Смерть Усамы бин Ладена дарит США бесценную возможность закопать топор войны с террором, которая слишком долго мешала проведению американской внешней политики.
Ни одну человеческую смерть нельзя назвать благословением. Однако эта смерть близка к этому, как никогда. Многие современные революционеры совершали ужасные преступления ради видения, которое, хотя бы в теории, имело нравственную ценность. Однако видение Усамы бин Ладена было одновременно тоталитарным и местечковым. И ради него он убивал без разбору. Он был воплощением зла и в том, что касалось его целей, и в том, что касалось его средств.
Но помимо гибели этого злодея, у нас есть и другие поводы для благодарности. Мы должны быть благодарны за нечто большее: война с террором окончена. Я не хочу сказать, что перед нами больше не стоит угрозы новых нападений джихадистов. В краткосрочной перспективе эта угроза даже может вырасти. Я не хочу сказать, что мы должны забросить все свои усилия по отслеживанию террористических ячеек. Конечно же, нет. Но война с террором - это был способ смотреть на мир, недвусмысленно смоделированный на основании Второй мировой войны и холодной войны. Согласно идеологии войны с террором, борьба с «радикальным исламом», «исламофашизмом» или «исламским терроризмом» должна была стать главной целью американской внешней политики, призмой, через которую мы смотрим на мир.
Я помню, каким соблазнительным это видение было после 11 сентября. Оно навело порядок в мире и определило назначение американской мощи. Но это видение было ошибкой с самого начала. Даже холодная война была опасно раздутой концепцией, за шорами которой американские стратеги не могли понять, что происходящее во Вьетнаме или Анголе имело мало общего с Москвой или коммунизмом. Но война с террором была еще хуже. Она превратила Восточную Азию в нечто второстепенное как раз в критически важный момент подъема Китая. Она позволила всевозможным диктаторам получать в Вашингтоне поддержку точно так же, как они делали это в годы холодной войны. Она способствовала скатыванию Америки к пыткам. Она чрезмерно преувеличила идеологическую привлекательность джихадистско-салафистского движения, чье видение общества кажется большинству мусульман отвратительным.
Смерть Усамы бин Ладена - это возможность положить конец войне с террором. Хотя президент Обама избегает этого названия, предположения и допущения этой идеологии по-прежнему обуславливают нашу войну в Афганистане - сокрушительно дорогостоящую авантюру по созданию государства в нищей стране, чей влиятельный сосед хочет, чтобы мы потерпели неудачу. Эти предположения и допущения подливают масла в огонь антимусульманского радикализма в Соединенных Штатах, где многие республиканцы решили, что им грозит жизнь по законам шариата. И они не дают нам разобраться в различиях между разными исламистскими движениями, позволяя Глену Беку и его компании изображать египетских «Братьев-мусульман» в качестве подмастерьев «Аль-Каиды».
Еще до того, как США убили бин Ладена, «арабская весна» показала, что он изжил себя. Сегодня у президента Обамы есть лучшая возможность с момента прихода к власти, чтобы признать некоторые простые, давно запоздавшие истины. Терроризм не является величайшей угрозой американской безопасности; этой угрозой является государственный долг, а наши антитеррористические усилия лишь ухудшают эту проблему. В отличие от 1930-х годов, мы не сталкиваемся с тоталитарным врагом, имеющим глобальную идеологическую привлекательность. Мы сталкиваемся с конкурентами, которые по-разному импортировали к себе некоторые аспекты нашей демократической капиталистической идеологии, а теперь побивают нас нашим же собственным оружием.
Усама бин Ладен был чудовищем и отвлекающим фактором. Хорошо, что он умер: частично потому, что потерявшие близких люди заслуживают правосудия, но также и потому, что его тень мешала нам ясно разглядеть более важные проблемы, стоящие перед нами. Война с террором окончена, «Аль-Каида» проиграла. Теперь пришла пора взяться за по-настоящему трудные проблемы; остается надеяться, что мы не слишком долго откладывали их решение.
