Не ищите доктрины у Обамы

Раз в несколько месяцев комментаторы находят новую большую стратегию, которая формирует образ Барака Обамы. Сначала он был антивоенным кандидатом, потому что его победа в демократических праймериз имела отношение к его изначальной и последовательной оппозиции в отношении войны в Ираке. Но другие из правого крыла, в том числе Роберт Каган (Robert Kagan), отмечали, что он был интервенционистом по таким вопросам, как Афганистан. Некоторые критикуют его за многосторонность, указывая на его приглашения к экономическому сотрудничеству всех желающих – от Ирана до России и Китая. Совсем недавно, наблюдая за его энергичным общением с азиатскими странами, которым угрожает Китай, ученый Дэниэль Дрезнер (Daniel Drezner) пришел к выводу, что в основе новой великой стратегии лежит идея «контрудара».

Так что же такое Доктрина Обамы?

На самом деле, поиск ее сам по себе сбивает с толку. Доктринальный подход к внешней политике более не имеет особого смысла. Каждая американская внешнеполитическая «доктрина», за исключением одной, была сформулирована во времена холодной войны для биполярного мира, когда американская политика в отношении одной страны - Советского Союза - определяла всю стратегию США и была решающим аспектом в глобальных делах. (Исключение составляет Доктрина Монро.) В современном многополярном, многослойном мире нет центрального стержня, который бы определял всю американскую внешнюю политику. Формирование политики выглядит делом более разнообразным и противоречивым, так как регионы требуют подходов, которые не обязательно применимы в других местах.

У Обамы, однако, есть мировоззрение, взвешенный подход к международным делам. Его взгляды просты и последовательны. С первых дней своей президентской кампании он заявлял, что основной аргумент в американской внешней политике, по его представлению, находится «между идеологией и реализмом» и ясно определил свои позиции. «У меня огромная симпатия к внешней политике Джорджа Буша старшего (George H.W. Bush)», – рассказал он в интервью с Дэвидом Бруксом (David Brooks) в мае 2008 года. В 2008 году в интервью со мной на CNN он еще раз отозвался о нем с восхищением, а также похвалил Гарри Трумана, Дина Ачесона и Джорджа Кеннана (Harry Truman, Dean Acheson, George Kennan) за их трезвый интернационализм. Затем в апреле 2010 года руководитель аппарата Белого дома Рам Эмануэль (Rahm Emanuel) сказал New York Times: «Если бы надо было присвоить ему категорию, он, вероятно, наиболее привержен реальной политике, как и 41-й [президент] Буш».

Комментаторы много внимания уделили его реакции на Арабскую Весну, особенно его речи 19 мая, в которой он изложил политику всесторонней американской поддержки демократии в регионе. Все американские президенты поддерживали и будут поддерживать распространение демократии. Вопрос стоит так: должна ли эта поддержка включать  активные действия по свержению недемократических режимов, особенно с применением военной силы? На данный момент за риторикой вы можете снова видеть прагматизм в действии. Застигнутая врасплох событиями в Тунисе и Египте, как и многие, в том числе руководители этих стран, администрация Обамы увидела, что акции протеста в Египте могут добиться успеха и молча приняла неизбежное. Рональду Рейгану потребовалось два года, чтобы обратить внимание на Фердинанда Маркоса (Ferdinand Marcos). Обаме потребовалось две недели, чтобы убедить Хосни Мубарака подать в отставку.

Сегодня модно критиковать Обаму за отсутствие последовательной политики в отношении Арабской Весны. Но должна ли она у него быть? Существуют огромные различия между обстоятельствами дел в Тунисе, Египте, Ливии, Сирии и Саудовской Аравии; различаются как американские интересы в этих странах, так и наша способность влиять на события там. Возьмем пример Саудовской Аравии, где американские интересы и ценности находятся в наиболее остром противоречии. Начни администрация требовать смены режима в Эр-Рияде, начни она поощрять крупномасштабные протесты (и, следовательно, неустойчивость) в королевстве, цена на нефть стремительно вырастет. Соединенные Штаты и большую часть развитого мира почти наверняка ожидает еще одна рецессия. Между тем, саудовский режим, который имеет легитимность, власть и много наличных денег, которые он расходует, скорее всего, устоит, но тогда он придет в ярость от Вашингтона. Чего тогда достигнет более «последовательная» ближневосточная политика?

В Ливии администрация столкнулась с потенциальным гуманитарным кризисом, по которому внутренняя оппозиция Муаммара Каддафи, Лига арабских государств, Организация Объединенных Наций и ключевые европейские союзники призвали всех к международным действиям. Она нашла способ принять участие в многосторонней интервенции, но проявила дисциплину в вопросах соблюдения рамок своего участия. Сирия – это другая история, там более твердый режимом, который жестоко  контролирует ситуацию. И хотя я хочу, чтобы президент Обама озвучил свое пожелание президенту Башару аль-Асаду уйти в отставку, стоит отметить, что те же люди, кто хочет услышать это от Обамы, одновременно критикуют его за то, что он призывал к свержению Каддафи, не имея средств заставить его уйти. Или, возможно, они хотят нашего военного вмешательства в Сирии, и тем самым вовлечь нас в четвертую войну.

Во всех этих случаях политику администрации отличает тщательный расчета баланса затрат и выгод. Великий соблазн современной американской внешней политики, от Версаля до Вьетнама и Ирака, заключается в том, чтобы выступить с громкой декларацией - изложить доктрину, и это повлечет за собой серьезные обязательства и расходы. Мы закрываем десятилетия подобной риторики и вмешательства и до сих пор расплачиваемся за них – цена этому составляет более двух триллионов долларов, не говоря уже о стоимости человеческих жизней. В этом контексте внешняя политика, которая декларирует стратегическую сдержанность, является адекватной и мудрой.