Мачеревич и Качиньский защищают Польшу от правды

На пресс-конференции, посвященной отчету парламентской комиссии по расследованию смоленской катастрофы, Ярослав Качиньский обвинил польские власти в том, что они слишком «считаются со словами Путина или Медведева». Почему? Потому что «утверждать, что в смоленской катастрофе виновен польский пилот, польский генерал и польский президент – это не в польских интересах».

Таков был основной посыл пресс-конференции и исходный пункт работы комиссии под руководством Антони Мачеревича (Antoni Macierewicz): доказать, что НАШИ были невиновны и пали ИХ жертвой.

На следующей пресс-конференции наверняка окажется, что в польских интересах говорить, что за катастрофу несет ответственность польский премьер, но противоречие это лишь видимое, и это поймет каждый, кто способен мыслить диалектически: ведь Дональд Туск или президент Бронислав Коморовский, хоть и являются поляками, но «не защищают польские интересы».

Качиньский затянул старую патриотическую песню, исходящую из комплекса: «Так делают только слабые народы». Мне кажется, что все ровно наоборот: только сильные народы способны честно признаться в совершенных ими грехах и ошибках, и в этом заключается их мудрый патриотизм.

Мачеревич вторил лидеру «Права и Справедливости» (PiS), называя отчет Межгосударственного авиационного комитета «позорным моментом, ужасным ударом, поскольку он перекладывал всю ответственность на польского пилота, польского генерала и польского президента, и эта ложь не встретила должного отпора».

Пресс-конференция такой отпор дала. «Большая часть вины лежит на российской стороне», - говорил Мачеревич. Качиньский добавлял, что вина России очевидна, а вопрос, был ли в ней аспект намеренности «он оставит пока открытым».

Но такие намеки на враждебность намерений были. Мачеревич трижды повторил, что польский пилот «пытался вырваться из смертельной ловушки», в которую загнали его российские диспетчеры, руководимые командованием из Твери и Москвы. Командование велело им принять самолет («Посадить и без разговоров»), хотя перед этим «они умоляли отослать его на другой аэродром». Наших пилотов «вели на смерть», - цитировал Мечеревич «одного депутата, впрочем, не из партии "Право и Справедливость"».

Новых фактов практически не прозвучало. Давно было известно, что диспетчеры не говорили правды о метеоусловиях (сообщали, что они хуже, чем есть, вероятно, чтобы отговорить поляков совершать посадку); что командование боялось дипломатического скандала, который бы устроил обидчивый президент, если бы ему велели лететь, например, в Москву (вчера Качиньский говорил что «это любому понятно»); что состояние оборудования аэродрома было хуже, чем плохое, что в контрольной вышке царил хаос, что она сообщала неточную или даже вводящую в заблуждение информацию (что самолет «находится на курсе и глиссаде», хотя это было не так).

Мачеревич однозначно разрешил спор на тему того, могли ли диспетчеры закрыть аэродром, раз полет был военным. А также он постоянно снимал ответственность с польских пилотов: они не знали деталей захода на посадку (не исключено), не знали, какая будет погода (знали).

Мачеревич также представил уже известные общественности проявления шапкозакидательства, нерадивости, и наглости российской стороны в подготовке визита, а позже в реакции на катастрофу и в ведении расследования. Польские власти неоднократно жаловались, что они не получают материалов, доказательств или ответов на задаваемы вопросы. Только Мачеревич подавал эти факты в детективной стилистике, говорил об «умышленном уничтожении доказательств», со вкусом описывал выражение лица солдата, разрубающего топором останки самолета.

Вину российской стороны должен, по мнению Мачеревича, доказывать и произведенный в России ремонт самолета, после которого были обнаружены многочисленные неполадки, например, системы получения сигнала с радиомаяков. Из других же источников известно, что самолет проверялся перед вылетом из Варшавы.

Нерадивые действия медицинских служб Мачеревич представил так: даже когда у пассажиров не было видно травм, врачи не проверяли, живы ли они. В свете же того, что известно о состоянии тел жертв, это, мягко говоря, мрачный абсурд.

Многие из этих аспектов вины и упущений россиян являются фактами. Факт и то, что МАК в своем отчете хотел их скрыть, потому что российская сторона руководствуется аналогичной «патриотической логикой», что только слабые народы признают свою вину.

Интерпретация, представленная представителями партии «Право и Справедливость», столкнулась, впрочем с принципиальной проблемой. Мачеревич утверждал, что на высоте 100 метров над землей капитан самолета скомандовал «уходим» (что россияне это скрывают; хотя на записи эти слова принадлежат второму пилоту), потому что садиться он не хотел. Но если не хотел, то почему садился?

Ответом, достойным польского народа, может быть авария или диверсия. На недавней встрече с однопартийцами в Торуни Мачеревич говорил: «В самолете отключилось питание всех электроприборов, также были отключены аккумуляторы. Это означает, что аккумуляторы подверглись воздействию извне либо был перерезан соединяющий их кабель. Это произошло не потому, что пилоты не умели летать».

Таково может быть направление ответа «Права и Справедливости»: пилот невиновен, подвела техника – может, плохо отремонтированная россиянами, а, может, кто-то вывел ее из строя.

Людей в такой интерпретации убедить будет сложно. Все указывает на то, что командир экипажа решил посадить самолет. Двадцать секунд тишины, воцарившейся на борту перед катастрофой, прерываемой параметрами высоты, которые называл навигатор, и завершившейся отчаянным ругательством, доказывают, по мнению специалистов, что «пилот искал землю». «Тогда он глух ко всему», - объясняет бывший пилот полковник Стефан Грушчик (Stefan Gruszczyk). Это факт известный по отчетам после многих катастроф.

Но такое, предельно банальное объяснение, было бы не достаточно патриотичным. Ведь если пилот решил сажать машину в таких условиях, то следует задать вопрос, почему. Можно задать вопрос об ответственности находившегося в кабине генерала Бласика (Andrzej Błasik), лиц из президентского окружения, а может и самого президента Качиньского, который однозначно формулировал, в чем заключается доблесть польского пилота и кому он должен подчиняться.

Но это уже не польские ответы.