Арабский вирус в России

Махмуд Джибриль, премьер ливийского временного правительства, заявил, что арабские революции явились следствием глобализации, повернувшей регион к новой культурной парадигме. Судя по лозунгам протестных акций, прокатившихся от Туниса до Саны, сторонники перемен понимают ее как право на свободу от коррумпированного авторитаризма и участие в главном цивилизационном течении – глобальной интеграции.

Настроения арабской улицы можно сравнить с перестройкой, когда граждане СССР решились сказать открыто: «Так дальше жить нельзя». Поэтому известный российский арабист Георгий Мирский подытожил цели восточных революций такой фразой: «С нас хватит. Мы не верим и не боимся».

Западные политики интерпретируют эти события как неожиданный, но все же триумф демократических ценностей, а Вашингтон запускает новый план Маршалла. Для московских либералов – это очередное окно возможности для партнерского сотрудничества с США и ЕС, а также расширения рамок вестернизации России, т.е. ее модернизации. Но для московских консерваторов революционные изменения – это кружащий над Россией призрак. Поэтому они называют эти события «арабским вирусом» и протестуют против гуманитарной операции в Ливии. На официальном уровне Москва подергает сомнению западную интерпретацию происходящего и способность арабских обществ к демократии. Она пугает прогнозами нарастающей радикализации настроений на фоне ухудшающейся экономической ситуации, которая станет питательной средой для исламских фундаменталистов, что усилит конфликт цивилизаций, глобальную угрозу терроризма, а в региональном масштабе приведет к дальнейшей дестабилизации в виде обострения палестино-израильского конфликта и «сомализации» Ливии. Конфликты Магриба и Ближнего Востока могут угрожать хрупкому равновесию на Среднем Востоке и даже в постсоветской Средней Азии. Поэтому Россия видит выход из ситуации исключительно в политическом процессе, учитывающим право каждого из охваченных революцией государств на суверенный выбор государственного строя с учетом лишь соседских интересов.

Политический «магазин дешевой одежды»

Таким образом, ключевая роль должна достаться многосторонним механизмам, таким, как ближневосточный квартет (с участием России), и региональным организациям сотрудничества. Несмотря на то, что Москва не наложила вето на резолюцию Совбеза ООН № 1973, ее властные центры критикуют операцию НАТО в Ливии. Заместитель министра иностранных дел Российской Федерации Сергей Рябков сравнил действия западных стран с «магазином дешевой одежды, где плохой портной шьет один размер на всех». Градус международной и внутренней дискуссии в России столь высок, что известный аналитик Алексей Макарин позволил себе пошутить, переименовав «политологию» в «египтологию».

Прежнюю политику Москвы в регионе можно описать как ограничивавшуюся сырьевым и военно-техническим сотрудничеством. Ситуация претерпела определенные изменения с момента начала иракской операции, негативно повлиявшей на отношения с арабским миром. В то же самое время Россия, переживающая ренессанс как сырьевая держава, отказалась от прозападного интеграционного варианта развития в пользу политики самостоятельного центра силы в мультиполярной среде. Она активно искала союзников по ассиметричной игре в недовольство американской великодержавностью, отождествляемой с культурным вмешательством.

По оценке Алексея Малашенко из Московского центра Карнеги, Россия в течение последних лет стремится интенсифицировать контакты с Магрибом и участие в ближне-и средневосточном урегулировании. Она видит свою роль в посредничестве между мусульманской и трансатлантической цивилизацией, а также между радикальными и умеренными исламистами. Но одновременно она играет с Западом в антитерроризм и готова к выборочному сотрудничеству в области безопасности и нераспространения ядерного оружия, т.к. по мнению Москвы, т.н. южная линия нестабильности проходит как раз в исламском мире – от Магриба до Индонезии. Такая политика не принесла ожидаемого результата, поскольку эффектом российского посредничества стало отсутствие единства международного сообщества в отношении важнейших угроз и затягивание до бесконечности всех переговорных процессов.

Что же с точки зрения Москвы изменила «арабская весна»? На первый взгляд немногое. Россия была готова выступить посредником в ливийском конфликте, она признала, что Каддафи должен уйти, но заблокировала проект резолюции, осуждающей Сирию, чем она также заигрывает с Тегераном и палестинцами. Ранее она выразила свою незаинтересованность в участии в Контактной группе по Ливии и несмотря на старания американского вице-президента Байдена (Joe Biden) и министра обороны Гейтса (Robert  Gates) отклонила предложения выступить по этому вопросу в один голос. Однако если внимательнее приглядеться к работам российских аналитических центров, невозможно обойти трактовку арабской революции как нового окна возможностей в российско-американских и российско-европейских отношениях.

Федор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», который ценят во властных кругах, призывает к тесному взаимодействию держав на региональном уровне, указывая на упущенный шанс предотвратить присутствие Аль-Каиды в Афганистане. Директор влиятельного Совета по внешней и оборонной политике Сергей Караганов говорит о возможности продолжения российско-американской «перезагрузки» на Ближнем Востоке. Этому способствует пересмотр американской политики лидерства, объявленный Обамой в Лондоне, и двусторонние положительные эффекты российско-американской «перезагрузки».

Новый «концерт держав», т.е. два треугольника

Если добавить к этому российские инициативы в области безопасности, встречающие все больше понимания со стороны Европы, Караганов полагает, что идея Европейского Союза, базирующегося на партнерстве «старой» Европы и России вполне реальна. Конечно это интеграция в московском духе «концерта держав» или, скорее, треугольников: США-Россия-ЕС и США-Россия-Китай, способствующих стабилизации Африки, а также Ближнего и Среднего Востока.

Несложно заметить, что при обоих раскладах Россия – основной партнер США. Это уже больше напоминает геополитику, поскольку существует надежда на восстановление позиции России в регионе, о чем говорит специальный представитель президента по Африке Михаил Маргелов, который будет российским переговорщиком в Ливии. Маргелов открыто предостерегает, что если Россия не включится в геополитическую борьбу за африканские богатства, она проиграет мировым конкурентам. Нельзя не упомянуть и тот факт, что Ливия и Сирия должны вернуть России многомиллиардные кредиты, а Магриб и Ближний Восток – это основные покупатели российских вооружений.

Сложно также обойти вниманием интерес российских энергетических концернов к новому разделу ливийских нефтяных полей. Однако даже такой специфический интеграционный подход вступает в Москве в противостояние с консервативным направлением, приверженцы которого (широко представленные во властных элитах и бизнесе) используют арабские революции, чтобы бить в набат по поводу угрозы суверенитета России. Они являются основными наследниками имперской традиции и творцами современной «египтологии», подобно тому, как в период цветных революций они выступали глашатаями «украинистики». Они возражают против узаконивания гуманитарной интервенции на международно-правовом уровне. Партия власти «Единая Россия» подготовила проект парламентской резолюции, резко осуждающей действия НАТО. Интервенцию в Ливию негативно оценили все националистические движения, а голос теологической критики прозвучал из московской патриархии. Были также искренние пожелания, чтобы «НАТО увязло в ливийских песках», что ускорит экономический упадок Запада и вернет российской цивилизации причитающееся ей место в мире.

В действительности, вне зависимости от мировоззренческой составляющей, для Москвы чрезвычайно существенен экономический аспект «арабской весны». Последнее резкое повышение цен на нефть на глобальных рынках было вызвано политической нестабильностью данного региона. Это заметно подправило российский бюджет, подорванный мировым кризисом, и станет в значительной мере решающим для социальной, а значит и политической, стабильности в России. Контракт власти с населением базируется на политической пассивности последнего взамен за стабильность жизненных условий, оплачиваемую из государственной казны. Это особенно важно в предвыборный период, характеризующийся, как и во взбунтовавшихся арабских странах, растущей гражданской активностью на социальной почве. С тем, что как и там, в России истинная причина недовольства – это коррупция, отсутствие конкуренции и структурных реформ экономики.

Сейчас Москва представляется Европе стабильным поставщиком энергоресурсов. Однако российские экономисты, наученные недавним эффектом лопнувшего сырьевого пузыря, предостерегают, что нестабильность Магриба и Ближнего Востока в долговременной перспективе противоречит интересам России. Она может привести ко второй волне рецессии в государствах-получателях российских нефти и газа и спровоцировать очередное падение цен и объема поставок. Пока же небывалые доходы российского бюджета провоцируют возвращение синдрома «petrostate», определяя негативное отношение властных элит и бизнеса к целесообразности общественно-политической и экономической модернизации.

Ничего не менять!

Если посмотреть на арабские революции глазами Москвы, сложно избавиться от ощущения парадокса. Медведев критикует Путина за слова о новом крестовом походе на Ливию и отправляет в отставку посла в этой стране. Одновременно он предостерегает от попыток гуманитарной интервенции в России. Критикуемый Путин склоняет Сербию к участию в газовом проекте South Stream, усиливая энергетическую великодержавность. Консерваторы осуждают операцию в Ливии, но радуются тому, что она зашла в тупик, забывая о проблеме африканских беженцев в Европе, которая может негативно отразиться на попытках России добиться отмены виз в ЕС. Однако все различия стираются перед саммитом «Большой восьмерки», где Россия говорит уже в один голос и получает от американцев поддержку по поводу своего вступлению в ВТО. Заметная гибридность российской внешней политики имеет, как видно, сильную внутреннюю обусловленность. Главное здесь - отрицательное отношение большинства элит к осуществлению цивилизационного модернизационного скачка к глобальной интеграции, поскольку кажущийся хаос в решениях складывается в продуманную линию защиты собственного статус-кво.

Роберт Хеда - бывший офицер Агентства разведки, научный сотрудник Фонда им. Казимежа Пулаского.