В среду утром Гельмут Шмидт (Helmut Schmidt) написал в еженедельнике Die Zeit: «В период с 1950 по 2050 год доля Европы (включая Россию) в создании добавочной стоимости человечества (глобальный валовой внутренний продукт) снизится с 30% до 10%». Мне нравятся такого рода обобщающие взгляды. Мне нравится также та уверенность, с которой люди обращаются с прошлым, настоящим и будущим.
Вечер, среда, историк Карл Шлегель (Karl Schloegel) выступает в берлинский исследовательском институте Wissenschaftskolleg Berlin: «Всемирная выставка на Волге – в старом русском индустриальном и культурном центре Нижнем Новгороде в 1896 году». Доклад о почти неизвестной выставке. Шлегель – большой мастер неожиданно превращать длинные, всегда немного утомительные перечисления в картину, окрыляющую фантазию слушателей.
Снаружи - настоящий ливень. Нас это не касается - мы находимся на вилле, которая была построена в те годы, о которых рассказывает Шлегель. Однако роскошь колонии миллионеров в берлинском районе Груневальд исчезает на фоне тех картин из далекого Нижнего Новгорода, которые нам представляет Шлегель. Это Россия, которая имела двузначные показатели роста и в экономическом развитии уже догоняла Запад, а в некоторых областях даже опережала его. Роскошь вильгельмовской Германии выглядит устарелой рядом с эстетическим и человеческим разнообразием в многонациональном государстве Россия, в этой евразийской мировой державе будущего сто лет назад.
Та выставка, о которой говорил Шлегель, показывает Россию капиталистов и рабочих, Россию промышленную и техническую, Россию, в которой реалистическая живопись передвижников, а также символисты и начальные формы архитектурного футуризма находили свою публику и меценатов. На выставке не хватало – и это заметил также Шлегель – той крестьянской России, которую использовали большевики для того, чтобы смести новое время, выставленное в Нижнем Новгороде и продемонстрированное там.
Доклад Карла Шлегеля показывает, что не большевики вызвали этот подъем. Они его разрушили. Он также свидетельствует о том, что мы не знаем будущего. Хотя оно и является продуктом настоящего, но какой именно из вариантов настоящего ведет к нашему будущему, мы не знаем. Европа, может быть, в 2050 году не будет играть вообще никакой роли или будет мировой державой номер один – мы этого не знаем. Мы не знаем, будет ли Китай подниматься в следующие тридцать лет, или вновь опустится вниз. Как Россия 1896 года.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мы не знаем будущего. Хотя оно и является продуктом настоящего, но какой именно из вариантов настоящего ведет к нашему будущему, мы не знаем. Европа, может быть, в 2050 году не будет играть вообще никакой роли или будет мировой державой номер один – мы этого не знаем. Мы не знаем, будет ли Китай подниматься в следующие тридцать лет, или вновь опустится вниз.
