НАТО и Россия обречены на сотрудничество

На прошлой неделе у меня выдалась возможность поговорить с представителем России при НАТО Дмитрием Рогозиным на тему противоракетной обороны. Давно известно, что эта проблема - одна из самых «горячих» в отношениях альянса и России. Существует несколько спорных и как минимум несколько неясных пунктов, которые подогревают этот спор. Чтобы думать о снижении его температуры, нужно приглядеться к этим аспектам внимательнее.

Меч против щита

Следует начать с фундаментального вопроса, каковым является вопрос о стратегическом смысле противоракетной обороны, о ее предназначении. От каких угроз она должна защищать?

Мы слышим из России голоса, что НАТО создает систему ПРО против нее. НАТО решительно опровергает это, указывая на растущие ракетные угрозы из региона широко понимаемого Ближнего Востока. Россия считает, что планируемые оборонительные мощности альянса превышают возможный масштаб угрозы из этого региона, и этот «переизбыток сил» по всей видимости, направлен против нее.

Нет сомнений, что эти различия вызваны политическим подходом, и в этой плоскости преодолеть их не удастся.  Поэтому следует перевести разговор в плоскость конкретики. Начнем с самых общих размышлений.

История военного искусства – это постоянное противостояние между наступательными и оборонительными средствами войны. Его символ – извечная борьба меча против щита. Сейчас его основным содержанием становится конфронтация ракет и противоракет. В этой конфронтации все более существенное значение получает появление нового по сравнению с периодом холодной войны явления, которое я называю ассиметричными ракетно-ядерными угрозами. Оно явилось результатом распространения оружия массового уничтожения и ракетных технологий. У него появляются новые владельцы, в т.ч. непредсказуемые или плохо предсказуемые государства. Становится все более реальным, что доступ к оружию массового уничтожения получат негосударственные субъекты, в т.ч. террористические организации.

Особым источником угроз может стать неуверенность в безопасности существующих ядерных арсеналов, вызванная, например, аварийностью устаревшего оружия, легкостью диверсионного доступа к системам управления таким оружием («кибердиверсия», «кибертерроризм») или возможность его физического захвата негосударственными субъектами.

Слишком слабая Китайская стена

Одним из основных способов, каким ассиметричные субъекты могут использовать оружие массового уничтожения, может быть шантаж его применением в ограниченном ракетном нападении. Чем дальше мы заглянем в будущее, тем вероятность этой угрозы становится больше.

Защиту от таких атак нельзя обеспечить лишь угрозой ответного удара (что было во времена холодной войны и остается сутью ядерной безопасности в симметричных отношениях между сопоставимыми ядерными субъектами). Можно ли таким способом предотвратить ракетную атаку террористической организации? Куда направить ответный удар? А если это будет, например, шантаж использовать одну или несколько ракет с химическими или биологическими боеголовками? Была бы угроза ядерного ответа в таком случае надлежащей реакцией?

Одним из действенных инструментов нейтрализации стратегии шантажа со стороны ассиметричных ракетно-ядерных субъектов может быть именно ракетная оборона. И в этом следовало бы усматривать ее единственный стратегический смысл сегодня. Но она не имеет особого смысла в симметричных отношениях между ядерными державами. Она не может гарантировать победного стратегического превосходства над сопоставимым противником.

На стратегическом уровне наступательно ориентированный противник может относительно легко нивелировать это превосходство маневром или простым увеличением ударной силы. Отмечу, что за всю историю человек не создал эффективной в стратегическом измерении оборонительной системы. Ни Китайская стена, ни римский лимес, ни линия Мажино не защищали от массированной стратегической симметричной атаки. Но некоторые из них могли быть эффективны в случае ассиметричных атак: опасных, но с небольшой ударной силой. Так, в сущности, работает и противоракетная оборона

Если мы примем такую точку зрения, легче будет решить и другие проблемы, так как ассиметричные ракетно-ядерные угрозы представляют равную опасность как для НАТО, так и для России. Это, впрочем, касается и иных субъектов международных отношений. Поэтому можно предвидеть, что в будущем всеобщий интерес к созданию глобальной противоракетной сети для «ловли» подобных угроз будет усиливаться. Так, как москитная сетка не защитит от попадания внутрь палатки камня, но обеспечит комфорт защиты от надоедливых насекомых, так и глобальная сеть ПРО не убережет от массированного ядерного удара, но может эффективно защитить от единичных ракетных угроз.

Прежде всего политика

Если мы согласимся, что защита от таких угроз является вызовом и для НАТО, и для России, появляется следующая проблема: создавать ли совместную, единую систему обороны (в пользу чего высказывается Россия) или развивать две системы, как можно более тесно взаимодействующие между собой (что предлагает НАТО)?

Обратимся вновь к лишенной эмоций логике. Уже по меньшей мере со времен Фукидида, и в особенности появления идей Карла фон Клаузевица, известно, что в военно-политических вопросах политика оказывается на первом месте: военные решения должны быть производной от политических, должны из них следовать. Если ставить телегу перед лошадью, т.е. военные решения перед политическими, то это обычно кончается плохо.

Поэтому на создание единой системы ПРО двумя отдельными политическими субъектами, каковыми являются НАТО и Россия, нет никаких оснований или шансов. Даже в Евросоюзе мы не можем создать единую европейскую армию, потому что этого не позволяет сделать все еще слишком слабое единство в сфере политики безопасности и обороны. Так что, чтобы говорить о единой военной системе НАТО и России, следовало бы создать вначале политический союз (например, посредством вступления России в НАТО). В обозримой перспективе этого ничего не предвещает. Тем более что Россия в своей военной доктрине трактует НАТО как источник потенциальных угроз (опасности).

Как можно было бы себе представить, что натовские единицы защищали бы какие-то российские территории или, наоборот, часть альянса - российские средства, или же, что альянс каким-то образом зависит от решения не входящего в него государства? Безопасность НАТО неделима. Альянс – это интегральное (цельное) стратегическое пространство. Его разные части не могут иметь разный статус безопасности и ни одна из частей территории, даже частично, не может быть исключена из области его стратегической компетенции.

Поэтому вариант единой системы ПРО НАТО/Россия следует отложить на полку с надписью «нереальные идеи» и сосредоточиться на создании системы на принципах кооперации, т.е. включающей в себя две отдельные, но тесно взаимодействующие противоракетные системы НАТО и России.

Искусственные границы

Каковы могут быть принципы подобной кооперации? Россия считает, что одним из исходных условий должно быть значительное ограничение натовской системы, чтобы ее радиус действия не заходил на российскую территорию, а в особенности, чтобы она не могла перехватывать российские стратегические ракеты. Т.е. Россия ожидает юридических гарантий того, что система не будет использована против ее ракет, и что, в частности, натовские противоракеты будут размещены в соответствующем отдалении от ее границ или будут введены технические ограничения секторов наблюдения, наведения и перехвата.

Действительно, перспективный противоракетный потенциал НАТО (в продвинутых фазах его развития) может оказаться в ситуации противоречия с наступательным стратегическим ядерным потенциалом России. Но решение этой проблемы нельзя искать в искусственном ограничении, торможении темпа развития противоракетных мощностей, когда мы одновременно имеем дело с опасностью, вытекающей из распространения ассиметричных ракетно-ядерных угроз. Это было бы подобно тому, как если бы человечество решило ограничить производство лекарств от рака лишь оттого, что их неосторожное использование может быть опасным. Нужно просто сокращать такие риски.

Так и в случае ПРО: Россия и НАТО не должны накладывать на себя ограничения в развитии собственной обороноспособности, необходимой для защиты от угроз, исходящих от третьих сторон, а должны искать решения, ограничивающие риск негативных последствий такого развития для взаимных отношений. По моему убеждению, это основной принцип. И не стоит тратить политическую и организационную энергию на какие-то сизифовы усилия, противоречащие этому принципу.

Принятие концепции гарантированных ограничений не представляется возможным и по иным причинам. Ведь такие гарантии должны были бы быть взаимными, касаться в т.ч. и России, ограничивать размер и действенность ее противоракетного потенциала. Например, уже существующая система противоракетной обороны Москвы (с ядерными боеголовками) также вступает в противоречие с ударным потенциалом стратегических ядерных сил США. И что с ней делать? А можно ли вообразить, что Россия согласится, например, на запрет размещения средств ПРО в Калининградской области, чтобы он не затрагивал своим радиусом действия натовскую территорию? Или на введение технических ограничений для систем на юге, чтобы они «не угрожали» натовскому пространству в Турции? Это нереально и повредило бы безопасности России.

Так что лучше отбросить подобные абстрактные идеи и развивать свои системы в соответствии с растущими потребностями и возможностями, одновременно концентрируя усилия на поиске способов исключить риск противоречия между этими системами. Я имею в виду различные способы взаимодействия, особенно в зонах, где произойдет взаимное наложение (пересечение) радиуса действия систем ПРО НАТО и России. Создание совместных информационных и координационных центров, совместные учения, максимальная прозрачность (визиты, инспекции) вместе со взаимными политическими гарантиями, базирующимися на средствах формирования доверия, – вот примеры реальной деятельности в рамках развития кооперационной системы ПРО.

Россия не враг

Взаимодействие НАТО и России в сфере противоракетной обороны – это для обеих сторон стратегический императив. Они в некотором роде на него обречены. Альянс не рассматривает иных вариантов. Зато из России раздаются голоса, что если ее условия не будут приняты, она будет вынуждена увеличивать свой ударный ядерный потенциал. Такой путь был бы, разумеется, дорогостоящим и вредным прежде всего для нее самой.

НАТО не принимает во внимание такой потребности, т.к. не трактует Россию как врага, т.е. того, кто сознательно готовится к нападению на альянс. Нет никакого повода, и, следовательно, никаких планов нападать на Россию. Так что если бы Россия хотела тратить деньги на развитие арсеналов против НАТО, вовсе не готовящегося на нее нападать, то это была бы проблема самой России (хотя, разумеется, с негативными внешними последствиями).

Кажется маловероятным, чтобы россияне действительно собирались выбрать такой вариант. Поэтому можно питать в меру обоснованные надежды на то, что обе стороны – НАТО и Россия – примут вызов, каковым является подход к созданию на кооперационной основе сети ПРО в евроатлантическом пространстве, защищающей все ее субъекты от ассиметричных ракетно-ядерных угроз.

Станислав Козей – генерал в отставке, профессор, бывший заместитель министра обороны, с 2010 года – глава Бюро национальной безопасности Польши.