Помните советско-китайский раскол? Москва и Пекин, судя по всему, сейчас такого не испытывают. В отношении текущих событий на Ближнем Востоке и в Северной Африке, по крайней мере, Китай и Россия все больше сближают позиции. В Совете Безопасности ООН они либо выступают против западных инициатив, либо озвучивают свои сомнения и недовольство. Для кого-то это выглядит как солидарность между двумя авторитарными правительствами; для других - как скоординированные усилия по ослаблению или даже уничтожению американского и западного господства в глобальной политике. Хотя оба этих элемента имеют место быть, реальность несколько шире, и ее стоит лучше понимать западной общественности и западным политикам.
Начнем с того, что тут нет никакой идеологии. Хотя Китай по-прежнему именует себя коммунистическим, он давно отказался от маоистских догм, в том числе и в международных отношениях. Россия отвергла коммунизм ровно два десятилетия назад. Это правда, что обе страны авторитарны, даже при том, что одна - в более мягкой форме, а другая - в более жесткой. Однако не существует такой вещи как «авторитарный интернационал», которая способствовала бы солидарности между правящими автократиями. (Как не существует такого явления и на Ближнем Востоке, достаточно взглянуть на то, как Катар обошелся с Муамаром Каддафи, или как Саудовская Аравия ведет себя по отношению к Башару Асаду). И Россия, и Китай прежде всего прагматичны.
Также между ними имеется очень мало геополитического соперничества. Глобальные интересы Китая фактически экономические. Он зависит от Ирана, например, в плане четвертой части своего нефтяного импорта с Ближнего Востока. Китайские компании участвуют в ряде проектов в регионе. Война в Ливии оставила без средств примерно 20 000 китайских рабочих. Такое же число российских туристов было блокировано в Египте, когда пал режим Мубарака. Москва конечно имеет кровные интересы и помимо заботы о своих отдыхающих, как поставщик оружия или технологий в области ядерной энергетики в некоторые страны, но она определенно не соревнуется с Вашингтоном за региональное превосходство.
Также Москва и Пекин не испытывают каких-то особых симпатий к ближневосточным правителям. Хосни Мубарак, в конце концов, был давним союзником США, тунисский правитель Зин эль-Абидин Бен Али был близок к Парижу, а Каддафи заключил мирный договор с Западом в 2003 году. Несколько выбивается из ряда сирийский Асад, конечно: Дамаск был союзником Москвы в годы холодной войны, и сохранил дружеские связи с Россией до сего дня. Сирийских военных снабжают российским оружием с 1960-х годов, а средиземноморский порт Тартус является местом, где находится база, используемая российским флотом.
Конечно Россия не хочет потерять Сирию. В условиях, когда судьба Асада брошена на чашу весов и находится в критическом положении уже с марта, Москва начала переговоры и с сирийской оппозицией. Принимая врагов Асада в Москве и выражая сожаление по поводу насилия, русские призывают Дамаск начать политические реформы, даже при том, что они заблокировали формальное осуждение ситуации в Сирии и действий властей со стороны Совета Безопасности ООН. Подход Пекина фактически такой же - требовать реформ от Дамаска, при этом ведя переговоры как с сирийским правительством, так и с оппозицией, и отказываясь поддержать санкции против Сирии в ООН.
Официальная позиция Китая провозглашает «поддержку Пекином сирийского народа». Однако есть серьезные различия между этой позицией и отношением, демонстрируемым западными правительствами. Для многих на Западе подобная «поддержка» означает активное участие, активную вовлеченность, не исключая, в принципе, и использование силы. Для китайцев это означает позволить сирийцам разобраться с делами самим без внешнего вмешательства и, в конце концов, признать выбор народа - как Пекин в конечном счете поступил в вопросе с Ливией.
Еще по теме: Тихие враги Южной Азии
Как и Китай, Россия возражает против западного военного вмешательства во внутренние дела других стран, будь то во имя гуманности или демократии. Но тут кроется гораздо большее, нежели просто озабоченность Пекина или Москвы по поводу своей собственной безопасности. Ливия продемонстрировала обеим этим странам, что Запад, действуя фактически под давлением со стороны своих правозащитных организаций (отсутствующих, конечно же, в России и Китае), может столкнуться с проблемами, вмешиваясь в иностранные гражданские войны, даже когда его лидеры вполне осторожны и осмотрительны.
Ливия, однако, всегда была периферийной страной, стратегически говоря. Но не Сирия. Китайцы и даже русские - у которых лучше разведка - понятия не имеют, что случится, когда режим Асада падет. Полномасштабная гражданская война в Сирии затмит ливийскую при сравнении. Подобный конфликт станет гораздо более благоприятной почвой для межрелигиозной розни и религиозного радикализма, уверяют русские и китайцы, чем для демократии и верховенства закона.
Расположение Сирии в сердце региона также означает, что полномасштабный внутренний конфликт в ней может оказать влияние и на ее соседей, прежде всего на Ливан и Израиль - и ввести в игру таких региональных игроков как «Хезболла» и ХАМАС. Русские, озабоченные исламским экстремизмом на Северном Кавказе и в Средней Азии, и китайцы, которые импортируют большую часть своей нефти с Ближнего Востока, вряд ли будут приветствовать кризис в Сирии.
В принципе, применение давления в отношении Дамаска с одновременным продвижением межсирийского диалога должно помочь предотвратить этот наихудший сценарий развития событий. В действительности, однако же, Москва и Пекин, должно быть, решили, что Запад списал Асада со счетов, и фактически готовит смену режима. Если смотреть с этой точки зрения, санкции являются лишь шагом в эскалационной игре, за которыми могут последовать гораздо более принудительные меры – как недавно было продемонстрировано в Ливии.
Политика Китая и России по Сирии отличается от позиции США и Европы по двум основным причинам. Во-первых, Москва и Пекин не верят, что становиться активным участником гражданских конфликтов других народов - это умная или полезная позиция. У них обоих нет никакой заинтересованности в уничтожении режима Асада в рамках антииранской стратегии. В любом случае, китайцы и русские вообще не видят тут особой стратегии; они думают, что удивленные и практически застигнутые врасплох вспышкой арабского восстания в начале этого года американцы и их союзники движимы скорее краткосрочными политически целями нежели долгосрочными стратегическими соображениями.
Все или часть этих опасений, возможно, справедливы. Но Москва и Пекин должны признать, что критика - это не то же самое, что руководящая роль, предводительство и управление, которых столь страстно желает Россия, и чего Китай не может вечно избегать. Современное международное руководство призывает выступать с реалистичными альтернативами, устанавливать контакты и помогать другим, добиваясь консенсуса. Просто говорить «нет» - недостаточно.
