Более чем через двадцать лет после окончания холодной войны ощущение дежавю заставляет поднимать снова вопросы, которые, казалось, уже были разрешены. В Москве демонстранты снова наводняют улицы, призывая покончить с авторитарным правлением - на этот раз их гнев направлен против Владимира Путина вместо Коммунистической партии. В Европе же разрешение кризиса суверенных долговых обязательств на условиях Берлина извлекло из мусорной корзины истории «германский вопрос».
То, что произойдет теперь в российской версии движимой «Фэйсбуком» арабской весны, займет некоторое время. Доминирование Германии в Европе, однако же, уже является фактом, побуждающим британского премьер-министра Дэвида Кэмерона отказаться от какой-либо роли в определении будущего возглавляемого Германией Европейского Союза, который будет ограничивать британский суверенитет.
Маргарет Тэтчер давным-давно разглядела тот вызов, с которым столкнется Кэмерон. Во время прямого обсуждения за круглым столом вопроса об объединении Германии в конце холодной войны, в котором принимали участие Франсуа Миттеран, Джордж Буш-старший и Михаил Горбачев, и стенограмма которой была опубликована в журнале NPQ в 1995 году, Тэтчер не стеснялась в выражениях. «Я была против объединения Германии с самого начала по объективным причинам. Объединить Германию - это будет означать сделать ее доминирующей страной в европейском сообществе. Они сильны и они эффективны», - говорила она в то время.
Еще по теме: О чем думали Тэтчер и Горбачев, когда рушилась Берлинская стена
Обращаясь к Бушу и Горбачеву, она продолжала: «Президент Миттеран и я знаем. Мы сидели за столом переговоров с Германией очень часто. Германия будет использовать свою силу. Она будет использовать тот факт, что она обеспечивает крупнейший вклад в единую Европу, чтобы говорить: «Посмотрите, я вкладываю больше денег, чем кто бы то ни было еще, и поэтому мне нужен тот порядок вещей, который я хочу». Я слышала это уже несколько раз. И я слышала, как более мелкие страны соглашались с Германией, потому что они рассчитывали получить определенные субсидии. Германский парламент не ратифицирует Маастрихтский договор до тех пор, пока там не станет базироваться Центробанк для единой валюты. И что же сказал на это Европейский Союз? Да, получите, пожалуйста».
Тэтчер затем сказала то, что сейчас явно на уме у Кэмерона: «Все это категорически противоречит всем моим идеалам. Некоторые говорят, что для тогго, чтобы не допустить возникновения подобных вещей в будущем, нужно прикрепить Германию к Европе, сделать ее ее якорем. Хорошо, но на самом деле вы не прикрепили Германию к Европе, а наоборот, связали Европу со снова главенствующей Германией. Вот почему я называют это Германской Европой».
Во время дискуссии 1995 года ни Буш, ни Горбачев не разделяли тревогу Тэтчер. «Я чувствовал, что объединение Германии будет отвечать фундаментальным интересам Запада, - говорил Буш. - Я чувствовал, что пришло время больше доверять немцам, учитывая, что они сделали после окончания Второй мировой войны». Несмотря на первоначальное противодействие идее германского единства со стороны Советского Союза, они в конечном итоге пришли к соглашению. Как выразил это Горбачев, «президент Буш был прав насчет Германии. Немцы приняли демократические ценности. Они вели себя ответственно. Они признали свою вину. Они принесли извинения за прошлое, и это было очень важно. Поэтому, сколь трудным бы ни было принятие этого решения, было неизбежно, что Советскому Союзу придется принимать решения в соответствии с этой реальностью».
Еще по теме: Польша боится "бездействия" Германии больше, чем ее мощи
Последний прямой и решительный ответ на исторические опасения Тэтчер пришел из Польши, страны, которая больше всего пострадала от рук Германии. Для нынешнего министра иностранных дел Польши Радослава Сикорского Германия является якорем спасения и символом надежды, который можно только приветствовать в Европе в то время, как она сталкивается с глобальным кризисом рынка облигаций, а развитие ее экономики неуклонно замедляется.
«Самая большая угроза безопасности и процветанию Польши, - недавно говорил Сикорский, - это не терроризм, не Талибан, не немецкие танки и не российские ракеты, а крах еврозоны… Я, возможно, буду первым министром иностранных дел Польши в истории, который скажет это, но скажу: Я боюсь немецкой силы и немецкого влияния меньше, чем я начинаю бояться немецкого бездействия. Германия, ты стала незаменимой страной Европы. И ты не должна потерпеть поражение в своем руководстве континентом».
Тэтчер и Сикорский оба правы, их точки зрения являются обратными сторонами той же самой монеты евро. Европа, в которой Германия является незаменимой страной, фактически представляет собой Германскую Европу. Но Германия, управляемая так, как она управляется сегодня, т.е. со своего рода демократической прямотой, которая понравилась бы Тэтчер, а не с маниакальным безрассудством Рейха, является именно тем символом надежды, именно тем сильнейшим игроком, который нужен Европе.
