Даже сухие и бесстрастные сообщения с лент новостей, и те подтверждают, что Израиль быстро, практически зримо утрачивает свои стратегические позиции на большом Ближнем Востоке. Его отношения с Турцией плохи как никогда, и турецкий премьер-министр недавно даже начал в открытую бряцать оружием («Турецкие ВМС готовы к любому сценарию, даже к самому худшему»). Это беспрецедентный случай для двух стран, которые издавна являлись близкими союзницами. В то же время, резко ухудшились отношения Израиля с Египтом, особенно после того, как огромная и разъяренная толпа разгромила и разграбила израильское посольство в Каире, а власти при этом не проявили особого желания вмешиваться.
Эрдоган на этой неделе находится в Каире. Он приехал туда, чтобы выступить перед министрами иностранных дел Лиги арабских государств. Контраст в отношении к нему и к сотрудникам израильского посольства (их пришлось спасать от разъяренной толпы египетским спецназовцам (так в тексте – прим. перев.) и увозить под покровом ночи на родину израильскими военными самолетами) настолько резок и очевиден, что кажется уже стереотипом. В одном информационном сообщении говорится следующее:
Как минимум 20000 египтян с портретами Эрдогана скандировали лозунги, приветствуя в понедельник вечером в каирском аэропорту турецкого премьер-министра, сообщает корреспондент Today's Zaman в Каире. «Еще тысячи выдвигаются в сторону аэропорта», - заявил корреспондент.
Любой идиот мог предугадать это с той самой минуты, когда свергли Хосни Мубарака, и Египет стал демократическим. Псевдоальянс Египта и Израиля было возможен лишь благодаря тому, что Мубарак со своими службами безопасности безжалостно подавлял общественное мнение. Настоящей народной поддержки мирному договору с Израилем не было никогда. И оппозиция режиму, ставшая причиной народной революции, в значительной степени была направлена против того, что Каир находился перед Израилем в положении просителя. У отношений Турции с Израилем база была более прочной, чем у Египта (значительная часть турецких военных поддерживала сотрудничество с еврейским государством и получала от этого выгоды). Но было совершенно очевидно и предсказуемо, что по мере укрепления турецкой демократии и утраты военными своего права вето на внешнюю политику, правительство уже не сможет полностью закрывать глаза на то, как Израиль обращается с палестинцами и проводит свою непопулярную политику в других областях.
Становится ясно, что с укреплением демократии в Турции эта страна проявляет все возрастающую готовность играть роль лидера в регионе. Профессор из университета штата Мичиган Мохаммед Айюб (Mohammed Ayoob), преподающий международные отношения, сказал о демонстративном поведении Эрдогана емко и кратко: «После демократических восстаний в регионе Турция еще больше сплотится с основной частью арабского общественного мнения по поводу Палестины и израильской оккупации. Это укрепит позиции и авторитет Турции в арабском мире и приведет к усилению давления на правительства арабских стран, заставив их активнее действовать в палестинском вопросе. Страны, находящиеся на переходном этапе к демократии, уже испытывают на себе давление изнутри, заставляющее их проводить более жесткую линию в отношении Израиля. Идут разговоры о том, что следуя примеру Турции, своих послов отзывают Египет и Иордания».
Те потрясающе быстрые темпы, с которыми ухудшается положение Израиля, пока не позволяют американской политической элите сформулировать сколь-либо связный ответ. Она отмахивалась от прежних проблем с Египтом, которые возникали до последней вспышки насилия толпы, называя их «болезнью роста» новой демократии, а проблемы с Турцией объясняла в основном эксцентричностью и/или своенравием Эрдогана и его советников (трудно переоценить то безграничное отвращение, которое испытывают многие американцы по отношению к турецкому премьеру и его министру иностранных дел Давутоглу). В ведущих средствах массовой информации практически не было попыток разобраться в общих тенденциях «арабской весны» и понять, что эти тенденции предвещают Израилю.
Однако сегодня, когда масштабы опасностей, грозящих Израилю, становятся яснее и понятнее, когда даже самые крупные болваны из мозговых трестов начинают понимать, что страна попадает едва ли не в самую мощную изоляцию за всю свою историю, и что в самом ближайшем будущем такая усиливающаяся изоляция может превратить еврейское государство в новую Южную Африку эпохи апартеида, кажется разумным надеяться на то, что вашингтонская элита покончит, наконец, со своим пагубным пристрастием к продвижению демократии.
Уже начинают появляться свидетельства того, что такие изменения происходят. Ричард Коэн (Richard Cohen), чью фотографию следует поместить в толковом словаре рядом с определением слова «борзописец», только что написал статью «Враждебное окружение Израиля» (Israel’s hostile neighborhood). Главные аргументы статьи можно свести к следующему: арабы с рождения ненавидят евреев, и Америка несет ответственность за защиту Израиля, что бы ни случилось, и что бы ни сказали народы Египта, Турции и любой другой страны мусульманского мира. Статья Коэна примечательна тем, что в ней «арабская весна» представлена не как желанное и запоздалое движение к свободе, а как возвращение обратно, в варварство. Коэн пишет: «Дилемма Израиля состоит в том, что Ближний Восток вопреки всем этим разговорам о революции отходит назад».
Несмотря на то, что Коэн это живая легенда среди наемных писак, он на самом деле весьма неплохой флюгер, точно указывающий, куда дуют идеологические ветры. Будучи человеком без каких-либо прочных убеждений, он ораторствует обо всем том, что гласит расхожая мудрость, или о том, что он воспринимает в качестве таковой. Когда «серьезные» американские комментаторы выступали за насильственную смену режимов (этакая демократизация под дулом автомата), тогда и Коэн выступал за нее. Но теперь провалы этой политики стали настолько очевидны и огромны, что угрожают самому существованию Израиля. И «серьезная» позиция начинает постепенно трансформироваться, превращаясь в позицию более «реалистичную», направленную на защиту «американских интересов», и практически не учитывающую идеологию.
Кое-кому из элиты, например, истинно верующему обозревателю Washington Post Чарльзу Краутхаммеру (Charles Krauthammer), будет несомненно трудно пережить эту трансформацию – ведь он потратил огромное количество физической и умственной энергии на пропаганду магических целительных свойств «демократии». Остальные, такие как Коэн, без труда перейдут к следующей идеологической фантазии. Какой бы ни была эта фантазия (а я и раньше, и сейчас думаю, что она будет реалистичнее своей предшественницы), трудно себе представить, что она станет столь же деструктивной, как и мощный демократизационный запой, от которого Америка страдает с 11 сентября. Хотелось бы думать, что безумие насильственной демократизации было заметнее на начальном этапе этого предприятия (когда Ирак превратился в гигантский морг). Но в любом случае, конец есть конец, каким бы запоздалым он ни был. И мы можем быть благодарны тому обстоятельству, что теперь Америку будут меньше интересовать революционные потрясения.