Поколение 11 сентября

Николетт Беланд (Nicolette Boehland) узнала об ударах, которые террористы нанесли по Всемирному торговому центру и Пентагону, когда находилась на семинаре по литературному мастерству. Она и ее одногруппники успели увидеть огонь и дым, но преподаватель сразу же возобновил занятие, дав студентам классическое задание: написать, что они чувствуют по поводу происходящего?

Г-жа Беланд в это время училась на втором курсе Колледжа Льюиса и Кларка в Портленде, штат Орегон, и подумывала о том, чтобы стать писательницей. Однако оказалось, что ее больше интересует то, что на самом деле происходит в мире, чем ее собственные мимолетные эмоции.

В тот день она поднялась и вышла из аудитории, чтобы продолжать следить за трагедией 11 сентября. Именно тогда ее жизнь изменила направление. На следующий семестр она записалась на курс по ближневосточной политике. Годом позже она уже учила арабский в Американском университете в Каире.

«Дело не в том, что я хотела найти для 11 сентября место в моей жизни. Я, скорее, пыталась понять свое место в событиях, осознать, что происходит, прежде чем пытаться внутренне переработать это в ощущения, - говорит она. – Меня действительно шокировало, что вещи, которые происходят вовне, и мировые события могут так сильно на тебя повлиять, что, если ты их не поймешь, ты будешь чувствовать себя как в тумане».

Айзек Мигель (Isaac Miguel) узнал, что тем сентябрьским днем что-то произошло, потому что его родители включили телевизор в своей комнате, хотя в Гонолулу, в котором жила его семья, было всего 5 часов утра. Он сам в то время учился в седьмом классе и никогда не слышал о Всемирном торговом центре, пока мама не объяснила ему, что случилось. Он даже плохо представлял себе, где находится Нью-Йорк.

Его реакция была похожа на медленно нарастающую волну. Он ходил в частную школу для мальчиков, в которой училось много детей военных. От одноклассников он многое слышал о том, что их родители делают в Ираке и в Афганистане, – и все чаще хотел к ним присоединиться. В итоге сначала он записался на курс подготовки офицеров запаса. Затем, после окончания школы, он с согласия родителей пошел в морскую пехоту. Сейчас он - сержант, отслуживший в обеих зонах боевых действий. «Я действительно хотел в этом участвовать», - говорит он.

Огонь 11 сентября сформировал новое поколение. Безусловно, американцы всех возрастов тогда почувствовали потрясение, страх и неуверенность, узнав о теракте, какого раньше не переживала страна. Однако для молодежи события тех дней стали определяющими и переломными, как Перл-Харбор и убийство Джона Кеннеди для прежних поколений.

Многие тогда впервые увидели плачущих взрослых, впервые почувствовали, что их безопасности что-то угрожает. Говоря метафорически, внешний мир впервые вырвался с телеэкрана и похлопал их по плечу.

Не все из них выучили арабский. Не все из них пошли в армию. Facebook и новые социальные сети, возможно, повлияли на их жизни не меньше, чем образ Усамы бин Ладена.

Однако для тех, кто родился в начале 1980-х годов, именно исламистский терроризм стал «тигром в тумане»– главной непредсказуемой угрозой нации, какой в предшествующую эпоху была ядерная война. Это так называемое поколение двухтысячных в отличие от своих предшественников из «поколения Икс» выросло с ощущением незащищенности.

Они более командно-ориентированы, чем предыдущее поколение. Опросы показывают, что они упорно поддерживают армию. В некотором смысле они исповедуют более традиционный подход к жизни, чем их предшественники. Однако при этом они чувствуют тягу вершить большие дела и решать мировые проблемы.

«Как правило, определяющую роль в формировании коллективной идентичности поколения играет его место в истории, - заявил социолог Пол Тейлор (Paul Taylor) из Исследовательского центра Пью (Pew Research Center) на посвященной поколению двухтысячных конференции в Военной академии США в Вест-Пойнте (штат Нью-Йорк) – Взросление двухтысячников пришлось на десятилетие, окаймленное двумя экстренными ситуациями – 11 сентября и Великой рецессией».

У эксперта по терроризму Джеймса Фореста (James Forest) имелась прекрасная возможность наблюдать развитие коллективной идентичности этого поколения. В 2001 году он преподавал в Военной академии. После терактов интерес к Вест-Пойнту резко возрос. Председатели школьных комитетов, отличники и капитаны футбольных команд со всей страны выстраивались в очередь, чтобы вступить в ряды армии, закончить академию и отправиться воевать с «Аль-Каидой».

Однако с течением времени стало понятно, что так называемая глобальная война с терроризмом затягивается. Потери продолжали нарастать. На войну отправлялись все новые солдаты. Ирак казался неконтролируемым, Афганистан - неуправляемым. Можно было бы ожидать падение интереса к Вест-Пойнту. Однако, по словам д-ра Фореста, этого не произошло. Конкурс в академию остается высоким, и студенты хотят в ней учиться.

«Все кадеты проявляют потрясающую готовность служить и командовать во время войны. Если говорить о “поколении 11 сентября”, то этими его членами можно гордиться в первую очередь» - говорит Форест.

Сейчас Форест читает курсы по терроризму и проблемам безопасности на кафедре уголовного права в Университете Массачусетса в Лоуэлле. Он говорит, что на его занятиях аудитория всегда полна, и это свидетельствует о явном интересе к предмету не только у военных.

Частично это связано с новыми вакансиями, которые возникают в последние годы в сфере внутренней безопасности на самых разных уровнях – от федерального до местного, - а частично – просто с интеллектуальным любопытством.

«Я вижу, что эти студенты действительно пытаются понять, почему террористическая угроза так широко распространена? Почему мы не можем справиться с этой проблемой пулями или бомбами? – говорит Форест. – Почему мы продолжаем борьбу с терроризмом? Чем эта угроза отличается от тех, с которыми мы сталкивались раньше?»

* * *

С точки зрения Беланд проблему для понимания представляет не сам по себе исламистский терроризм, а Ближний Восток в целом. До 11 сентября и своего судьбоносного ухода с семинара по литературному творчеству, она никогда не бывала за пределами Северной Америки. По ее словам, она даже не отличала Египет от Иордании.

Ей было непросто решиться уехать на шесть месяцев в Американский университет в Египте. Однако, попав туда, она увлеклась попытками понять регион и его культуру.

«[Ближний Восток] был местом, где что-то происходило. Местом, где бурлили войны и революции, - говорит она. – Это выглядело как увлекательный роман, особенно после Миннесоты, где история совсем не так эпична. Я была очарована».

В Колледже Льюиса и Кларка не было арабистики, поэтому, вернувшись в Соединенные Штаты, Беланд перевелась в Портлендский университет. Остаток своих студенческих лет она каждый день по часу добиралась на велосипеде до университета, чтобы иметь возможность учить арабский. Она рассказывает, что в 2005 году, по окончании учебы, вербовщики из Центрального разведывательного управления общались со всеми выпускниками из ее группы арабского, предлагая работу.

Однако Беланд вместо этого решила работать в международных неправительственных организациях. Она три года проработала в Human Rights Watch в Нью-Йорке, затем полтора года по фулбрайтовскому гранту изучала проблемы иракских беженцев в Иордании.

Затем она год работала в организации Save the Children на Западном берегу Иордана и в Газе. Сейчас она завершила первый год обучения в Гарвардской школе права в Кембридже, штат Массачусетс, однако вместо того, чтобы отправиться летом на стажировку в какую-нибудь фирму, занимающуюся корпоративным правом, как многие ее сокурсники, она провела лето в Кабуле, работая в Афганской независимой комиссии по правам человека.

Вспоминая прошлое десятилетие, Беланд говорит, что решения, которые она приняла сразу же после терактов 11 сентября, изменили всю ее жизнь. «Даже если я перестану заниматься международной правозащитной деятельностью, даже если я не буду больше путешествовать – что, на мой взгляд, маловероятно (скорее всего, я проведу в путешествиях большую часть моей жизни) – мои представления о том месте, которое я занимаю в мире, и о том месте, которое Америка занимает в мире, уже изменились. Я могу воспринимать Америку в контексте других стран и больше не смотрю на весь мир через американскую призму», - говорит она.

В смутные дни после терактов 11 сентября, к Джону Льюису Гэддису (John Lewis Gaddis), известному историку холодной войны из Йельского университета в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, подошел один из студентов и задал прямой вопрос.

«Я извиняюсь, если мой вопрос прозвучит оскорбительно, но правильно ли сейчас быть патриотом?» - спросил студент.

«Да, я думаю, это правильно», - ответил д-р Гэддис.

Однако оказалось, что в данном случае патриотизм – это не просто наклейка с американским флагом на рюкзаке. Гэддис был поражен тем, как настойчиво в последовавшие за этим недели его студенты старались определить, что значит быть патриотом. Для кого-то это, действительно, значило размахивать флагом. Для кого-то – вновь осознать различие между правильным и неправильным. Еще для кого-то – следовать принципу толерантности.

«Однако в каждом случае был заметен поиск некоего якоря, центра притяжения», - писал Гэддис в 2002 году в Yale Alumni Magazine.

В дальнейшем эта тенденция только усиливалась. Судя по результатам опросов, поколение 11 сентября в самом деле патриотично, или, по крайней мере, считает себя таковым. Однако это не патриотизм бэби-бумеров или даже «молчаливого поколения» Второй мировой войны.

Эти люди толпами вышли на улицы праздновать, когда президент Обама объявил, что американский спецназ поймал и убил г-на бин Ладена. По данным проведенного ранее в этом году Исследовательским центром Пью опроса, 53% из них согласны с тем, что «Америка – одна из величайших стран в мире».

В то же время они не верят в «идеологию исключительности», согласно которой США – страна номер один, и точка. По данным того же опроса, лишь 27 % респондентов в возрасте от 18 до 29 лет считают, что «Америка стоит над всеми остальными странами». Это намного меньше, чем во всех остальных возрастных группах.

Историк и демограф Нейл Хоув (Neil Howe) в своем опубликованном в 2009 году исследовании политических взглядов двухтысячников заключил, что представители этого поколения с опасением относятся к чрезмерному идеализму, в вопросах, касающихся роли страны на международной арене.

«Подобно либералам старшего поколения, они считают, что дипломатия и многосторонний подход – это в общем случае лучший способ сохранить Америку сильной и обеспечить ее безопасность. Подобно консерваторам старшего поколения, они не против применения силы, когда это необходимо, и поддерживают армию с патриотическим энтузиазмом», - пишут г-н Хоув и его соавтор Рене Надлер (Renee Nadler).

Большинство из них сами не служили в армии. Во времена призыва опыт пребывания в армии (или во флоте или в ВВС) часто встречался среди молодежи. С переходом к принципу полностью добровольного комплектования он сконцентрировался в сравнительно небольшой прослойке.

Тем не менее, сейчас в рядах вооруженных сил поколение двухтысячных составляет большинство. В течение последних 10 лет форму носили в общей сложности 5 миллионов молодых людей, заметил г-н Обама в своей речи, произнесенной 30 августа на национальном съезде Американского легиона.

Военные из поколения двухтысячных заплатили высокую цену, раз за разом отправляясь в Афганистан и Ирак, заявил Обама. Их учили воевать, но обстоятельства заставили их быть также и дипломатами, мэрами и специалистами по развитию.

«Молодые капитаны, сержанты и лейтенанты выполняли обязанности, предназначенные для старших командиров, показав, что в тот период, когда многие структуры уклоняются от выполнения своих обязанностей, мужчины и женщины в вооруженных силах США готовы принимать на себя ответственность», - подчеркнул Обама.

Это поколение, выросшее в эпоху интернета и айфонов, также готово применять на войне новые технологии.

Это относится и к Айзеку Мигелю. Сержант морской пехоты Мигель - оператор тактической сети. Он устанавливал в Ираке оборудование для видеоконференций и обеспечивал безопасность компьютерных сетей на передовых базах в Афганистане. Он помогает обеспечивать информационные возможности, в которых нет ничего удивительного для поколения двухтысячных, но которые выглядят откровением для многих морских пехотинцев в более высоких званиях.

«Для многих операторов постарше все, что мы делаем выглядит новым», - говорит Мигель.

Разумеется, этот разрыв между поколениями ощущается с обеих сторон. Однажды главный сержант сказал Мигелю, что он был оператором телетайпа. Мигелю пришлось заглянуть в справочник, чтобы понять, что это значит.

«Я с трудом удержался от смеха», - рассказывает он.

Мигель записался в морскую пехоту, отлично понимая, что его пошлют за границу на войну. Для этого и существуют морпехи, и именно этого он и хотел для себя.

В Ирак Мигель прибыл точно в первую годовщину начала своей службы в рядах вооруженных сил. Ему было19 лет. Он провел семь месяцев, работая на базе «Кэмп-Фаллуджа» и на базе ВВС «Аль-Асад». Побывал он и в боевом охранении.

После этого Мигель вернулся в США, но его опыт пребывания в действующей армии был невелик, и поэтому он ненадолго задержался в Америке. Вскоре его отправили в Афганистан, где он занимался тем же, чем и в Ираке. Сейчас он находится на юге Калифорнии на базе «Кэмп-Пендлтон». Срок его службы продлится еще примерно год. После этого он собирается снять форму и попробовать себя в мирной жизни.

Несмотря на свой опыт в области информационных технологий, Мигель хочет заняться чем-нибудь вроде истории и политологии. Возможно, он станет учителем. «Если я буду преподавать, я буду рассказывать школьникам о том, чем занимались морпехи во время моей службы», - говорит он.

* * *

11 сентября было тем фактором, который сформировал поколение, но оно было не единственным фактором. Двухтысячники, участвовавшие в опросе, который Monitor проводила в Facebook, перечислили целый ряд событий, оказавших на них серьезное влияние – от 11 сентября и войны с терроризмом, до победы Обамы на выборах, Великой рецессии 2008 года и Арабской весны.

«Я всерьез заинтересовался мировой политикой, когда на Ближнем Востоке начались волнения и революции, - пишет читатель Луис Гонсалес (Louis Gonzales), учившийся во время 11 сентября в седьмом классе. – Когда я был младше, я даже не думал, что смогу увидеть то, что происходит в Ливии или в Египте. Эти отважные люди выступили против притеснений и смогли изменить свои страны».

Хоув, как специалист по демографии, полагает, что самая важная культурная тенденция, сказавшаяся на двухтысячниках, – это рост родительской опеки. Это поколение, было воспитано крайне заботливыми мамами и папами. На проходившем в Вест-Пойнте в июне семинаре по проблемам двухтысячников, Хоув указал на вербовочный лозунг, который, на его взгляд, соответствует этой тенденции: «Вы сделали их сильными. Мы сделаем их по-армейски сильными».

В ходе опроса, проведенного недавно Центром Пью, 24% представителей поколения двухтысячных, отвечая на вопрос о том, что делает их поколение уникальным, выбрали вариант: «использование технологий». Гаджеты вошли в их социальную жизнь намного глубже, чем в жизнь их предшественников.

В наше сравнительно мрачное время поколение двухтысячных сохраняет оптимизм, утверждает г-н Тейлор из Центра Пью. 90% двухтысячников считают, что у них будет достаточно денег, чтобы делать со своей жизнью то, что захочется.

Это, впрочем, не означает, что они глухи к бедам окружающего мира. «11 сентября было огромной трагедией, мы все оплакивали его жертвы. Однако, хотя мы видели имена и лица по телевизору и в газетах, большинство из нас не знало этих людей лично», - пишет 28-летняя Мелисса Берген (Mellissa Bergen), пастор из калифорнийского города Шафтер в своем ответе на опрос Monitor.

«Я лично знаю несчетное количество жертв Великой рецессии, - заметила г-жа Берген. – 11 сентября и Великая рецессия сказались на моем мировоззрении примерно одинаковым образом. Они заставили меня понять, что мир меньше, чем кажется, и что мы зависим от окружающих и нуждаемся друг в друге».