаря читать азербайджанские газеты на азербайджанском языке, я читаю почти все азербайджанские газеты на русском), то снижается качество журналистских материалов, многие из них «неряшливо» сделаны. В мои годы каждое слово по несколько раз переписывали, пытались сделать свою статью более аргументированной, точной, достоверной. Но сейчас отношение журналистов к своему материалу теряется.
- В связи с публикациями Wikileaks в мире возникло много споров по поводу понятия «свобода слова». Каково Ваше отношение к этому вопросу?
- Я считаю Ассанжа преступником - это мое личное мнение. Считаю, что это не имеет никакого отношения к журналистике, никакого отношения к свободе слова, это серьезное, по большому счету, покушение на свободу слова, нежели свобода слова.
К тому, что сейчас происходит с Интернетом, я приведу такую аналогию: сто с лишним лет назад появились первые автомобили, люди воспринимали их как игрушку, их было не много, люди катались в свое удовольствие, не было номеров, правил движения, разметки на дорогах, дорожной полиции, люди катались, как на детских игрушках. Прошло несколько лет, машин стало много, машины стали биться, их стали красть, надо было делать номера, разметки на дорогах, появилась полиция. Сейчас Интернет находится в той стадии, когда он живет без правил. Вот есть хакеры - но хакер это не журналист, распишите для них правовое поле в каждой стране. И то, что делает Ассанж - это не журналистика. Это слив, это технология.
Общество должно знать все, что происходит, общество должно контролировать власть, государственные институты, но есть такие институты, которые в силу специфики своей работы закрыты, иначе это будет не государство, а анархия.
Я один из самых активных борцов и за свободу слова, и за демократию. Вот кто были журналисты - это те ребята, которые по одному небольшому факту «свалили» Никсона, провели журналистское расследование без какого-либо слива. И убедились в том, что он обманывал страну, и это привело к его отставке. Вот это журналистика, а то, что кто-то заходит в комнату и крадет бумаги со стола или откуда-то - то это воровство. Это не журналистика. Может, кто-то и делает из Ассанжа икону, но я так не считаю, это не журналистика.
- Вы являетесь автором популярной передачи «Формула власти». С кем из мировых лидеров у Вас было самое запоминающееся интервью, какое интервью вам далось наиболее тяжело? Как Вы думаете, кто из мировых лидеров мог бы стать Вашим другом, если бы вы встретились в повседневной жизни?
- Среди героев передачи «Формула власти» было несколько человек, которые были мне очень симпатичны в человеческом плане. Но самое сильное впечатление на меня произвели три лидера - это Гейдар Алиев, король Саудовской Аравии Абдалла и бывший председатель Китайской Народной Республики Цзянь Цзэминь.
Почему на меня сильное впечатление произвела встреча с Гейдаром Алиевым - мне кажется, и не требует комментариев, потому что моя молодость, становление приходились на годы, когда Гейдар Алиев был первым секретарем Центрального комитета компартии Азербайджана, а я был рядовым комсомольским работником. И когда через много лет появилась возможность поговорить с этим человеком один на один, это, естественно, волнует. Притом Гейдар Алиев сразу дал согласие, когда я просил о встрече, и согласился на полчаса. Мы беседовали в комнате, а на стенке висели часы. И в какой-то момент Гейдар Алиев оторвался от разговора и сказал: «Ты просил полчаса, а мы два часа уже говорим». Формула власти уже 12 лет выходит в эфир, вышло более 170 выпусков с главами государств, и ее формат 26 минут, а тут разговор больше трех часов. Я пришел в телеканал, упал на колени перед руководителем и просил программу продлить хотя бы на 50 минут, хотя это очень трудно, учитывая сетку на главных каналах. Но это отдельный разговор. И я потом с болью в сердце каждую секунду, междометия, паузы сокращал, чтобы сохранить эту живую нить разговора с Гейдаром Алиевым. В разговоре с Гейдаром Алиевым было большое волнение, но у него была такая располагающая манера разговора, что очень скоро человек начинает испытывать спокойствие и попадает под его обаяние. Очень был интересный разговор, у него блестящая, просто феноменальная память.
Мне очень интересно было разговаривать с Цзянь Цзэминем, председателем КНР. Понимаете, когда за спиной этого человека миллиард с лишним народа, то уже это производит впечатление. Еще очень мудрый, с юмором и такой лукавый все видящий король Саудовской Аравии Абдалла. Эти три человека одной возрастной категории, но все очень разные.
История рассудит, как войдет в нее восьмилетнее правление Джорджа Буша-младшего, но я дважды с ним делал интервью, и, может, я единственный, кому он давал интервью дважды. Буш очень симпатичный в человеческом плане. Он, как говорят американцы о своем президенте, «свой парень». С ним хотелось сидеть, я хотел сказать выпить пива, но он совершенно ничего не пьет, потому что в молодости, скажем, выпивал немножко, считал себя чуть ли не алкоголиком, как он писал в своих мемуарах. Он даже на камеру мне рассказывал, как он выпивал, как чуть не дошло до развода с его женой Лорой из-за этого. Поскольку я из России, приехав к нему, я поинтересовался: он говорит «я выпивал, был пьющий», а сколько он выпивал? Выяснилось, что он выпивал максимум три скотча в день, три порции - это по 40 граммов, значит это максимум 120 грамм. По российским меркам, это просто кристально трезвый человек, но по американским меркам 100 грамм в день много.
Касательно самого тяжелого интервью. Это ни в коем случае не связано с последними событиями, потому что на самом деле самым тяжелым для восприятия собеседником был Муамар Каддафи. И это не потому, что я так конъюнктурно об этом говорю, я вообще очень редко комментирую, особенно когда у меня негативные ощущения. Когда я приехал из Триполи, я даже своим друзьям говорил, что у меня было такое ощущение, что от Каддафи исходит какая-то темная энергетика. Может, он со мной таким был, может, он добрый, веселый, пушистый, но со мной он был очень мрачным.
Была очень долгая история, как мы к нему пробирались. Во время интервью у него был густой слой грима, и он произвел впечатление болезненного человека. Очень сложный был разговор. Там была такая проблема: нашего переводчика не пустили, переводил его переводчик, а он от волнения, что переводит самого лидера революции, потерял дар речи. Переводчик обычно сидит в соседнем помещении, там синхронный перевод, и я не знаю, что он там говорил. Я ничего не слышал, арабского языка не знаю. А Каддафи, когда говорит, не смотрит на собеседника, а смотрит куда-то вбок, себе в рубашку, как будто разговаривает с ней. Жуткая была история.
Когда только начались события в Ливии, ко мне обратился посол Ливийской Джамахирии в Москве с предложением еще раз поехать в Триполи. Я не отказался, я был готов, но события развивались так быстро, что я подумал, что для интервью с ним я уже вряд ли встречусь.
- Вы брали интервью и у других арабских лидеров - Хосни Мубарака, Башара Асада. Какие впечатления у вас остались после бесед с ними?
- Я понимаю, что сейчас Мубарак непопулярная фигура в Египте, но мне кажется, что он выдающийся лидер Египта и народа. Другое дело, может, он пересидел во власти. Сейчас очень много разговоров о том, что стоит за этими событиями, - от Интернета до ЦРУ. Там есть, всего понемногу: и американцы, и внешние силы, и Интернет, но я лично считаю, что иногда бывает такая ситуация, когда как бы на маленьком огне греется вода, которая очень долго греется и вдруг закипает. Мубарак - классическая ситуация, когда, как говорится, пересидел. Не он первый и не он последний, который не почувствовал время, как говорится, «закуклился».
Мне жаль, я лично считаю, что Мубарак не заслужил такой судьбы. Как и Бен Али, который очень много сделал для Туниса. Тунис - благополучная страна, огромное количество молодежи, получившей образование и не имеющей работы - куда им деваться без денег, без работы. В своей родной стране молодежь не может себя реализовать, а за рубежом он никому не нужен. Эти недовольства зрели и привели в Тунисе к взрыву.
Я не сторонник однозначных выводов. Когда десант садится куда-то, то там понятно, а здесь на каждую страну извне все время идет воздействие спецслужб, пропаганды соседей, внутренние недовольства. В какой-то момент эти внешние силы сольются с внутренними силами и компот закипит. Если можно было бы это предугадать, то не было бы революций. За месяц до событий в Тунисе там отдыхала глава МИД Франции, Саркози ездил в Ливию. Как это почувствовать? Ни один аналитик, ни один дипломат, ни один шпион не писал в своих докладных, что зреет революция. Если бы все было так просто, если можно было бы предположить, что дядя в подтяжках в подвале ЦРУ нажимает на кнопку - и раз, в Тунисе революция. Но это не так.
- По Вашему мнению, применима ли западная модель демократии к арабскому миру? И чем это может обернуться в конечном итоге?
- В этом и вся проблема. Это касается не только арабов Востока, но и постсоветских республик, и Азербайджана в том числе. С одной стороны, мы критикуем попытки западных стран - той же Америки, того же ЕС - навязать в одночасье свои модели, это неправильно. С другой стороны, я понимаю, что у них самих есть своя внутренняя политика, где каждый лидер какой-то партии говорит о том, что мы демократическая страна, мы хотим, чтобы наши идеалы поддерживали все. Этим он доказывает своему электорату, что мы этот пример демократии пронесем по всему миру (кстати говоря, я уважаю европейские ценности, их традиции демократии, американские в том числе). Это напоминает коммунистическую идеологию, когда говорили, что знание коммунизма мы пронесем по всему миру, так называемый экспорт коммунизма. Так вот, как он не получился, так и экспорт демократии тоже не получается.
- С кем из мировых лидеров сегодня Вы бы очень хотели сделать интервью и почему?
- Если брать 20-й век, есть человек, которого я не застал - Черчилль. Одна из самых моих любимых книг - его книга мемуаров о Второй мировой войне, за что он получил Нобелевскую премию. Черчилль был великий политик, с ним было бы интересно поговорить.
Я расскажу интересную историю про Черчилля. В резиденции британского премьера на Даунинг-стрит, по лестнице на второй этаж, вывешены портреты всех премьеров за всю историю Великобритании. Уходя с поста, премьер сам выбирает портрет из тысячи фотографий. Я обратил внимание, что там разные выражения лиц премьеров, а у Черчилля разгневанное, бульдожье лицо, он как бы смотрит озверелыми глазами на камеру. Причем там сказано, что фотография сделана во время войны. Я подумал: почему именно такая фотография? Это не типично для человека, лицо которого благодушное. А история такая: готовились снимать портрет, Черчилль курил сигару. По замыслу, фото должно было показать жесткое заявление Черчилля, и фотограф должен был сделать так, чтобы он разозлился. А Черчилль пыхтел своей сигарой и пыхтел. Когда фотограф подготовил все к съемке и правой рукой держал спуск, а левой неожиданно резко вырвал изо рта Черчилля сигару и тут же нажал спуск. И все увидели, какое у него жуткое лицо. Это фото вошло в историю. Иногда фотографы идут на такие хулиганские поступки ради фотографии.
- Сами чувствуете себя комфортно в роли интервьюированного?
- Я уже привык. Иногда хочется поделиться, но не будешь же сам говорить: давайте я вам расскажу. Накапливается какая-то информация, мысли, ощущения, но не хочется выглядеть городским сумасшедшим, который ловит людей со словами: хочешь, я тебе расскажу? Хочется рассказать, когда интересно тем, кому это интересно. Если вы у меня попросили интервью, значит вам интересно. Если будет интересно вашим зрителям, читателям, то еще лучше.
- Иранская тематика и проблема между Западом и Ираном всегда пользуются повышенным вниманием в прессе. В отношении Ирана у мировой общественности сложился определенный образ. Хотелось бы узнать, поменялось ли Ваше отношение к этой стране после того, как Вы побывали там?
- За два дня не может поменяться отношение к стране. То, что я видел в Тегеране, соответствовало тому, что я ожидал увидеть. Я не видел там того, чего не ожидал.
Был очень интересный разговор с президентом Ахмадинежадом. Он, на мой взгляд, классический тип руководителя восточной страны популистского толка, где главным достоинством такого рода руководителей является ораторское искусство, умение находить общий язык с аудиторией. По-моему, политический секрет Ахмадинежада, учитывая систему правления в Иране, в том, что он очень точно несет в себе образ человека из народа: как одет, выглядит, манера поведения, манера разговора. Он всем своим видом показывает иранскому народу: «я такой, как вы, я один из вас». И это правда, кстати сказать. Для популистского толка политика это важно. Есть политики, которые, наоборот, показывают, что «я выше вас, а вы должны за мной тянуться». В некоторых случаях это тоже работает, но более популярный тип - «я один из вас».
- Что Вы думаете по поводу перспективы разрешения иранской ядерной проблемы? Не слишком ли этот вопрос является принципиальным для сторон, чтобы решить его в ближайшей перспективе?
- У меня два ответа на этот вопрос: пессимистический и оптимистический. Думаю, что у Ирана рано или поздно появится ядерное оружие, я в этом уверен. Также уверен, что этого не будет в ближайшем будущем. Они не откажутся от этой цели, потому что Иран ставит задачу стать региональной супердержавой, как и Турция, и между ними конкуренция. Иран за счет достижений в ядерной сфере попытается достичь этой цели, но у них это не получится, им не дадут это сделать.
Между Турцией, арабскими странами в регионе идет очень жесткая конкуренция, она, к счастью, носит характер не военный, и не дай Бог, чтобы был военный характер противостояния. Но конкуренция идет по всему периметру. И это неизбежно, потому что мир конкурентен.
Мы сидим здесь, я в качестве интервьюированного, вы в качестве интервьюера, кто-то хотел бы сидеть на моем месте, а кто-то на вашем, но сегодня здесь сидим мы с вами. Уверяю вас, кто-то хотел бы занять наши кресла, может быть, вы даже их знаете. Конкуренция - двигатель прогресса. Это относится ко всему, например, к отраслям, к промышленности и странам. Страны должны двигаться с той скоростью, с какой движется мир. Колеса истории часто двигаются помимо воли и желания властей, людей. Иногда людям остается только догонять эти колеса.
Я отношусь к категории людей, которые много лет прожили при советской власти, которым доказывали, что великая октябрьская революция, приведшая к советской власти, была неизбежна, но на самом деле все исторические документы доказывают, что было все совсем не так. На Ближнем Востоке все случилось, как случилось, а могло бы не случиться.
- Вы являетесь обладателем наверняка очень почетных для себя орденов, полученных за особые заслуги в укреплении культурного сотрудничества и взаимных связей между Азербайджаном и Россией. Как можно оценить российско-азербайджанские отношения на нынешнем этапе, какие инициативы могут помочь нашим странам еще больше сблизиться?
- У меня два азербайджанских и два российских ордена, чем я очень горд. Во-первых, самое главное, о чем говорил президент Алиев и президент Медведев - у Азербайджана и России нет проблем, которые были бы болезненными. Наверняка есть проблемы, которые находятся на столе переговоров, прежде всего в области экономики. Но я не знаю и не вижу, и никто не видит в открытом режиме, чтобы между двумя странами были какие-то проблемы, которые были бы болезненными или не решаемыми. Есть какие-то вопросы, но они решаются.
Особенно интенсивно идет культурный диалог, информационное сотрудничество, экономическое, торговое и, прежде всего, межчеловеческое. Есть такое выражение, я не знаю, как оно будет по-азербайджански - «лучшее - враг хорошего». Сегодня наши отношения хорошие. Может, и не надо, чтобы они были лучше.
- Что нужно предпринять, чтобы мировое сообщество усилило давление на Армению, учитывая, что ни одна резолюция СБ ООН до сих пор не выполняется Арменией? Как Вы оцениваете роль России в урегулировании нагорно-карабахского конфликта?
- Одного этого вопроса достаточно, чтобы еще час разговаривать. И часу не хватило бы, потому что, если от ответа на ваш вопрос зависел бы хоть один процент того, что это поможет решению конфликта, я был бы счастлив.
Есть для меня очевидные вещи как для гражданина, аналитика, журналиста. Первое: мне кажется, должна быть безоговорочно, без каких-либо условий решена проблема возвращения оккупированных азербайджанских земель. Это должно быть безоговорочно, затягивание армянской стороной решения этой проблемы, мне кажется, не только переговорный процесс, но и саму Армению заводит в тупик. Там не простая, мягко говоря, внутриполитическая ситуация. Я был в Армении, встречался с ее руководителями, меня за это здесь мои земляки даже критиковали, но мне для понимания их точки зрения это было очень важно, то есть не то, что я узнаю из газет, журналов. И здесь моя позиция однозначна: необходимо после того, как будут возвращены оккупированные территории, районы, обсуждать тему статуса Нагорного Карабаха в рамках территориальной целостности Азербайджана. Это может быть достаточно широкая, может, максимально, которая возможна в мире, автономия. Я не верю, просто как человек, даже если бы не был родом из Азербайджана, что когда-нибудь будет независимая нагорно-карабахская республика. Этого не может быть, а значит это нереалистично. И я не понимаю политиков, которые ведут нереалистичную, спекулятивную политику. Такое ощущение, что они сами не верят, а как можно вести политику, если самим не верить в нее? Я сейчас не говорю о группе людей в самом Нагорном Карабахе, у которых на этом построена вся жизнь, я говорю о более широком спектре - это нереально. И здесь аналогии с Косово просто несерьезны, никаких аналогий нет.
Касательно роли России - все видят, как активно Медведев пытается этот процесс катализировать и способствовать его решению, потому что Россия действительно страна сопредельная и соседняя, которая провозгласила стратегическое партнерство. На мой взгляд, сегодня мяч на армянской стороне поля, и, как мне кажется, сегодня все упирается во внутриполитическую ситуацию Армении. У меня нет ощущения, что руководство Армении и первые лица контролируют всю ситуацию, и все это осложняет процесс. С другой стороны, я понимаю и поддерживаю позицию Ильхама Алиева, который говорит, что сколько можно уже затягивать этот вопрос. Никто не скажет, что хочет войны, это не гуманно, неправильно и бесчеловечно. Но, с другой стороны, я понимаю людей, говорящих о том, что сколько беженцы должны ждать. Уже поколение родилось тех, кто был изгнан со своих земель и никак не может вернуться. Это несправедливо. К сожалению, слишком много в мире цинизма таких поисков собственных интересов в мутной воде, это касается многих стран и политиков. Я не думаю, что неразумно, когда на никак не затихающем, тлеющем и потенциально взрывоопасном нагорно-карабахском конфликте кто-то пытается в кастрюле варить свой политический бульон. Это опрометчивая и недостойная политика, но вы и я знаем, что такие силы существуют.
- Какую роль в укреплении российско-азербайджанских двусторонних отношений играет российское представительство Фонда Гейдара Алиева?
- Это была потрясающая идея - создать такой Фонд. Потому что столько всего сделал Фонд для пропаганды Азербайджана, для благотворительной деятельности, социальной деятельности. Я был на пятилетии Фонда, у меня вызвало восхищение, как много сделано.
На мой взгляд, российское представительство, которое возглавляет Лейла ханум Алиева, удивительно точно чувствует потребности азербайджанской диаспоры. Сейчас в Москве и во всей России проживает очень много азербайджанцев, учатся тысячи и тысячи молодых людей, которые нуждаются в общении, в поддержке, коммуникациях, иногда просто в добрых советах, культурных мероприятиях, причем не только на уровне Москвы. Я знаю, что Фонд и Лейла ханум были и в других городах, например в Свердловске. Я считаю, что эту работу надо и расширять и развивать, это то, что раньше называлось народной дипломатией. Деятельность российского представительства Фонда Гейдара Алиева - это классический образец правильного видения народной дипломатии.
- Вы очень хорошо разбираетесь не только в региональной, но и в мировой политике. Не задумывались о том, чтобы самому уйти в большую политику?
- Ни в коем случае не хочу уходить в политику. У моего старшего брата Юлия Гусмана и у меня есть любимое выражение, которое принадлежит одному из героев «Трех мушкетеров»: «То, что для Атоса слишком много, для графа Де Лафер слишком мало». Понимаете, если говорить о большой политике, то для меня должности меньше, чем президент США, неинтересны.
- Что для Вас значит семья и семейные традиции?
- Семья для меня чрезвычайно важна. Прежде всего, это родители. Нам с братом безумно повезло. Родину, как и родителей, не выбирают. Мне повезло с родиной, я родился в Азербайджане - это божье провидение. И мне безумно повезло с родителями. Слава Богу, еще живы много людей, которые их помнят. Мне бывает безумно приятно, когда ко мне подходят люди и говорят приятные слова не за меня, а за моих родителей. Мне слова о моих родителях приятнее, чем слова обо мне. Если я какой-то осколок их памяти, то я считаю, что свою миссию на земле я выполнил.
Мы родились и выросли, с одной стороны, на центральной, с другой стороны, на узенькой бакинской улочке, которая вначале называлась Азиатской, потом носила имя Петра Монтина. Потом выяснилось, что Монтин был бакинским рабочим, который в 1905 году участвовал в рабочих волнениях, и сейчас эта улица называется именем Аловсата Гулиева, который являлся крупным ученым, академиком. Символично, что Гулиев дружил с семьей моих родителей.
Я, моя семья и семья брата бесконечно благодарны и всю жизнь будем благодарны Гейдару Алиеву за то, что он своим указом увековечил память наших родителей. В этом доме установлена мемориальная доска их памяти. Мы прожили четыре поколения в этом маленьком бакинском дворике, где жили 11 семей, у нас был интернациональный двор. Я свой двор буду помнить всю жизнь. 84 года все члены нашего поколения прожили в этом дворике.
- Вы объездили практически весь мир и общались с очень известными людьми. Не задумывались о том, чтобы написать мемуары?
- Мемуары - это итог жизни. Я по мере течения жизни рассказываю много историй Если когда-нибудь их собрать вместе, может, что-то и получится. Но я итоги жизни пока подводить не буду. Серьезно вспоминать, как ты прожил жизнь, не хочется, я не жалею ни об одном прожитом дне, был ли он веселый или грустный. Ни о чем жалеть не надо, надо думать только о будущем и смотреть вперед, потому что жизнь такая вещь, что надо смотреть вперед.
Как литературный жанр мемуарный я люблю, например мемуары Черчилля, Паустовского, но человеку, который занимается моей профессией последние 20 лет, очень тяжело написать честные мемуары, а нечестные писать не хочется. Мы живем в мире, где приходится делать очень много разных не то, чтобы нечестных поступков, но приходится погружаться в разные обстоятельства, которые связаны с профессией. Еще не скоро о них можно рассказать, а придумывать или врать не хочется.
Вот мы провели сейчас беседу, и я не сказал ни одного слова, где я был бы неискренним, и это для меня приятно - что я думал, то я вам и рассказал.
- Спасибо за очень интересное интервью.
- И вам спасибо.
