Малыш сзади хочет, чтобы я определила понятие «логика». Девочка рядом с ним выглядит недоуменной. Мальчик передо мной покорно делает записи, хотя у него есть серьезные проблемы со слухом и он не понимает ни одного моего слова. Восемь детей забыли свои сочинения, но у одной есть хорошее оправдание, потому что у нее был очередной приступ эпилепсии накануне вечером. Застенчивая, тихая девочка рядом со мной не делала домашнее задание в течение ряда недель с тех пор, как на нее напал бандит с ножом, когда она шла в школу. Мальчик рядом с ней спит, положив голову на стол, потому что он работает ночью на заводе, чтобы прокормить семью. В другом конце комнаты девочка плачет тихо по причине, которой я никогда не узнаю. Я пытаюсь объяснить ученику, что я имела в виду, когда написала «объясните ход вашей мысли» на его сочинении, но он все еще смущен.
Время 8:15 утра, и я уже отстаю от плана урока. Ребенок с неспособностью к чтению, нарушением внимания и неуправляемой реакцией гнева заходит в класс с опозданием, бросает свои книги на стол и ругается на меня, когда я прошу его снять капюшон.
В классе, одном из моих ежедневных пяти, 31 школьник, в том числе двое с трудностями в обучении, один только что переехал сюда из Мексики, один с серьезными проблемами поведения, 10 остались на повторный год обучения, у семерых результат ниже необходимого уровня, трое появляются в середине занятия каждый день, а один вообще почти не появляется. Мне нужно охватить всех 31 из них, в том числе умницу, которой так скучно, что она читает под столом «Лолиту».
Я просто не могу этого сделать.
В последнее время я думаю о проблемах преподавания в большом и разнообразном классе в новом контексте. Министр образования Арне Данкан (Arne Duncan) недавно сказал, что, по его мнению, потратить миллиарды в США на уменьшение размеров класса, были плохой идеей. Во многих странах с высокой академической успеваемостью, как он заметил, приняты увеличенные размеры класса, чтобы платить больше талантливым учителям и сосредоточить большее количество детей у лучших учителей. «Лучшее, что можно сделать, — сказал он недавно в интервью Андреа Митчелл (Andrea Mitchell), — это усадить детей перед необычным учителем».
Такова общая точка зрения на данный момент. Каждый день я вижу данные, показывающие, что в таких странах, как Япония и Южная Корея, ученики получают более высокие оценки по чтению и математике зачастую в больших классах, а огромные суммы денег, потраченные США на снижение размеров класса, принесли незначительный эффект.
Но огромный процент учеников в Японии и Южной Корее платят за внешкольные уроки, чтобы компенсировать недостаток индивидуального внимания в школе. В Финляндии, имеющей лучшие результаты в мире, средний размер класса составляет 20 человек, а наполняемость научных занятий ограничена до 16. Тем не менее, стало общим представлением: все, что вам нужно, это суперучитель, и он или она будут столь же эффективными, даже если сокращение бюджета заставит нас набить больше детей в каждый класс.
Я преподавала в течение последних трех лет в привилегированной средней школе в Южно-Центральной части Лос-Анджелеса, где все учителя замечательные. Результаты наших тестов высокие. У нас потрясающие администраторы, и потому что учителя является приоритетом, в отличие от любой другой школы у нас не было увольнений. Несмотря на это, наша школа должна была пойти на увеличение, чтобы остаться в рамках бюджета. В моем самом многочисленном классе в прошлом году было 34. А в самом малочисленном было 20. И могу заверить вас, я была намного более «необычной» в моем наименьшем, чем в моем большем классе.
Я не уверена, где эта точка отсчета, но как только у вас появляется гораздо больше 25 учеников, обеспечение индивидуального подхода становится затруднительным. Чтобы сохранить свой английский класс из 31 человека под контролем, я должна полагаться на энергичные методики и структурированную деятельность группы. Вместо свободной дискуссии я разогреваю класс беглым огнем вопросов. Для разбора сочинений я использую рубрики с акцентом на четырех или пяти качествах, которые я предъявляю всему классу, а затем пишу одно или два коротких индивидуальных предложения в нижней части страницы. Когда у меня более 150 учеников, у меня нет достаточно времени, чтобы тратить более пяти или десяти минут на каждое сочинение.
Неужели ученикам действительно лучше учиться таким образом? Целая группа моих учеников оказываются отчужденными в этой высоко структурированной среде. Художники, бунтари, классные клоуны – другими словами, некоторые из моих умных детей.
В хороший день около четверти из моих учеников не готовят чтения или не делают домашнего задания; если я провожу конференцию после школы, они могут появиться, а могут и нет. Почему? Потому что один ребенок думает, что у него заболевание, передающееся половым путем, а у другой девочки брат только что вышел из колонии для несовершеннолетних, и еще один парень отправился к машине с мороженым и забыл. Потому что они подростки. Потому что они люди.
И здесь моя самая большая проблема с мифом о необычном учителе. Миф говорит, что не имеет значения, если заводной парень с задних рядов заставляет меня смеяться так сильно, что я забываю, о чем мы говорили, или двое гениальных детей отказываются принимать мои рубрики, выписывая каракули своих пространных возражений в качестве двухчастного аргумента, который обыгрывает каждый квадратный дюйм подтекста их сочинения: состав класса, характер каждого ученика и их число несущественны, пока я нахожусь на вершине своей игры.
Но никто не говорит такого по отношению к детям богатых, которые могут заплатить за индивидуальный подход в обучении или частную школу с небольшими классами. Я понимаю, что мы должны избавиться от плохих учителей, которые будут так же плохи в небольших группах, но мы не можем требовать, чтобы учителя были отличными в условиях, исключающих совершенство.
Наши дети — даже наши дети, растущие в нищете, и особенно наши дети, растущие в нищете, — заслуживают не только необычного учителя, но учителя, у которого есть время читать их работы, слушать, стараться понять, почему они плачут или спят, или не делают домашнее задание.
Чтобы научить каждого ребенка в своем классе, я должна знать каждого ребенка в своем классе. Мы, учителя, должны принести не только нашу необычность, но и нашу несовершенную, реальную и обычную человечность в эту работу, которая включает в себя сложные и постоянно меняющиеся схемы отношений с детьми, часто нуждающихся в большем, чем мы можем им дать.
Я готова положить все силы, чтобы быть прекрасным педагогом, но, как страна, мы должны признать, что я никогда не буду отличной, если мы будем продолжать урезать бюджеты на образование и сокращать учителей, что на самом деле происходит в Калифорнии, несмотря на все разговоры о наших достижениях, особенно в школах, которые обслуживают детей из бедных семей. Пока мы не остановим этого, мы никогда не будем иметь равного образования в этой стране.
Элли Герман — преподаватель средней школы Animo Pat Brown Charter в южном Лос-Анджелесе.