Рассказ про русских в Афганистане – непростая история. Хотя эту войну часто изображали империалистической экспансией СССР, на самом деле, русские вошли в Афганистан нехотя, страдая от идеологического невроза, недостаточной развединформации, противоречивых советов и общего давления. Ниже мы предлагаем вам отрывки из книги Родрика Брайтвейта «Афганцы».

Декорации

Взрыв насилия в Герате в марте 1979 года был крупнее всего, что произошло с момента кровавого коммунистического переворота годом ранее. Сопротивление коммунистам уже распространялось по стране. Но это стало полномасштабным восстанием в провинциальной столице, одном из важнейших городов Афганистана, старинном центре исламского учения, музыки, искусства и поэзии. Власть полностью перешла в руки мятежников, и прошла неделя, прежде чем правительственные войска, наконец, вернули себе контроль, пролив перед этим реки крови.

Коммунисты обещали многое: «Наша цель состояла в том, чтобы подать пример всем отсталым странам мира, как перескочить из феодализма прямо в процветающее, справедливое сообщество… мы не выбирали между демократическими и недемократическими процедурами. Если бы этого не сделали мы, этого бы не сделал никто… в самой первой нашей прокламации мы заявили, что еда и крыша над головой – это насущные потребности и права человека… наша программа была ясна: землю крестьянам, еду голодным, бесплатное образование для всех. Мы знали, что муллы в деревнях будут строить нам козни, поэтому мы выпустили свои декреты быстро, чтобы народные массы могли увидеть, каковы их реальные интересы… Впервые в истории Афганистана женщинам было дано право на образование… мы сказали им, что их тела принадлежат им, что они могут выходить замуж за тех, кто им по душе, что они не должны быть заперты в домах, как домашние животные».

Но коммунисты знали, что набожные и консервативные афганцы не одобрят подобные идеи, и они не готовы были ждать. Они ждали сопротивления и действовали жестоко при его подавлении: «Было не до деликатности. В первую очередь нам нужно было удержать власть. Альтернативой была наша ликвидация и возвращение Афганистана во тьму». Поэтому они начали крупномасштабный террор: помещиков, мулл, несогласных офицеров, специалистов и даже членов Коммунистической партии арестовывали, пытали и расстреливали. Когда их друзья в Москве пытались протестовать, афганские коммунисты отвечали, что то, что сработало для Сталина, подойдет и им.

Существуют разные версии о том, что вызвало насилие в Герате. Шер Ахмад Маладани был в городе в то время, а позже командовал местной группировкой моджахедов – мусульманских боевиков, воевавших против коммунистов и русских. Он рассказал, что крестьяне из далекой деревни, возмущенные решением местных коммунистов заставить их дочерей идти в школу, восстали, убили коммунистов, убили для ровного счета и самих девочек, а затем отправились в город. Другие рассказывали, что восстание произошло по приказу эмигрантов, проживающих в Пакистане и планировавших всенародный мятеж. Некоторые говорили, что восстание возглавили мятежные солдаты из 17-й дивизии, расквартированной в местном гарнизоне афганской армии. Были и такие, кто утверждал, что тут постарались агенты из Ирана.

Что бы там на самом деле ни произошло, крестьяне из окрестных деревень собрались в своих мечетях утром в четверг, 15 марта, и двинулись на город, неся плакаты с религиозными лозунгами и потрясая старинными ружьями, ножами и другим импровизированным оружием, уничтожая символы коммунизма и государства на своем пути. К ним быстро присоединились жители самого Герата. Толпа затопила усаженные соснами широкие улицы, ведущие к городу, прокатилась мимо большой цитадели и четырех древних минаретов в северо-западной части города, прошла через Ворота Малики и попала в новые северо-восточные пригороды, где был расположен офис губернатора провинции. Они штурмовали тюрьму, разграбили и подожгли банки, почту, офисы газет и правительственные здания, а также разорили рынки. Они срывали красные флаги и портреты коммунистических лидеров. Они избивали людей, на которых не было традиционной мусульманской одежды. За партийными чиновниками, включая губернатора, была устроена охота, и все они были убиты. То же произошло и с некоторыми из советских советников, работавших в городе и не сумевших бежать. К полудню большая часть города оказалась в руках повстанцев. В тот вечер они устроили на базарах танцы.

В последовавшие за этим событием месяцы и годы история произошедшего в Герате в те мартовские дни сильно преобразилась, будучи раздута репортажами бравых, но некритичных западных журналистов, у которых не было никакого способа проверить рассказы. Говорят, что повстанцы пронесли изуродованные тела сотни советских советников, их жен и детей, по улицам города. С уверенностью утверждалось, что советские стратегические бомбардировщики бомбили город два дня. Говорили, что в ходе восстания и после него погибли до двадцати тысяч человек.

Как это часто было во время советской войны в Афганистане, факты установить было сложно, и не менее сложно было отличить их от мифов. Большинство данных по поводу восстания в Герате значительно преувеличены. Но какой бы ни была истина, первой реакцией коммунистического правительства в Кабуле стала паника и обращение к Москве с просьбой прислать вооруженные силы для подавления восстания. Советское Политбюро обсуждало этот вопрос целых четыре дня, а затем пришло к очень разумному решению. Они решили не посылать войска, хотя и пообещали оказать афганскому правительству дополнительную военную и экономическую помощь. Как сказал афганскому президенту Нур Мохаммеду Тараки (1913-79) советский премьер-министр Алексей Косыгин (1904-80): «Если мы отправим наши войска, ситуация в вашей стране не улучшится. Как раз наоборот, она ухудшится. Нашим войскам придется воевать не только с внешним агрессором, но и с частью вашего собственного народа. А люди такое не прощают».

В тот раз афганскому правительству удалось подавить восстание в Герате самостоятельно. Но медленно тлеющий шнур был подожжен. По стране стали распространяться беспорядки и вооруженное сопротивление. Распри внутри Коммунистической партии стали все более кровавыми, пока не достигли кульминации в сентябре, когда Тараки был убит премьер-министром Хафизуллой Амином (1929-79).

Для русских это стало последней каплей. Двигаясь шаг за шагом, в основном, против своей воли, они попытались взять все под контроль. Их решения были извращены невежеством, идеологическими предрассудками, путаным мышлением, недостаточными разведданными, противоречивыми советами и общей напряженностью ситуации. Стоит ли говорить, что никто не проконсультировался с экспертами, которые на самом деле что-то знали об Афганистане – и в те времена таких людей в Советском Союзе было много – и не проинформировал их о принимаемых решениях.

В декабре 1979 года советские войска вошли в Афганистан. Советский спецназ захватил ключевые объекты в Кабуле, штурмовал дворец Амина и убил его. Намерения советского правительства были скромны: они стремились взять под контроль основные города и дороги, стабилизировать правительство, обучить афганскую армию и полицию, и уйти через полгода или год. Вместо этого они столкнулись с кровавой войной, чтобы выбраться из которой им понадобилось девять лет и пятьдесят два дня.

Афганцы, солдаты, которые воевали там, были со всех частей Советского Союза: из России, Украины, Белоруссии, Средней Азии, Прибалтики и с Кавказа. Несмотря на большие различия между ними, большинство считали себя советскими гражданами. Это изменилось к концу, когда Советский Союз начал разваливаться, и люди, бывшие товарищами по оружию, обнаружили, что живут теперь в других и иногда враждебных странах. Многим потребовались годы, чтобы вновь встать на ноги «на гражданке». Некоторым это так и не удалось. Никто не смог избавиться от воспоминаний их общей войны.

[ ... ]

Советские лидеры разрабатывают стратегию

Шокирующие новости восстания в Герате, произошедшего 15 марта 1979 года, достигли посольства в Кабуле и советского руководства в Москве в отрывочной форме, и были еще больше спутаны своекорыстными россказнями, которые им скармливали афганские власти. Старший экономический советник в Кабуле Валерий Иванов потратил большую часть того дня, пытаясь связаться с советскими экспертами в Герате. Он смог поговорить с начальником двадцати пяти советских строителей, грузином, чья фамилия была что-то вроде Маградзе. Телефон все время ломался, но Иванов смог получить достаточно ясное представление о происходящем. Толпа, вооруженная пиками, посохами и ножами, бушевала. Они жаждали крови, и по мере их приближения Маградзе снова и снова повторял «Помогите нам!»

Иванов мало, что мог сделать, однако строители и их семьи были спасены старшим военным советником в Кабуле Станиславом Катичевым и афганским офицером Шах Навазом Танаем, который позже стал министром обороны. Они отправили туда отряд афганского спецназа вместе со старым танком Т-34, грузовиком и автобусом для эвакуации специалистов и их семей. Танк сломался по дороге в аэропорт. Однако к тому времени они уже оставили толпу позади, и беглецов переправили на самолете в Кабул. Они летели, в чем были. Их разместили в школе посольства, а потом отправили домой. Жена Иванова Галина помогала собрать для них вещи.

Но так повезло не всем. Советский агент по скупке шерсти Юрий Богданов был со своей беременной женой Алевтиной на вилле, когда их атаковала толпа. Богданов перебросил свою жену через стену к соседям-афганцам. Она сломала ногу, но афганцы укрыли ее, и она спаслась. Богданова безжалостно убили. Военного советника 17-й афганской дивизии, майора Николая Бизюкова тоже разорвали на куски, когда часть дивизии взбунтовалась. Советский специалист-нефтяник погиб от шальной пули, когда вышел на улицу, чтобы посмотреть, что происходит. Хотя западные СМИ и некоторые западные историки продолжали утверждать, что убиты были до ста советских граждан, общее число советских жертв в Герате, похоже, не превышает трех человек. Не похоже, чтобы их судьба повлияла на решения, принятые впоследствии советским правительством.

Услышав о восстании, престарелый министр иностранных дел СССР Андрей Громыко (1909-89), бывший на этом посту с 1957 года, позвонил Амину, чтобы узнать, что происходит. Амин заявил, что ситуация в Афганистане нормальная, что армия держит все под контролем, и что все губернаторы преданы правительству в Кабуле. Он сказал, что советская помощь была бы полезна, но что режиму ничего не угрожает. Громыко посчитал его «олимпийское спокойствие» раздражающим. Спустя лишь три часа, поверенный в делах в Кабуле и главный военный советник генерал Горелов позвонили и сообщили совсем другие, гораздо менее оптимистичные новости. Правительственные силы в Герате, сказали они, очевидно потерпели поражение или перешли на сторону повстанцев, которых теперь поддерживали тысячи фанатиков-мусульман, а также саботажники и террористы, обученные и вооруженные пакистанцами, иранцами, китайцами и американцами.

Политбюро собралось 17 марта. Ни Советский Союз, ни его престарелые руководители были не готовы бороться с кризисом, с которым им пришлось столкнуться. К 1970-м годам Советский Союз уже начал разлагаться изнутри. Его институты оставались, по сути, теми же, что были созданы Сталиным, но они плохо подходили для действий во все более сложном мире. Догадливые наблюдатели, даже внутри советского правительства, видели масштаб упадка слишком ясно. Но мало кто делал какие-либо далеко идущие выводы. В 1979 году Советский Союз продолжал смотреть на Запад, как на серьезную военную и идеологическую угрозу на многие годы вперед.

Советские лидеры были мрачны и осторожны, и им сильно мешал тот факт, что они слабо представляли себе, что на самом деле происходит. Основные мнения были высказаны Громыко, премьер-министром Алексеем Косыгиным, министром обороны Дмитрием Устиновым (1908-84) и главой КГБ Юрием Андроповым (1914-84). Все они были способными людьми. Но все они принадлежали к поколению Громыко, все они начинали свою карьеру при Сталине, и их мышление по-прежнему было в плену у традиционных марксистско-ленинских стереотипов. Это были не те люди, к которым следовало обращаться за инновационными решениями.

Генеральный секретарь КПСС Леонид Брежнев не стал вступать в первоначальные обсуждения, хотя некоторые из участников консультировались с ним лично. К тому времени он был у власти более пятнадцати лет. Его здоровье уже ухудшалось, и к концу своего правления он превратился в предмет для частных насмешек московской интеллигенции. На каким бы ни было состояние его здоровья в последние пару лет его жизни, на тот момент он по-прежнему держал власть в своих руках, и его слово было решающим.

Четыре долгих дня советские руководители терзались практически неразрешимыми вопросами. Каковы были реальные советские интересы в Афганистане? Что русские могли сделать по поводу хитрости, жестокости и некомпетентности своих коммунистических союзников в Кабуле? Как следует реагировать на все более отчаянные мольбы Кабула о советских войсках для подавления мятежа?

И все это время они не забывали о декорациях холодной войны, которые во многом подпирали и искажали процесс выработки политического курса в Москве так же, как это происходило и в столицах западных стран. Брежнев надеялся, что разрядка, ослабление напряженности в отношениях с Западом, станет одним из главных достижений его исторического наследия. Начиналось все достаточно хорошо. Хельсинкский договор 1975 года, казалось, дал способ снизить напряжение и отрегулировать отношения Востока и Запада в Европе. Переговоры по соглашению ОСВ-2, призванному еще больше ограничить американские и советские запасы межконтинентальных баллистических ракет, двигались к совершению. Но затем ситуация начала портиться. Вероятность того, что Сенат ратифицирует ОСВ-2, пошла на убыль. Скандал из-за размещения русских ракет средней дальности РСД-10 в Европе разрастался, в то время как американцы все больше преуспевали в убеждении своих европейских союзников позволить им разместить схожие ракеты «Першинг-2».

Что еще важнее, американцы точно не собирались покорно принимать свое унижение в Иране, откуда был изгнан их близкий союзник, шах Ирана. Не решат ли они, что Афганистан является некоей заменой Ирану в качестве базы, с которой можно грозить Советскому Союзу? Не войдут ли они в Афганистан, если оттуда уйдут Советы? Они отправили в Западный Индийский океан авианосную ударную группу, якобы на случай дополнительных проблем в Иране, но разве эти корабли не будут равным образом полезны для продвижения американских целей в Афганистане? Русские, конечно, не знали, что американцы думали о том, как поддержать афганское восстание против коммунистов еще до мятежа в Герате. Но логика холодной войны означала, что в любом случае им нужно было ответить на американские действия у своих чувствительных южных границ точно так же, как американцы были вынуждены отреагировать, когда русские разместили наступательные ракеты на Кубе. Русские могли бросить Афганистан на милость судьбы не больше, чем американцы считали возможным для себя бросить Вьетнам в 1950-х и 1960-х годах. Эти болезненные параллели ничуть не облегчали русским лидерам процесс принятия решений в ситуации, которой угрожал плохой конец независимо от того, что они сделали.

Члены Политбюро не сомневались, что Советскому Союзу придется поддерживать Афганистан, что бы ни произошло. Две страны были близки в течение 60 лет, и для советской политики потеря Афганистана стала бы большим ударом. Проблема состояла в том, что, когда они начали свое обсуждение в тот мартовский день, они по-прежнему плохо представляли себе, что происходит на месте. Афганские лидеры были неоткровенны по поводу положения вещей, пожаловался Косыгин. Он потребовал отставки посла Пузанова, и предложил, чтобы Устинов или глава Генштаба генерал Огарков немедленно отправились в Кабул, чтобы понять, что именно там происходит.

Устинов отклонился от этого предложения. Амин, сказал он, отказался от своего оптимистичного настроя, и теперь требует, чтобы Советский Союз спас его режим. Но почему ситуация дошла до такого? Большинство солдат афганской армии были благочестивыми мусульманами, и именно поэтому они переходили на сторону повстанцев. Почему афганское правительство раньше не приняло во внимание религиозный фактор?

Андропов подлил масла в огонь, предложив ужасающе мрачный анализ. Основной проблемой была слабость афганского руководства. Они по-прежнему были заняты расстрелами своих оппонентов, а потом у них еще хватало наглости утверждать, что в годы руководства Ленина Советы тоже расстреливали людей. Они понятия не имели, на какие силы могут положиться. Они не смогли объяснить свою позицию ни армии, ни народу. Было совершенно очевидно, что Афганистан еще не созрел для социализма: религия играла огромную роль, почти все крестьяне были полностью неграмотны, экономика была отсталой. Ленин перечислил необходимые компоненты революционной ситуации. В Афганистане не было ни одного из них. Танки не могли решить то, что, по сути, являлось политической проблемой. Если революцию в Афганистане возможно поддерживать лишь советскими штыками, то Советскому Союзу следует отказаться от этой затеи.

Громыко начал возмущаться. Отсутствие серьезности, с которым афганские лидеры подходили к решению сложных проблем, напоминало детективную историю. Настроения афганской армии по-прежнему оставались неясными. Что, если афганская армия выступит против законного правительства и против любых сил, которые может послать в страну Советский Союз? Тогда, как он тактично сказал, «ситуация может чрезвычайно осложниться». Даже если бы афганская армия соблюла нейтралитет, советским войскам пришлось бы оккупировать страну. Влияние этого шага на советскую внешнюю политику было бы катастрофическим. Были бы подорваны все усилия последних лет по сокращению международной напряженности и продвижению контроля над вооружениями. Это стало бы прекрасным подарком китайцам. Все неприсоединившиеся страны выступили бы против Советского Союза. Встреча между Брежневым и президентом Картером, на которую так надеялись, оказалась бы под вопросом. И все, что Советский Союз получил бы взамен, был Афганистан со своим некомпетентным и непопулярным правительством, отсталой экономикой и незначительным весом в международных делах.

Более того, признался Громыко, правовые основания для любого советского военного вмешательства были сомнительны. По уставу ООН, страна могла обратиться за внешней помощью, если стала жертвой агрессии. Но в данном случае никакой такой агрессии не было. В стране шла внутренняя борьба, драка внутри революции, столкновение одной части населения с другой.

Андропов решительно вмешался. Если советские войска отправятся в страну, то им придется воевать против людей, подавлять людей, стрелять в людей. Советский Союз будет выглядеть агрессором. Это было неприемлемо. Косыгин и Устинов согласились с ним. Устинов сообщил, что советские военные уже готовили некоторые разумные планы действий в непредвиденных обстоятельствах. В Туркестанском военном округе формировались две дивизии, и еще одна – в Среднеазиатском военном округе. В срочном порядке в Афганистан можно было отправить три полка. Полк моторизированной пехоты и 105-ю воздушно-десантную дивизию можно было отправить в страну в течение 24 часов. Устинов попросил разрешения разместить войска на границе с Афганистаном и провести там тактические учения, чтобы подчеркнуть состояние высокой боевой готовности советских частей. Тем не менее, он заверил своих слушателей, что выступает против идеи отправить в Афганистан войска не меньше других. В любом случае, у афганцев было десять дивизий, и этого должно быть вполне достаточно, чтобы справиться с повстанцами.

Что же касается требований афганцев прислать советские войска, то чем больше советские лидеры думали об этом, тем меньше нравилась им эта идея. Никто не исключал эту возможность полностью, но когда они презентовали аргументацию Брежневу, он ясно дал понять, что против интервенции, заметив раздражительно, что афганская армия разваливается на кусочки, а афганцы ждут, что Советы будут вести за них их войну.

Поэтому окончательным решением стало то, что Советский Союз должен отправить в Афганистан военные припасы и несколько небольших подразделений, чтобы «помочь афганской армии справиться с трудностями». Пятьсот специалистов из Министерства обороны и КГБ должны были оказать поддержку тем пятьсот пятидесяти, что уже находились в стране. Русские согласились поставить 100 тысяч тонн зерна, увеличить оплату за поставки афганского газа и отказаться от процентов по существующим кредитам. Они опротестуют вмешательство пакистанского правительства во внутренние дела Афганистана. Две дивизии отправятся на границу. Но никаких советских войск в сам Афганистан отправлено не будет.

[...]

Штурм дворца

Точное время атаки менялось в течение дня несколько раз. Но около 6 часов вечера генерал Магометов приказал полковнику Колеснику начать операцию, как можно скорее, не дожидаясь взрыва, который должен был уничтожить узел связи. Спустя двадцать минут штурмовая группа под руководством капитана Сатарова осторожно продвинулась вперед, чтобы нейтрализовать три укрепленных траншеями афганских танка, контролировавших подходы ко дворцу. Спецназовцы прошли последнюю часть пешком, по пояс в снегу. Снайперы быстро убили афганских часовых. Экипажи танков были в бараках, слишком далеко, чтобы добраться до своих машин, и вскоре танки были под контролем спецназа.

В этот момент были выпущены две красные ракеты, сигнализировавшие начало атаки. К тому времени было около 7:15 вечера. Дворец был полностью освещен внутри и снаружи, и лучи прожекторов бегали по двору. Советские зенитки «Шилка» открыли огонь. Стены дворца были столь твердыми, что большинство снарядов просто отскакивали от них, разбрасывая вокруг осколки гранита, но не нанося серьезного вреда.

Первая рота мусульманского батальона продвинулась вперед на своих бронетранспортерах. Группа спецназа КГБ под командованием полковника Бояринова отправилась с ними. У них был приказ не брать пленных и не останавливаться, чтобы помочь раненым товарищам: их задача состояла в том, чтобы взять здание под контроль при любых условиях.

Почти сразу же после старта, одна из БМП мусульманского батальона остановилась. У водителя сдали нервы, он выпрыгнул из машины и бросился бежать. Почти сразу же он вернулся: за пределами машины все было еще страшнее. Машины прорвались через первое заграждение, задавив афганского часового. Они продолжили движение под мощным огнем, и впервые экипажи услышали незнакомые, почти нереальные звуки пуль, отскакивающих от брони их машин. Они дали ответный залп всем, что у них было, и вскоре дым от выстрелов внутри БМП практически лишил экипажи возможности дышать. Армированные стекла БМП были выбиты. Одна из машин была подбита и загорелась; некоторые члены экипажа были ранены, когда выпрыгивали из машины. Один из них поскользнулся, и его ноги были раздавлены машиной. Еще одна машина упала с моста, построенного русскими через арык, и экипаж оказался замурован внутри. Их командир обратился за помощью по радио, и в процессе умудрился заблокировать линию радиосвязи, парализовав связь всего батальона.

Штурмовая группа подъехала к стенам дворца, как можно ближе, выгрузилась из машин и бросилась на двери и окна на первом этаже. Они врывались во дворец парами и поодиночке. Среди них был и Бояринов. Вестибюль был ярко освещен, и защитники дворца стреляли и кидали гранаты с галереи второго этажа. Русские разбили все лампы, какие только могли, но некоторые оставались гореть. Они прорвались по лестнице и начали очищать комнаты на втором этаже автоматным огнем и гранатами. Они услышали плач женщин и детей. Одна из женщин звала Амина. Взрыв гранаты повредил энергоснабжение, и оставшиеся лампы выключились. Многие русские были к этому времени ранены, включая Бояринова.

К этому времени отличительные белые повязки русских были еле видны под слоем сажи и копоти. Ситуацию ухудшало то, что у личных охранников Амина тоже были белые нарукавные повязки. Однако в азарте боя русские жутко ругались, используя отборную ругань, и именно это позволило им идентифицировать друг друга в темноте. Это также означало, что защитники дворца, многие из которых проходили обучение в советской десантной школе в Рязани, впервые осознали, что ведут бой с советскими войсками, а не с афганскими мятежниками, как они думали. Они начали сдаваться, и несмотря на приказ не брать пленных, большинство из них уцелели.

«Внезапно стрельба прекратилась, - вспоминал потом один из офицеров группы «Зенит». – Я сообщил генералу Дроздову по радио, что дворец взят, что много убитых и раненых, и что главное сделано».

Амин по-прежнему не понимал, что происходит. Он велел своему адъютанту позвонить советским военным советникам: «Советы помогут». Адъютант ответил ему, что именно Советы и ведут стрельбу. Амин в ярости кинул в него пепельницей и обвинио во лжи. Но после того, как он сам попытался и не смог связаться с главой афганского Генштаба, он тихо пробормотал: «Я угадал. Все правда».

Существует несколько версий его смерти. Возможно, он был убит нарочно, возможно, попал под беспорядочную стрельбу. Согласно одной из версий, он был убит Гулябзоем, на которого специально была возложена эта задача. Когда пороховой дым рассеялся, его тело лежало у бара. Его маленький сын был смертельно ранен в грудь. Его дочь была ранена в ногу. Ватанджар и Гулябзой удостоверили, что он мертв. Спецназовцы из «Грома» ушли, хлюпая сапогами по пропитанным кровью коврам. Позже тем вечером тело Амина было завернуто в ковер и вывезено из дворца для похорон в укромной могиле.

Бой продолжался 43 минуты от начала до конца, не считая нескольких жестоких стычек с солдатами Президентской гвардии, расквартированной поблизости, но с этими быстро разобрались. Погибли пять военнослужащих мусульманского батальона и 9-й роты парашютистов (так в тексте, на самом деле погибло пятеро бойцов спецназа и девять бойцов мусульманского батальона - прим. перев.), и около 35 получили серьезные ранения. Спецназ КГБ также потерял пять человек убитыми. Среди них был и полковник Бояринов, который погиб под дружественным огнем прямо в конце боя. Похоже, что его подстрелили советские солдаты, у которых был приказ стрелять по любому, выходящему из дворца прежде, чем он был полностью взят под контроль.

Советские солдаты взяли в плен 150 человек из личной гвардии Амина. Мертвых не считали. Около 250 афганцев, охранявших дворец, были убиты своими бывшими советскими товарищами по оружию.

Советских солдат, раненых во время штурма дворца, отвезли в поликлинику в близлежащем советском посольстве. Галина Иванова, жена экономического советника Валерия Иванова, конечно, ничего не знала о происходящем, пока неподалеку не разразилась стрельба, и машины не начали привозить мертвых и раненых. Одна из машин была расстреляна охранниками посольства, которые тоже понятия не имели о происходящем.

Все врачи посольства проживали в одном из микрорайонов, построенных Советами пригородов на другом конце города, и не могли попасть в посольства. Будучи в университете, Галина посещала курсы медсестер, и ее призвали на помощь. Она трудилась с восьми утра до одиннадцати вечера. Не считая Галины, единственными имеющимися помощниками были посольский зубной врач, женщина, бывшая медсестрой во время Второй мировой войны, и пара других женщин. Был и еще один человек с медицинской квалификацией: жена одного из советников-востоковедов. Она была нейрохирургом, но когда она увидела, что происходит, то развернулась на каблуках и ушла.

Сначала маленькая команда рассортировала живых и мертвых. Затем дантисту пришлось использовать свои мало уместные в данном случае навыки для проведения операций, в то время как Галина и другие женщины проводили перевязки. Для Галины это оказалось совершенно ужасным опытом. Когда вскоре после этого она вернулась в Москву, она не могла понять, как люди могут ходить по улицам, как будто ничего не произошло.

Тем временем русские, приведенные в движение взрывом узла связи, двигались безжалостно и быстро, нанося тщательно выверенные удары по другим ключевым объектам в городе.

Самой важной и сложной мишенью было здание Генштаба. Четырнадцать спецназовцев в сопровождении Абдулы Вакиля, будущего министра иностранных дел Афганистана, получили задание разобраться с ним. Чтобы повысить шансы на успех был разработан план, призванный ввести противника в заблуждение. В тот вечер генерал Костенко, военный советник полковника Якуба, главы Генштаба, отправился к Якубу с официальным визитом, взяв с собой ряд советских офицеров, включая генерала Рябченко, командира только что прибывшей 103-й воздушно-десантной дивизии. Они обсудили с ничего не подозревающим Якубом, сильным мужчиной, прошедшим обучение в Рязанском десантном училище и хорошо говорившим по-русски, вопросы взаимного интереса. Рябченко было несложно вести себя естественно, так как он не знал о том, что должно вот-вот произойти. Тем временем другие офицеры советского спецназа рассредотачивались по зданию, раздавая сигареты и разговаривая с работавшими в Генштабе афганскими офицерами. Когда произошел взрыв, они ворвались в кабинет Якуба. После стычки, в которой погиб его помощник, Якуб бежал в другую комнату, но затем сдался, был связан и помещен под охрану. Рябченко, полностью захваченный врасплох, просидел все это время без движения. Костенко чуть было не погиб от руки советских солдат.

Бой продолжался час. Когда он начал стихать, в кабинете Якуба появился Абдул Вакиль. Он долго разговаривал с генералом на пуштунском, а затем застрелил его. Погибли двадцать афганцев. Сто человек были взяты в плен, и так как они численно превосходили нападавших, их загнали в большую комнату и связались электрическими проводами.

В какой-то момент произошла неприятная заминка, когда рота советских десантников, прибывших на сорок минут позже, начала наступление на здание Генштаба в бронетранспортерах и при мощной огневой поддержке. Это заставило военнослужащих «Зенита» спрятаться в укрытие, в то время как трассирующие пули летали по комнате, подобно сияющим красным бабочкам. Порядок был восстановлен и десантники помогли взять здание под контроль.

Русским нужно было как можно скорее получить доступ к радио- и телецентру, чтобы транслировать обращение Кармаля к народу. В течение 27 декабря они провели там очень тщательную рекогносцировку, при этом некоторые из них изображали из себя специалистов по автоматике, чтобы попасть внутрь здания. В ходе штурма были убиты семь афганцев, ранены двадцать девять и более ста взяты в плен. Один из советских солдат получил незначительное ранение.

В ходе штурма здания телеграфа убитых не было ни с той, ни с другой стороны, и защитники армейской штаб-квартиры и здания военной контрразведки сдались без боя. В здании Министерства внутренних дел тоже не было встречено никакого серьезного сопротивления, хотя один русский солдат все же был ранен и позже умер. У нападающих был приказ арестовать министра внутренних дел С. Пеймана, но он бежал в нижнем белье, ища убежища у своих советских советников.

К утру стрельба более-менее утихла. Но не до конца. Когда они въезжали в город на своем «Мерседесе», старшие офицеры, руководившие штурмом дворца, были обстреляны молодым десантником, от нервов стрелявшим по всем без разбору. Пули попали в машину, но не в пассажиров. Из нее выскочил полковник и отвесил солдату сильную оплеуху. Генерал Дроздов поинтересовался у молодого лейтенанта, командующего отрядом: «Это ваш солдат? Спасибо, что не научили его метко стрелять». После того, как бои во дворце Тадж-бек закончились, полковник Колесник устроил там свой командный пост. Победоносные советские солдат с ног валились от усталости. Так как было возможно, что афганские войска, дислоцированные поблизости, могут попытаться отбить дворец, они организовали круговую оборону, нервы по-прежнему на пределе. Когда они услышали шорох в шахте лифта, они предположили, что это люди Амина начинают контратаку через проходы, ведущие ко дворцу снаружи. Они схватились за оружие, стреляя из автоматов и бросая гранаты.

Это была дворцовая кошка.