Генерал и банальность

О каком генерале речь или о каком царе? Однажды я была свидетелем того, как на заседании Специального суда председательствующему пришлось объяснять присутствующим, что то, что происходит, это судебный процесс, что это здание суда и что в нем находятся не министры и генералы, а обвиняемый, прокурор и защита.

Комендант лагеря так хорошо играл на рояле, а нацисты, между прочим, очень любили голубей или писать акварелью. Они жили в лагерях со своими семьями, потому что это были очень интересные места, с настоящими «событиями, которые происходили на самом деле», хепеннингами, со своим стилем и имиджем. Наверное, нет ничего убойнее дилетантизма, которое наступает со всех сторон, также, как песни турбо-фолка, встроенные в преступную систему. На самом деле, интерпретация преступления становится преступной, потому что это продолжение его релятивизации. Речь идет о времени, прошедшем времени, отсрочках и ожиданиях. To deliver Mladić, «выдать Младича». Им, а не нам, чтобы «умыть руки», чтобы «изменить представление о нас». Чтобы показать себя, чтобы выиграть информационную войну и создать новый имидж, Newborn.

Все возвращается в виде тяжелого, тошнотворного фарса, какой может возникнуть только при неоплаканных и непережитых смертях. При трагедии без катарсиса, при отложенном осознании. Сарказм со всей этой историей с «генералом» снова, ниже или выше способности воспринять арест Ратко Младича в его необратимом историческом и политическом смысле. Ведь прошло много времени. «Они украли наше время», - сказал кто-то по случаю десятой годовщины геноцида в Сребренице.

Здесь опять возникает вопрос исторической дистанции или вопрос, когда и по каким мотивам наступает момент осознания прошлого, не тогда ли, когда накопление нерешенных вопросов и бедности, выживания, становится настолько очевидным, что решение следует искать в прошлом. Так «герой» становится злодеем, потому что нет другого пути.

Для того, чтобы все это контекстуализировать, или, чтобы аудитории объяснить, о чем идет речь (забвение переросло в стиль, или в тренд, или в бренд, паралельно с одновременным существованием разноликой истории, когда трудно понять, относится ли это к Первой, Второй мировой войне, или к последним войнам), те, кто хочет оперировать фактами, прибегают к параллельному монтажу, драматургии сравнения Ратко Младича сегодня с документальными материалами, записями деяний Ратко Младича на поле боя, восприятия его в то время еще живыми людьми.

Что он сказал - что не убивал и что отвечать должны те, кто убивали. Если бы только все мы могли замолчать. Но нет, появились анекдоты и шутки. Не буду описывать выражение тех глаз, глядящих из-под сербской фуражки, тогда, и из-под кепки сейчас. И тех, кто хотел объявить его умершим, а теперь борется за его здоровье.

Героизм, которого ожидали до недавнего дня, и тот же героизм, который демонстрируется после того дня. Таким образом прошлое связано с будущим. Что, конечно, указывает на прошлое всех и всего вокруг него.

Новость об аресте Ратко Младича мы услышали в автобусе, который с тридцатью шестью художниками, сотрудниками проекта и военными ветеранами ехал в Кониц на открытие биеннале современного искусства в бомбоубежище. «Timemackine» - так искусствовед Бранислав Димитриевич назвал свою экспозицию. Машина времени, Time Machine.

Мы были в Лознице. Затем сообщили, что Борис Тадич, президент Сербии, даст заявление в час дня. Мали Зворник, потом граница, мы узнали, прежде чем въехали в Боснию и Герцеговину.

Мы поднимались к Романии, Хан-Песак и когда подъехали к Сараево, нельзя было проехать привычной дорогой (на ней проводились работы), так что нас вернули в Пале, потом по объездной через Требевич. Все в автобусе согласились, что такое огненно-красное солнце на закате бывает очень редко. Так же, как и вопрос в раскаленном мозгу, - как все это было возможно и почему. Эта дорога через Боснию - не компенсация за тот путь, который наши предки проделали пешком и с винтовкой, а подтверждение готовности столкнуться с этим, и очень важно по крайней мере не быть сентиментальными, если уж мы не смогли в борьбе быть романтичными.

Арест Ратко Младича - это конец заблуждениям, бездействованиям, и с одной стороны, без сомнения, роли жертвы, а с другой - конец моралистическому превосходству, построеному на том, что не все мы были на его стороне, не настолько злые. Может, и конец «пениям и выстрелам», с одной стороны, и сарказму и иронии - с другой. Падают деревья в Романии, работают пилы, лесопилка на лесопилке, необработанное дерево - источник жизни, выживания. Может ли такое отрицание всего живого породить конституцию.

«Зло банально», - написала Ханна Арендт, наблюдая за Эйхманом (нацистский преступник Адольф Эйхман – прим. ред.) во время суда в Иерусалиме. Эту фразу часто цитировали, но теперь мы, как и то, о чем знали, но не видели своими глазами, наблюдаем  всю банальность зла. От которого каждое слово отскакивает и возвращается в качестве банальности.