Шар для сноса зданий ведет свой счет времени, раскачиваясь на каждом углу подобно метроному. Сносится дом за домом, и прямо на развалинах старой Москвы строится Москва новая. Этот город меняется настолько быстро, что исчезает всякое чувство реальности. Ты все время теряешься на московских улицах, не узнавая их. Ты сворачиваешь за угол в поисках кафе, где обедал неделю назад, и видишь, как прямо у тебя на глазах сносят целый квартал. По всему городу в небо устремляются новые здания, сверкая неоновыми огнями, демонстрируя богатство и готические башенки в стиле вымышленного Готэм-сити, где совершал свои подвиги Бэтмен. Новые небоскребы это имитация устрашающей архитектуры сталинской эпохи. Еще задолго до того, как городские политдиссиденты начали вопить, что Владимир Путин создает диктатуру, московские художественные критики уже роптали, заявляя: «Посмотрите на новую архитектуру – это же мечта о Сталине. Знайте же: империя зла возвращается».
Еще по теме: Москвичи замечают, что облик их города меняется… к худшему
Гигантские центральные проспекты покрыты грязью из кислотного снега (те химикаты, которые город использует от обледенения, сжигают лапы бродячих собак). А до отвращения медленное течение городского транспорта демонстрирует одни из самых мощных в мире транспортные пробки. «Почему ты не ездишь на метро?» — спрашиваю я одну москвичку. Дама в шоке: «Но ведь люди неправильно обо мне подумают – они посчитают, что я бедная!» Черные (всегда черные) пуленепробиваемые и с орущими сиренами «Мерседесы» мегабогачей и власть имущих могут ехать навстречу транспортному потоку, пренебрегая правилами. Они быстро пробираются вперед по кислотной снежной каше, ибо бароны наших дней живут по иным правилам. Это их город; им же подчиняются и мелкие полицейские сошки с лицами орков, которых москвичи называют «оборотнями в погонах». Бароны властвуют на дорогах, а орки на тротуарах. Они разгуливают по центральным улицам Москвы, периодически изрыгая свою фирменную фразу, ставшую показателем их власти: «Документы! Быстро!» Вас они вычислят сразу: иностранцы глазеют по сторонам, а раздраженные москвичи идут, глядя в тротуар. Орк всегда найдет какое-нибудь нарушение у тебя в документах: гость столицы должен получать бесконечные регистрации и штампы. Он пригрозит отвести тебя в отделение. А затем происходит чисто московская сделка: передача взятки. Но никогда не произносите это слово – «взятка». Никогда не предлагайте деньги напрямую. Дача взятки должна происходить с определенной долей деликатности. У русских для обозначения взятки больше слов, чем у эскимосов для описания снега. Вот моя любимая формулировка: «Могу ли я воспользоваться этой возможностью, чтобы продемонстрировать вам свое уважение?» «Конечно, можешь», — отвечает орк, внезапно улыбаясь и засовывая деньги под фуражку. Все, что ему нужно от тебя, это проявление уважения.
Подробнее: Не подмажешь — не поедешь: как правильно дать на "лапу"
По всему городу на огромных щитах висит реклама: симпатичный мужской глаз смотрит из темной комнаты через дверную щель. Он одновременно шпионит за прохожими и умоляет их освободить его. Это реклама одной из компаний Марата. Компания продает офисную мебель (черное продается лучше всего), которой заполняют бесконечные, только что построенные офисы новой Москвы. Марат (это псевдоним) похож на Дориана Грея и является одним из принцев российской столицы. Когда я познакомился с ним, он жил в одном из новых небоскребов этого Готэма. Марат снес все стены в своей квартире и покрасил ее в белый цвет, как в психушке. «Я хочу, чтобы здесь возникало ощущение психиатрической больницы», — сказал он мне. У него даже туалеты с открытой планировкой. «Я хочу видеть реакцию гостей, когда им приходится испражняться на виду у всех». Походка у Марата тоже характерная, свойственная многим московским нуворишам. Она дерзкая и вызывающая, но периодически сменяется шарканьем ног с внезапным параноидальным взглядом через плечо. В его апартаментах нет ничего, свидетельствующего о личной истории владельца: нет старых книг, нет одежды, нет даже столовых приборов. Каждый раз, когда я встречаюсь с ним, он в новом костюме от модного модельера. Марат блестящий математик, и в детстве его любимым занятием было изучение знаменитых шахматных партий. Марат закончил вуз как раз тогда, когда наступил крах коммунизма. Он начал делать компьютеры и сделал свой первый миллион. Он открыл банк и почти все потерял. «Самое худшее, это когда люди должны тебе деньги. Никто не станет тебя убивать, если должен ты. Но если должны тебе, то тебя скорее убьют, чем заплатят. Я мечтаю о том, чтобы выйти на улицу без охраны», — говорит Марат.
Марату нет и сорока, но он уже много раз становился миллионером. Теперь ему нужны новые формы развлечения. В клубе, заполненном невероятно модными мальчиками и девочками, одетыми исключительно в черное (они боятся напиться, чтобы не испортить свои идеальные позы), Марат представляет свой новый проект. Его зовут Вячеслав Скляров, он похож на страшную горгулью, он плюется и ворчит. Один из лакеев Марата подобрал Склярова возле привокзального буфета в грязном провинциальном городишке. Скляров был местным сумасшедшим и плодовитым писакой. Он сочинял все: теории заговоров, вздорные политические утопии, безумные очерки об идеальном городе. Марата это вдохновило. «Вот оно, лицо настоящей России: Скляров!» Марат привез Склярова в Москву (тот никогда прежде не летал на самолете и обмочил свое сиденье), поселил его в лучшем отеле на самом верхнем этаже и начал менять его жизнь. Марат сказал Склярову, что люди из высоких эшелонов власти заинтересовались его идеями, что им нужны его советы о будущем России. Скляров верит Марату. «Он ангел! – бормочет и плюется этот монстр. – Ангел!» Сегодня проходит презентация книги Склярова, в которой изложены его бредовые представления о будущем России. Книга издана на деньги Марата, и в российском политическом контексте это весьма провокационный и немного диссидентский поступок – достаточно смелый для того, чтобы не называть настоящее имя Марата. Скляров бормочет что-то на сцене и мочится в штаны (снова) от страха. Невероятно модные мальчики и девочки аплодируют и говорят Марату, что он создал художественный проект года. Мои западные ценности в потрясении. Но Марат убежден в том, что он реализует мечты Склярова, давая ему возможность жить в раю.
Когда я начал приезжать в Москву в середине 1990-х, это был серый и вялый город, олицетворявший собой гнетущую и слабеющую империю. Но потом что-то произошло. Это были деньги. Никогда прежде они не наводняли собой в таком огромном количестве столь небольшую территорию, причем за такое короткое время. Москва превратилась из грязного захолустья на краю Европы в пульсирующую звезду. В мгновение ока простые и обычные люди, такие как Марат, становились магнатами, поднимаясь в заоблачные высоты на струе российского нефтяного гейзера, финансовые потоки которого фонтанируют по всей Москве. Они поднялись наверх так быстро, что стали думать о себе как о людях избранных, даже не как о людях, а как о богоподобных сверхлюдях.
Но есть и другая Москва, находящаяся в стороне от готических небоскребов, от орков, от иллюзорной веры суперменов в собственную богоподобность, от гнета и амбиций. Заверните за угол, уйдите с гигантских проспектов, прочь от пуленепробиваемых и неизменно черных лимузинов. Пройдите через арки дворов, и вы очутитесь на старых улочках и переулках другой, ласковой и нежной Москвы. Там вы найдете такие названия, как Кривоколенный переулок или Потаповский. Последнее название мягкое и шуршащее, похожее на падающие снежинки. Но самое любимое мое название — это Пятницкая улица. Она заполнена маленькими двухэтажными особняками 19-го века, построенными беспорядочно и хаотично. Дома опираются друг о друга подобно счастливым и изрядно выпившим друзьям, которые распевают песни по пути домой. В каждом дворе есть бар, где продают дешевую водку, а комнаты наполнены табачным дымом. Там нет ни офисных зданий, ни самовлюбленных небоскребов, ни властвующих над всем торговых центров. Но там есть церкви. Много церквей: в стиле барокко, деревянных, манерных, щедрых и всепрощающих. Там есть старая станция метро. Это большое низкое желтое здание, похожее на блин. Вокруг него собираются студенты, которые пьют пиво, а юноши охотятся за девушками. Это старая Москва. В 18-м и 19-м веках российской столицей был Санкт-Петербург, а Москва представляла собой захолустье, город праздности и лени, где можно было спать до полудня и проводить весь день за чтением в пижаме.
Еще по теме:Помните Москву серой и унылой? Забудьте
У этой другой Москвы есть свой герой, дух-покровитель. У него резкий и шершавый голос, как стены самой старой Москвы. Но этот герой молод, ему чуть больше тридцати. У него торчащие волосы, шарф до колен и смеющиеся глаза. Его имя Александр Можаев, и он психогеограф. Можаев скользит и спотыкается, идя по обледенелым улочкам и попеременно прикладываясь то к бутылке с водкой, то к бутылке с йогуртом. За ним по пятам идет то один, то 10, иногда 50 последователей. Они восхищенно слушают рассказы Можаева о том, кто где жил, и кто что делал. «Я ничего не знала о городе, в котором выросла, — говорит мне девушка с рыжеватыми волосами. – Можаев — это память Москвы». Мы забираемся в разрушенные дворцы, внутрь которых через прохудившиеся крыши падает снег. Можаев находит старые записные книжки живших там когда-то людей и вытаскивает из хлама. Можаев достает бутылку; мы следуем его примеру. «Мы здесь, чтобы провести бдение, чтобы справить поминки по этому зданию, по старой Москве. Все эти дома должны быть снесены». Мы пьем, а затем Можаев рассказывает нам историю дома, делая это до того, как всесокрушающий шар разрушит эту часть города, чтобы здесь возникли новые офисные башни Готэма.
Иногда Можаев со своими последователями разбивает лагерь в отчаянной попытке спасти какой-нибудь обреченный деревянный особняк или дворец в стиле барокко. Они размахивают перед телекамерами плакатами, на которых написано: «Подонки! Прекратите разрушать наш город!» Иногда они одерживают верх, но это удается им очень редко. Москва обречена на самоуничтожение. План города похож на водоворот с Кремлем в самом центре. Цель заключается в том, чтобы твой офис, твой дом, твой торговый центр находился как можно ближе к сердцу власти. Поэтому каждое новое поколение вынуждено идти по головам предыдущего. А разрушение города является отражением все еще феодальной социальной структуры, в которой главное – быть как можно ближе, на расстоянии вытянутой руки от царя, генсека коммунистической партии или президента Российской Федерации. Москве не нужна собственная память. На стене серого жилого дома неподалеку от мягко звучащего Потаповского переулка есть список людей, которые жили в нем в 30-е годы, а затем были расстреляны или брошены в сталинские лагеря ГУЛАГа. У каждой из нескольких сотен квартир есть своя собственная утрата. Пощадили только одну квартиру: там жил стукач, по чьим доносам осудили всех остальных. Уничтожь это здание – и возможно, тебе удастся уничтожить ужасные воспоминания, связанные с ним, сделав вид, будто ничего и не было. Это похоже на новые школьные учебники по истории, появившиеся в путинскую эпоху. В них принижается значимость сталинских репрессий, а тиран восхваляется как великий лидер и «эффективный менеджер», допустивший некоторые незначительные просчеты.
«Этот город построен на горах крови и костей», — говорит Марат. Я оказался на очередной тусовке в его доме. Он одет во все белое. Официанты в белой униформе подают белые коктейли со вкусом фруктов и этилового спирта. Невероятно модные мальчики и девочки тоже во всем белом (и лишь я, совершенно не крутой иностранец, одет в джинсы). Тема маратовской вечеринки – белое. «Речь идет о моем очищении», — говорит он мне. Марат изобретает новые, весьма диковинные формы персонального катарсиса, высвобождая своих внутренних демонов. Но Москва в ловушке. Она не может посмотреть в зеркало на свою историю, и поэтому кромсает собственное лицо, используя чугунный шар для сноса как орудие ненависти к себе самой.
Телепродюсер и автор документальных произведений Питер Померанцев жил в Москве с 2001 по 2011 годы.
