«Перезагрузка» с Россией: еще один упущенный шанс?

Эта статья переделана из нового эпилога к изданию в бумажном переплете книги Стивена Коэна «Советские судьбы и потерянные альтернативы: от сталинизма до новой холодной войны», которая будет издана Columbia University Pres в июле.

Непреходящая экзистенциальная реальность, потерявшаяся в вашингтонских иллюзиях после холодной войны и тумане последовавших за этим войн США: дорога к национальной безопасности Америки по-прежнему проходит через Москву.

Несмотря на развал Советского Союза двадцать лет назад, лишь Россия по-прежнему обладает инструментами массового уничтожения, способными уничтожить Соединенные Штаты, которые еще много лет будут соблазнять международных террористов. Россия также остается крупнейшей страной мира по размеру территории, ключевым евразийским фронтом в конфликте между западной и исламской цивилизациями, она обладает непропорционально большой долей мировых запасов жизненно важных ресурсов, среди которых нефть, природный газ, железная руда, никель, золото, древесина, плодородная земля и пресная вода. Кроме того, военное и дипломатическое влияние Москвы по-прежнему способно помешать (или помочь) интересам США по всему миру: от Афганистана, Ирана, Китая и Северной Кореи до Европы и Латинской Америки. Короче говоря, без отношений сотрудничества с Россией настоящая национальная безопасность США невозможна.

И однако же, когда президент Обама пришел к власти в январе 2009-го года, отношения между Вашингтоном и Москвой были настолько плохи, что некоторые наблюдатели, включая и меня самого, характеризовали их как новую холодную войну. На смену практически всем формам сотрудничества, включая давние соглашения по контролю над ядерными вооружениями, пришли все более враждебные конфликты. И действительно, эти отношения привели к военному столкновению, которое могло оказаться не менее опасным, чем Карибский кризис 1962-го года. Грузинская-российская война в августе 2008-го года также была и опосредованной американо-российской войной, ведь грузинские войска получали инструкции и оснащение из Вашингтона.

Что же случилось со «стратегическим партнерством и дружбой» между постсоветской Москвой и Вашингтоном, обещанными лидерами обеих сторон после 1991-го года? Более десяти лет американский политический и медийный истэблишмент утверждал, что подобных отношений удалось достичь в 1990-х годах президенту Биллу Клинтону и российскому президенту Борису Ельцину, но что они были разрушены «антидемократической и неоимпериалистической повесткой дня» Владимира Путина, пришедшего на смену Ельцину в 2000-м году.

На самом деле, историческая возможность построить после холодной войны новые отношения была потеряна в Вашингтоне, а не в Москве. Это произошло, когда в начале 1990-х годов администрация Клинтона стала обращаться с Россией на базе ошибочной предпосылки о том, что с Россией, «проигравшей» холодную войну, можно обращаться как с побежденным государством. (На самом деле конец холодной войне положили переговоры, и произошло этот между 1988-м и 1990-м годами, задолго до развала Советского Союза в декабре 1991-го года, и с подобной оценкой были согласны все ведущие участники процесса – советский президент Михаил Горбачев, президенты Рональд Рейган и Джордж Буш-старший.)

Результатом стал триумфалистский — «победитель-забирает-все» — подход администрации Клинтона, включавший в себя назойливые предписания того, как Россия должна проводить свою внутреннюю политику и экономическое развитие, нарушенные стратегические обещания (самым важным из которых стали уверения Буша, убеждавшего в 1990-м году Горбачева, что НАТО не станет расширяться на восток за пределы границ объединенной Германии) и политика двойных стандартов, ущемлявшая Россию (и включавшая чтение многочисленных проповедей) и основанная на предположении а том, что у Москвы больше нет за рубежом никаких легитимных интересов в области безопасности, исключая те, что есть у самих США – даже в странах «ближнего зарубежья». Ответная реакция последовала с приходом к власти Путина, но она последовала бы с появлением в Кремле любого лидера, который был бы более уверенным, более трезвым и менее зависимым от Вашингтона, чем Ельцин.

Триумфализм Вашингтона не закончился на Клинтоне или Ельцине. После событий 11 сентября 2001 года путинский Кремль предоставил администрации Джорджа У. Буша больше помощи в ее войне с афганскими талибами, чем любой союзник по НАТО – и это включало в себя разведданные и боевые действия. В ответ Путин ожидал получить давно американско-российское партнерство, в котором так долго отказывали Москве. Вместо этого Белый дом Буша вскоре расширил НАТО до самых границ России и в одностороннем порядке вышел из Договора по противоракетной обороне, который Москва полагала краеугольным камнем своей ядерной безопасности. Москва не забыла эти «обманы».

Сегодня российские политики, обеспокоенные разрушением ключевой инфраструктуры страны, происходящим с 1991-го года, сцепились в борьбе за будущее страны – и эта борьба имеет принципиальные последствия для российской внешней политики. Одна сторона, связанная с выбранным лично Путиным на роль президента Дмитрием Медведевым, призывает к «демократической» трансформации, которая опиралась бы на «модернизирующие альянсы с Западом». Другая сторона, включающая с себя ультра-националистов и неосталинистов, настаивает на том, что возможны лишь традиционные российские методы управления сверху или «модернизация без европеизации». В качестве доказательств, они указывают на то, как НАТО окружило Россию, и на другие «вероломства» США.

Выбор «модернизирующих альтернатив» будет сделан в Москве, а не, как раньше думали американские стратеги, в Вашингтоне, но политика США сыграет в этом процессе решающую роль. В ходе вековой борьбы между реформистами и реакционерами у выступающих против авторитаризма сил в России шанс появлялся лишь тогда, когда отношения с Западом налаживались. В этой связи Вашингтон так или иначе по-прежнему играет ведущую роль среди стран Запада.

* * *

Когда президент Обама заявил, что «перезагрузка» отношений с Москвой станет приоритетом внешней политики, казалось, что он понимает, что шанс на необходимое партнерство с постсоветской Россией был потерян, но его еще можно вернуть. Конечно, настоящим значением «перезагрузки» было то, что раньше называлось «разрядка». И так как разрядка всегда означала замену конфликтов холодной войны сотрудничеством, инициатива президента также указывала на понимание того, что в наследство ему досталось нечто вроде новой холодной войны.

Длинная, эпизодическая история разрядки, начавшейся в 1933-м году, когда после пятнадцати лет непризнания президент Франклин Делано Рузвельт установил с Советской Россией дипломатические отношения, может рассказать нам о перезагрузке Обамы кое-что важное. Каждый эпизод разрядки сталкивался с мощными идеологическими, элитными и институциональными силами в Вашингтоне и Москве; каждый требовал решительного лидерства, способного поддержать процесс сотрудничества; и каждый – после периода успехов – рассеивался или проваливался в возобновление конфликтов холодной войны, как это произошло даже с исторической разрядкой, начатой Горбачевым и Рейганом в 1985-м году, когда они пообещали навсегда покончить с холодной войной.

Многие комментаторы, такие как специалист по России Томас Грэм (Thomas E. Graham) из фирмы Kissinger Associates и обозреватель New York Times Питер Бейкер (Peter Baker), считают, что перезагрузка Обамы (Кремль тоже стал использовать этот термин) оказалась «поразительно успешной» и уже добилась создания «нового партнерства». Разговоры между Вашингтоном и Москвой стали более примирительными. И Обама, и президент Медведев, встречающиеся часто, заявили, что обновленные отношения успешны, и в качестве доказательства приводят свою личную дружбу. Есть и другие ощутимые признаки. Москва сотрудничает с США по двум американским приоритетам: войне в Афганистане и ограничению ядерных устремлений Ирана. Кроме того, в 2010-м году стороны пришли к соглашению по поводу нового Договора СНВ, призванного почти на треть сократить ядерные арсеналы с ракетами дальнего радиуса действия.

Тем не менее, перезагрузка Обамы остается ограниченной и по природе своей нестабильной. Частично в этом виноваты политические обстоятельства вне его контроля. В обеих столицах есть яростная и неустанная оппозиция. Черпая вдохновение их традиционной русофобии, приписывающей низменные мотивы каждой инициативе Москвы, американские неоконсерваторы и рыцари холодной войны с жаром набросились на перезагрузку Обамы, назвав ее «капитуляцией», «опасной сделкой» и политикой «игнорирования зла». Один из них даже сравнил перезагрузку с нацистско-советским пактом 1939-го года. Без противостоящего этим силам пророссийского лобби или значимых американско-российских экономических отношений, способных амортизировать перезагрузку, процесс остается крайне уязвимым для подобных атак.

В Москве партнер Обамы, президент Медведев, подвергается не менее жестким атакам. По словам ведущего идеолога русский ультра-националистов Александра Дугина, «за Медведевым стоит Запад… За Медведевым не стоит никого, кроме врагов России». Еще более зловеще в июле 2009-го года высокопоставленный генерал обвинил Медведева в «измене», и это обвинение прозвучало с разных сторон несколько раз после марта 2011-го года, когда Медведева также обвинили в «предательстве российских интересов» после того, как он не стал использовать возможность наложить в Совете Безопасности ООН вето на резолюцию, уполномочившую воздушные удары НАТО по Ливии.

Что еще хуже, и Обама, и Медведев – сравнительно слабые лидеры. Авторитет Обамы ослаб из-за падения его популярности и потерь, понесенных Демократической партией в ходе выборов в Конгресс осенью 2010-го года. (К тому времени он уже уступил требованиям «перезагрузить перезагрузку», восстановив на повестке дня содействие демократии и пойдя на встречу грузинскому лидеру Михаилу Саакашвили, почти приведшему Америку и Россию к войне в августе 2008-го года.) Авторитет Медведева ограничен никуда не исчезнувшим превосходством премьер-министра Путина и возможностью того, что он может вернуть себе президентское кресло в ходе выборов, назначенных на март 2012-го года. Каким бы ни было объяснение, ни Обама, ни Медведев не способны или не готовы агрессивно защищать свою перезагрузку или даже предотвращать попытки подорвать ее со стороны членов своих собственных администраций, как это, похоже, ни раз делал вице-президент Джозеф Байден.

Решение Обамы базировать свою политику в отношении России на партнерстве с предполагаемым «либералом» Медведевым в надежде содействовать его политической карьере в ущерб путинской еще больше ограничило в Москве поддержку перезагрузки. (Как и американские СМИ, Обама и его советники продолжают очернять Путина, называя его лидером «одной ногой стоящим в прошлом» и даже, как однажды заметила госсекретарь Хиллари Клинтон, человеком «без души».) Эта политическая ставка, сделанная на Медведева, является повторением давней привычки Белого дома путать личного друга в Кремле – «мой друг Дмитрий» называет Обама Медведева – с широкой поддержкой со стороны российских политиков. На самом деле, открытая поддержка Медведева в преддверии следующих президентских выборов, как это столь неуместно сделал в ходе мартовского визита в Москву Байден, возродила негодование российских элит по поводу вмешательства США во внутренние дела страны и подкрепила точку зрения о том, что лишь Путин не «продаст Россию Западу».

Политические провалы перезагрузки могут быть преходящими, но фундаментальные заблуждения политики Обамы в отношении России проистекают из триумфализма 1990-х в стиле «победитель забирает все». Одним из них является живучее чванство «избирательного сотрудничества» или стремления получить поддержку Москвы для жизненно важных интересов Америки, одновременно игнорируя интересы России. Хотя этот подход многократно использовался с 1990-х годов президентами Клинтоном и Бушем, что привело лишь к неудачам и растущему негодованию россиян, Белый дом Обамы также стремился сделать односторонние уступки Москвы основанием для перезагрузки. Как объяснил советник Обамы по России и, как сообщают, следующий посол США в Москве Майкл Макфол: «Мы постараемся сделать так, чтобы Россия сотрудничала с нами по тем вопросам, которые мы определяем как наши национальные интересы, но мы не хотим идти с ними на обмен».

Обама получил сотрудничество Кремля по Афганистану и Ирану, не пойдя на уступки по двум стратегиям США, вызывающим наибольшее негодование Москвы – расположению объектов ПРО поблизости от России и продолжению расширения НАТО в том же направлении – но это дорого ему стоило. Неравенство еще более подорвало позиции Медведева, а также общую поддержку перезагрузки в Москве, где она получила его политическое «клеймо». Поэтому Путин, обычно оставляющий отношения с США своему протеже, публично заметил: «Ну, и где же эта перезагрузка?»

И действительно, противоракетная оборона – это мина замедленного действия, заложенная в новый договор СНВ и в саму перезагрузку. В ходе переговоров Москва поверила, что администрация Обамы согласилась прислушаться к возражениям России по поводу размещения объектов ПРО в Восточной Европе. Но в декабре 2010-го года, стремясь обеспечить ратификацию договора в Сенате, Обама лично пообещал, что договор «никак не ограничивает разработку или развертывание наших программ ПРО», которые он пообещал проводить в жизнь «безотносительно действий России». В своей резолюции по ратификации Сенат зашел еще дальше, подробно описав эти намерения. Памятуя о других нарушенных соглашениях, Москва отреагировала столь подозрительно, что Медведев почувствовал необходимость лично поручиться за Обаму как за президента, который «держит свое слово».

Если же говорить в более общих терминах, неразрешенный конфликт по поводу противоракетной обороны служит примером тщетности «избирательного сотрудничества». Заявление Медведева, сделанное в ноябре 2010-го года, о том, что Россия может принять участие в натовской версии этого проекта, было прославлено, как еще один успех перезагрузки. Но и он, и Путин быстро подчеркнули, что «Россия будет участвовать только на абсолютно равных основания… или не будет участвовать вообще». Конечно, никто ни с той, ни с другой стороны не верит в то, что альянс под руководством США даст Кремлю «равный» контроль над своей противоракетной системой.

Стремясь получить односторонние уступки, подразумеваемые «избирательным сотрудничеством», Обама – как и Клинтон, и Буш до него – похоже, не способен или не готов связать воедино стратегические факты взаимной безопасности, как это сделали в конце 1980-х годов Рейган и Горбачев. По сути, Обама просит Москву значительно сократить численность своих ядерных ракет дальнего радиуса действия, в то время как Россию окружают базы НАТО с их превосходящими обычными силами и с противоракетной системой, потенциально способной нейтрализовать сокращенные средства нанесения ответного удара, имеющиеся у России. В этом чрезвычайно важном отношении новый договор о сокращений вооружений по сути своей неустойчив. Как минимум, Обама подрывает свои собственные надежды на соглашение о крупном сокращении огромного преимущества России в области тактических ядерных ракет ближнего действия, которые Москва все больше рассматривает, как жизненно важные для обороны страны. Вместо этого, как предупредил Медведев, если конфликт вокруг ПРО не будет разрешен, произойдет «еще одно обострение гонки вооружений», которое, как сказал он 18 мая, «отбросит нас назад в эпоху холодной войн».

Двадцатилетняя идея о том, что Москва будет идти на безответные уступки ради партнерства с Соединенными Штатами, проистекает из той же иллюзии: что постсоветская Россия, ослабленная «поражением в холодной войне», может играть роль великой державы лишь на американских условиях. В реальном мире, когда Обама пришел к власти, все, что России предположительно нужно было от Соединенных Штатов, включая инструменты для модернизации, она могла получить от других партнеров. Сегодня, ее двусторонние отношения с Пекином и Берлином (и все больше – с Парижем) уже гораздо важнее для Москвы с политической, экономической и даже военной точки зрения, чем ее бессодержательные отношения с Вашингтоном, который два десятилетия казался хронически ненадежным, даже двуличным.

За этим восприятием прячется более фундаментальная слабость перезагрузки: противоречивое американское и российское понимание того, зачем она вообще нужна. Каждая из сторон продолжает обвинять другую в ухудшении отношений после 1991-го года. Ни Обама, ни чиновники администрации Клинтона, являющиеся сегодня его советниками, не признали, что в политике США в отношении постсоветской России были допущены какие-либо ошибки. Вместо этого практически все американские политики продолжают обвинять Россию и, в особенности, Путина, хотя он пришел к власти лишь в 2000-м году. По сути, эта оправдательная история вычеркивает исторические возможности, потерянные Вашингтоном в 1990-х и позже. Это также означает, что успех или провал перезагрузки «зависит от русских», и что «должно поменять мышление Москвы», а не Вашингтона.

Американские политики и мыслители не очень-то разбираются в истории, но для их российских коллег в ней нет ничего загадочного. С их точки зрения, перезагрузка была необходима, потому что Вашингтон отверг предложение Горбачева о «новой модели гарантированной безопасности» в пользу «Pax Americana», и потому, что в «1991-2008 годах США вели новую полу-холодную войну против России». Путин и Медведев лично не менее непреклонны по поводу предыстории перезагрузки и того, кто во всем этом виноват. До того, как Обама стал президентом, оба российских лидера многократно обвиняли Вашингтон в постоянных обманах. Это острое чувство предательства никуда не делось. Менее года назад Путин признался, что не сразу осознал двуличие США: «Я просто не мог оценить его глубину… Но на самом деле все очень просто… Они говорили нам одно, а делали нечто совершенно другое. Они одурачили нас, в полном смысле этого слова».

Медведев был согласен: «Отношения ухудшились из-за планов предыдущей администрации США». Он даже высказал мысль, которая широко распространена среди российского руководства, но редко когда озвучивается вслух, — что Вашингтон не только вооружил и обучил грузинские войска, но и заранее знал и, возможно, поощрял внезапное нападение Саакашвили на мирных жителей Южной Осетии и российских миротворцев, с которого и начала августовская война 2008-го года. «Лично мне, — пожаловался Медведев, — показалось очень удивительным, что все это началось после того, как госсекретарь США [Кондолиза Райс] посетила Грузию. До того… г-н Саакашвили собирался приехать встретиться со мной в Сочи, но не приехал».

Не удивительно, что российское руководство пошло в 2009-м году на перезагрузку с ожиданиями, диаметрально противоположными односторонним уступкам, которых ждала администрация Обамы. Как резко сказал журналисту Washington Post неназванный кремлевский советник, «Америка должна России и должна много, и она должна заплатить по долгам». Спустя год, когда глава НАТО убеждал журналистов, что перезагрузка «похоронит призраков прошлого», это было еще одним примером того, насколько альянс под руководством США не понимает историю и не заботится о ней.

«Призрак», мешающий по-настоящему фундаментальным изменениям в отношениях, это, конечно же, двенадцатилетнее расширение НАТО до границ России – первое и самое важное из нарушенных Америкой обещаний. Несмотря на заверения в «дружбе между НАТО и Россией», администрация Обамы не стала отказываться от дальнейшего расширения НАТО, а вместо этого подтвердила поддержку США для последующего членства бывших советских республик Украины и Грузии, по которым Москва провела «красную черту». Конечно, ни одно государство, ощущающее себя в окружении и под угрозой наползающего военного альянса – и Москва многократно выражала эту тревогу, последний раз Путин сделал это в апреле – никогда не почувствует себя равным партнером этого альянса, находящимся в полной безопасности.

Более того, расширение НАТО на восток придало официальный характер новому и более крупному геополитическому конфликту с Россией. Протесты и попытки противодействия посягательствам НАТО со стороны Москвы, в особенности сделанное в 2008-м году заявление Медведев о том, что Россия имеет право на «сферу стратегических интересов» в бывших советских республиках, были возмущенно осуждены американскими чиновниками и комментаторами как «решимость России восстановить сферу влияния в соседних государствах». Поэтому Байден заявил в Москве в марте: «Мы не признаем, что у какого-либо государства может быть сфера влияния».

Но как еще можно назвать движение НАТО на восток, если не значительным расширением американской сферы влияния – военной, политической и экономической – туда, где прежде была сфера влияния России? Ни один американский чиновник или обозреватель основных СМИ этого не признает, но помешанный на присоединении к альянсу грузинский лидер Саакашвили никакого стеснения не чувствует. В 2010-м году он поприветствовал рост «присутствия НАТО в регионе», потому что это позволяет Соединенным Штатам и их союзникам «расширять их сферу влияния». Из всех двойных стандартов американской политики – «лицемерие», как это называет Москва – ни один не сделал так много, чтобы предотвратить американско-российское партнерство и спровоцировать новую холодную войну.

* * *

Учитывая, что новых членов НАТО нельзя лишить членства, есть лишь один способ разрешить или, по крайней мере, уменьшить этот глубокий геополитический конфликт между США и Россией: в ответ на повторное подтверждение суверенитета всех бывших советских республик со стороны Москвы Вашингтон и его союзники должны задним числом соблюсти еще одно нарушенное обещание – что вооруженные силы Запада не будут размещены ни в одной из новых стран НАТО к востоку от Германии. Хотя для политического истэблишмента и военной промышленности США это звучит как анафема, такой шаг, по сути, демилитаризировал бы расширение НАТО, происходившее с 1999-го года. Не ослабляя гарантий коллективной безопасности для всех членов альянса, подобное важное примирение сделало бы возможным реальное партнерство с постсоветской Россией.

Во-первых, что крайне важно, оно бы выполнило одно из нарушенных американских обещаний России. Во-вторых, этот шаг бы признал, что Москва имеет право на, как минимум, один «стратегический интерес» — отсутствие потенциальной военной угрозы у своих границ. (Вашингтон давно уже затребовал эту привилегию себе, защищая ее до грани ядерной войны на Кубе в 1962-м году.) В-третьих, демилитаризация расширения НАТО ослабит исторический страх России перед военным окружением, одновременно укрепив ее доверие к западным партнерам. И, в-четвертых, этот шаг снизит обеспокоенность Кремля по поводу объектов ПРО в Восточной Европе, и он, возможно, будет более расположен внести свой вклад в по-прежнему неопробованный проект.

За этим может последовать многое другое, имеющее жизненную важность и для Америки, и для России – начиная с бОльших сокращений всего оружия массового уничтожения до полного сотрудничества против грядущих опасностей ядерного распространения и международного терроризма. Результатом, таким образом, стал бы еще один шанс вернуть историческую возможность, утерянную в 1990-х.

В 2009-м году прозападные модернизаторы России надеялись, что предложенная Обамой перезагрузка означает, что Вашингтон, наконец, осознал необходимость партнерства с Москвой. Однако спустя два года Медведев по-прежнему был обеспокоен тем, что в американско-российских отношениях «возможны альтернативы». Ведущий прозападный депутат российского парламент был более откровенен: «В Москве и в Вашингтоне люди часто теряли возможности… Нам остается лишь надеяться, что в этот раз мы эту возможность не потеряем».

Тот факт, что и Обама, и Медведев, олицетворяющие перезагрузку, подвергаются в своих собственных странах критике за «предательскую» политику, является зловещим признаком. Тем не менее, политические перспективы в Москве на самом деле лучше в одном важном отношении: значительная часть российского политического класса, по крайней мере, понимает, что две страны не только подошли к еще одному поворотному моменту в отношениях, но, возможно, вообще имеют последний шанс создать нормальные отношения. Прозападно настроенные россияне больше не находят утешения в привычной надежде на смену политического курса с приходом следующего поколения лидеров: моложавые Обама и Медведев и есть это поколение.

Однако среди американского истэблишмента сегодня не наблюдается ни такой настойчивости, ни даже осознания важности момента. Вместо этого, возможность более значительного сотрудничества с Москвой ускорила тенденцию приравнивать «преступления и злоупотребления этого российского правительства» (по словам сенатора Джона Маккейна) с преступлениями Советской России. Подобным образом и другие темы времен холодной войны стали проявляться более отчетливо. Обозреватели СМИ, такие как Чарльз Краутхаммер, вновь представляют инициативы Москвы как «наглые российские провокации». (Даже историческое признание Путиным произошедшего в 1940-м году убийства тысяч польских офицеров в Катыни было отброшено в сторону изданием Weekly Standard, как «банальный жест» с целью «манипуляции» зарубежным мнением.) В прессе вновь появились зловещие предупреждения Ариэля Коэна из Фонда «Наследие» (Heritage Foundation) и других о том, что Москва пытается «натравить… европейских союзников на Соединенные Штаты», а также требования о том, чтобы Вашингтон развернул войска, чтобы «отбросить назад растущее региональное влияние Кремля».

Предложенная Обамой перезагрузка также выдвинула на первый план и более экстремальные точки зрения. Современная Россия, предупреждает Ариэль Коэн, еще опасней, чем ее советский предшественник: «Это не Россия, которую знали ваши отцы… Сегодняшние руководители России моложе и жестче». Ранее редактор газеты Wall Street Journal опубликовал еще более поразительное откровение: «Россия превратилась, в полном смысле этого слова, в фашистское государство». Бывшая ранее маргинальной идеей, эта мысль была подхвачена авторитетным американским ученым, профессором Университета Ратджерса (Rutgers University) Александром Мотылем, и развита на страницах журнала ведущего университетского центра русистики.

В этих безрассудных (и неосведомленных) комментариях совсем затерялись многочисленные угрозы национальной безопасности Америки, скрывающиеся в России, – не только ее огромные, и потенциально не очень надежно защищенные запасы смертельно опасного ядерного, биологического и химического оружия, но и ее разваливающая инфраструктура и растущие экстремистские движения – а также мерцающий шанс на сотрудничество с Москвой, способное предотвратить их. Бывалые обозреватели ведущих американских газет уверяют читателей, что «ядерная война между Россией и Америкой стала немыслима»; более того, что опасность любой американско-российской войны «очень мала», несмотря ситуацию «на грани фола» в августе 2008-го года в Грузии, когда Белый дом Буша рассматривал возможность отправки вооруженных сил, чтобы поддержать свое государство-сателлит; и что, в общем и целом, «нужна была не химера контроля над вооружениями», а «возобновление гонки вооружений».

Подобная близорукость вдохновила еще более безрассудную точку зрения: чем хуже ситуация внутри России, тем лучше для Америки. Поэтому обозреватель газеты Washington Post Джордж Уилл, высмеивая новый договор по сокращению ядерных вооружений, с удовлетворением писал об «изнуренном русском медведе». А бывший сотрудник администрации Буша в той же самой газете призывал администрацию Обамы «отказаться помогать российским лидерам с экономической модернизацией», несмотря на то, что модернизация инфраструктуры этой страны жизненно важна для обеспечения безопасности ее оружия массового уничтожения. Мотыль зашел еще дальше, надеясь на «дестабилизированную Россию», игнорируя предупреждения из Москвы о том, что это станет «катастрофой» в стране, забитой ядерным оружием и одиннадцатью ядерными реакторами по типу чернобыльского.

Политическая и медийная близорукость, знакомый триумф идеологии над действительностью содействовали очередному неблагоразумному решению Вашингтона. Несмотря на неуверенный контроль Кремля над его собственными ядерными материалами – более того, несмотря на страх, что бесконтрольные лесные пожары в августе 2010 года могут достичь мест выпадения радиоактивных осадков от Чернобыльской катастрофы 1986-го года, а то и объектов размещения ядерного оружия – спустя четыре месяца Сенат США проголосовал за отправку больших объемов использованного топлива с американских реакторов в Россию, на хранение и утилизацию. Хотя российские защитники окружающей среды выступили с протестами о том, что этот шаг превратит их страну в «международную свалку радиоактивных отходов», а военный эксперт из Москвы предупредил, что ни один российский регион нельзя назвать «по-настоящему безопасным», администрация Обамы приветствовала решение, как знак успеха своей «перезагрузки».

* * *

Фундаментальная трансформация американо-российских отношений, от, по сути, состояния холодной войны до стратегического партнерства, требует смелого, решительного лидерства, основанного на полном пересмотре всех постсоветских отношений, особенно триумфализма Вашингтона. Принимая во внимание завуалированные институциональные, профессиональные и личные интересы, сконцентрированные в Вашингтоне, но имеющие широкую поддержку в прессе и образовательной системе страны, для полной «перезагрузки» потребуется никак не меньше.

Есть несколько факторов, объясняющих, почему президент Обама не смог гарантировать какие-либо из этих жизненно важных шагов. Одним из них является его собственная нерешительность, которую видно и в его внутренней политики. (Справедливости ради,  нежелание первого чернокожего президента США атаковать слишком много американских твердынь или общепринятостей, понятно.) Президент Обама также не продемонстрировал нового мышления о безопасности, как это сделали Горбачев и Рейган, добившиеся прорыва к партнерству. Окружив себя советниками, связанными с провальной политикой в отношении России в годы администрации Клинтона, Обама лишил себя человека в своем близком окружении, способного предлагать фундаментально отличные подходы, не говоря уже о еретических или даже каком-то переосмыслении. В результате, перезагрузка Обамы оказалась отлита из тех же ошибок и заблуждений, которые и сделали ее необходимой.

Но президент не единственный, кто виноват – его вина даже не главная. Более крупный провал допущен всем американским стратегическим истэблишментом, включая его легионы обозревателей, формирующих общественное мнение в прессе, экспертов «мозговых центров» и искушенных интеллектуалов. Лидеры, ранее добивавшиеся больших улучшений в американско-российских отношениях, последними из которых стали Горбачев и Рейган, находились под влиянием оригинальных идей, проповедовавшихся инакомыслящими мыслителями по краям стратегического истэблишмента, сколь мало бы их не было, и какому бы обсуждению, а часто даже опасности, они не подвергались.

Никакого такого оригинального американского дискурса о России не имело хождения, когда Обама пришел к власти. Не появился он и сейчас, и американцы не извлекли никаких уроков из провалов последних двух десятилетий. Общепринятый триумфализм по-прежнему монополизирует политический спектр, от неоконсерваторов и придерживающихся правых взглядов до специалистов по России из «прогрессивного» Центра для американского прогресса, и, по сути, не оспаривается никем – ни политическими партиями, ни основными СМИ, ни институтами стратегических исследований, ни университетами. Хотя Соединенные Штаты увязли в трех войнах и разъедающем страну экономическом кризисе, в то время как Москва вернула себе жизненно важные позиции в своем собственном регионе, от Украины до Киргизии, и построила процветающие партнерские отношения от Китая до Западной Европы, «эксперты» по-прежнему настаивают на том, что, как заявил Клиффорд Капчан из Eurasia Group, «дорога, по которой должна пройти Россия, идет через Вашингтон».

Что еще хуже, помимо триумфалистских заблуждений по поводу окончания холодной войны, не требующими доказательств, стали и три новых догмата новой американской политики в стиле холодной войны. Во-первых, что современная Россия так же зверски антидемократична, как и ее советская предшественница. В качестве обычных доказательств приводят радиоактивное отравление перебежчика из КГБ Александра Литвивененко, предположительно санкционированное Кремлем и произошедшее в Лондоне в 2006-м году, а также продолжающиеся гонения на лишенного свободы олигарха Михаила Ходорковского, которого газеты New York Times и Washington Post назвали наследником великих советских диссидентов Александра Солженицына и Андрея Сахарова. Во-вторых, что сущность России делает ее все более опасной для зарубежных стран, особенно бывших советских республик, как было продемонстрировано ее «вторжением и оккупацией Грузии» в августе 2008-го года. И, в-третьих, что в этой связи необходимо дальнейшее расширение НАТО, призванное защитить и Грузию, и Украину.

Все эти утверждения далеки от полной правды, и их следует оспорить в крайне необходимых дебатах о политической программе, однако таких дебатов не происходит. Более того, один из этих догматов связан с еще одним двойным стандартом Вашингтона. Оборона отколовшихся от Грузии провинций Южной Осетии и Абхазии, предпринятая Москвой, а также признание их независимости, были более оправданны с исторической и политической точки зрения, чем натовские бомбежки российской союзницы Сербии, предпринятые под руководством США в 1999-м году, превратившие сербскую провинцию Косово в независимое (и крайне криминализированное) государство. По крайней мере, Вашингтон сам установил прецедент для военного вмешательства в конфликты в многонациональных государствах и для перекройки государственных границ.

Администрация Обамы не сделала ничего, чтобы обескуражить подобные антироссийские постулаты, и слишком много для того, чтобы поддержать их. Пересмотр перезагрузки, чтобы включить в нее так называемые стратегии продвижения демократии – вмешательства во внутреннюю политику России, которые годами оскорбляли Кремль, делая больше для подрыва демократических перспектив, чем их продвижения – лишь перевооружил противников перезагрузки в США и еще больше деморализовал ее сторонников в Москве. Например, в январе Обама лично выразил порицание (краткому) заключению под стражу нового миропомазанного США «демократического лидера» России Бориса Немцова, бывшего высокопоставленного функционера ельцинской эпохи, а в марте Байден дал указание сидящей перед ним аудитории в Московском государственном университете: «Исправьте вашу систему». Неудивительно, что официальные российские лица, надеявшиеся, что политика Обамы не допустит подобного вмешательства в их внутренние дела, пришли к выводу, что «эти надежды были необоснованны».

Решение Обамы возобновить поддержку грузинского лидера Саакашвили, чье стремление присоединиться к НАТО поспособствовало опосредованной американско-российской войне 2008-го года, также бросает вызов московскому пониманию перезагрузки, подтверждая широко распространенное в России мнение о том, что Соединенные Штаты считают, что они «единственная страна в мире, имеющая национальные интересы». Более того, грузинский проект Вашингтона по-прежнему опасен. Кремль продемонстрировал, что если его спровоцировать, то он нанесет сильный удар по государству-сателлиту США, оказавшемуся с неверной стороны его «красной линии», особенно в северокавказском регионе, где исламский терроризм и общественное беспокойство угрожают российской государственности. Посетив Тбилиси прошлой осенью, даже аналитик из безотказно почтительного Совета по международным отношениям Уолтер Рассел Мид нашел «вспыльчивое» руководство Саакашвили «непредсказуемым и импульсивным». Тем не менее, администрация Обамы продолжает обучать армию Саакашвили, и даже устроила демонстративные учения НАТО и Грузии, одновременно никак не комментируя жестокое подавление режимом уличных демонстраций, прошедших в Тбилиси в конце мая.

Повторение Обамой неудачных американских стратегий вкупе с его объявленным намерением продолжать программу противоракетной обороны в Восточной Европе – уже были озвучены планы по размещению ракет-перехватчиков в Румынии и связанных с ними вооружений в Польше – могут лишь серьезно ограничить его разрядку с Москвой, а возможно и уничтожить ее. Учитывая важнейшее значение России для жизненных интересов США, у президента, похоже, нет никаких приоритетов в области национальной безопасности. Даже необоснованные воздушные удары НАТО по Ливии уничтожают поддержку перезагрузки в Москве, где вновь приходят к выводу о том, что «Россию, по сути, обманули» (снова), что партнер Обамы Медведев был «наивен», поверив спонсированной США резолюции ООН об установлении «бесполетной зоны», что государства без внушительных ядерных арсеналов – сначала Сербия, потом Ирак, а теперь Ливия (Муаммар Каддафи отказался от своих ядерных материалов в 2004-м году) – рискуют стать мишенями для подобных ударов, и что движение НАТО в сторону России еще более угрожающе, чем считалось ранее.

Обама уже дал понять, что в ходе новой избирательной кампании будет расхваливать «успешную» перезагрузку отношений с Россией (вместе с уничтожением Усамы бин Ладена) как большое внешнеполитическое достижение. Поэтому, по мере приближения 2012-го года, возможно, что он, наконец, возьмется за настоящую трансформацию отношений, схожую с той, что 25 лет назад провели Горбачев и Рейган. Однако, чтобы сделать это, потребуется серьезное переосмысление и решительное руководство, которых Обама пока не демонстрировал. Мы можем продолжать надеяться, но поговорка русских, переживших так много потерянных возможностей в своей собственной политике, кажется более подходящей: «Оптимист это плохо информированный пессимист».