Зяме Михайловичу Геффену 92 года. Тяжело опираясь на трость, он показывает нам задний двор и загон для коз. «Они понимают идиш!», - смеется он. Его голубые глаза оживляются, когда он вспоминает о переезде в этот край. Это было так давно, в 1930-х годах. Ему было 11 лет. «Здесь не было вообще ничего, только тайга, - рассказывает он. - Мы сами все сделали. Расчистили землю, построили город, вокзал, школы. Мы даже открыли газету…»
Кто знает хоть что-то о Биробиджане, Еврейской автономной области на берегу реки Амур, у самой границы с Китаем? Вокруг меня таких нет. Я сам, хотя и слышал о ней, думал, что она уже давным-давно исчезла. Однако оказалось, что в начале XXI века Биробиджан до сих пор никуда не делся, а мой родной идиш является здесь официальным языком!
Я поехал туда на поезде за 9000 километров от Москвы, как и евреи в 1930-х годах. Однако в отличие от всех тех, кто проделал этот путь в едва обустроенных грузовых вагонах, которые обогревались огромными печами (топить их нужно было сложенными на вокзалах дровами), я сел в транссибирский экспресс. «Куда вы едете? - с любопытством спросил у меня контроллер, увидев, что за мной идут фотограф и целая съемочная группа. «В Биробиджан», - ответил я. «А, к евреям!», - воскликнул он. И не без гордости добавил: «У нас у евреев есть собственная республика».
Вокзал Биробиджана - это здание из красного кирпича, на фронтоне которого красуется видная надпись на русском и идише: Биробиджан. Я рассчитывал увидеть евреев в зале ожидания. Я замечаю троих с ермолками на голове. И подхожу к ним. Я представляюсь и спрашиваю, что они обсуждают. Они спорят по поводу нового раввина, который, как им кажется, слишком молод. Мое лицо расплывается в улыбке от ностальгии: эти биробиджанские евреи так похожи на актеров театра из моего детства. При этом мы сейчас находимся не в театре, а в Сибири, в 400 километрах от Харбина, центра китайской провинции Хэйлунцзян в Маньчжурии, где много столетий назад также процветала еврейская община.
Сколько из них остались в Биробиджане? Никто точно не знает. Официально их 8000 из 77 000 горожан. Тем не менее, у каждого второго из местных жителей есть еврейская прабабушка или другие родственники, даже у многочисленных корейцев и китайцев. К началу большевистской революции в царской России было почти пять миллионов евреев. Они были вынуждены жить в черте оседлости, их не пускали в государственные структуры и не давали учиться в школах. Но все же они пытались устроить свою жизнь. Создавали собственные школы и профсоюзы, но все равно оставались беднейшими из бедных. В тот день, когда красные комиссары назвали их «товарищами» на идише, они почувствовали, что их, наконец, признали, и массово влились в революционные ряды. В 1920-1930-х годах они оказались во всех инстанциях новой России, политике, газетах, литературе и кино, театре и изобразительном искусстве. Самых знаменитых из них звали Сергей Эйзенштейн, Исаак Бабель, Борис Пастернак, Марк Шагал, Василий Гроссман, Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс…
Сталину начало казаться, что его еврейские друзья слишком заметны. И чересчур активны. Тогда у председателя Президиума Верховного совета Михаила Калинина появилась идея. Почему бы не выделить евреям республику или автономную область, как всем остальным народам Советского Союза? Это означало бы утверждение их прав и позволило бы властям убрать их со многих ответственных постов без риска обвинений в антисемитизме. Евреи с радостью восприняли этот проект. Они рассчитывали на Кавказ, но получили всего лишь кусочек Сибири. Столицей новой области стал Биробиджан.
Власть отправила туда тысячи еврейских семей: Сталин нацелился на 100 000 человек. Многие поехали добровольно. Ведь им дали еврейское и, что немаловажно, социалистическое государство! До создания государства Израиль в тот момент оставалось еще 15 лет. Война и преследования в Европе, а также оккупированной нацистами европейской части СССР вынудили тысячи евреев двинуться в сторону Биробиджана, «сибирского Израиля», как некоторые тогда называли его. Культурная жизнь начала развиваться. Как и сельское хозяйство. Колхоз «Валдгейм» (в переводе означает «дом в лесу») стал одним из лучших во всем Советском Союзе.
Один из очевидцев тех событий сейчас живет в Париже: это психоаналитик Шарль Мельман (Charles Melman). Партия поручила его отцу Мойше, который был плотником и убежденным коммунистом, организовать и направить евреев в эту новую «землю обетованную». Шарль Мельман вспоминает об избах, которые строили бригады под руководством его отца. В каждом из этих домов площадью 40 квадратных метров проживали по две семьи. В центре стояла печь, которая к тому же служила разделительной чертой.
Довольно скоро сталинские чистки затормозили этот порыв. 17 лет спустя в 1953 году смерть кремлевского лидера распахнула двери Биробиджана. Советские евреи стали массово перебираться в Израиль. Медленная агония этой автономной области вкупе с исчезновением еврейских общин в Центральной Европе означала неизбежный конец идиша и сформировавшейся вокруг него культуры. Мне казалось, что на моих глазах происходит разрушение мира, к которому я и сам принадлежу в силу памяти и традиций.
Этот мир все еще звучит как далекое эхо раненой цивилизации
Но сейчас я в Биробиждане. На привокзальной площади в глаза стразу бросается памятник: на вершине чего-то вроде башни стоит менора, семиствольный подсвечник – символом иудейской религии. В нескольких метрах находится импозантная бронзовая статуя Тевье-молочника, еврейского героя, которого придумал Шолом-Алейхем. Здесь он изображен с бидоном молока на телеге, которую тянет тощая кляча. Рядом с бидоном сидит его жена Голда. Те, кто видел комедийный мюзикл «Скрипач на крыше», помнят их. В Биробиджане этот персонаж известен повсеместно.
В городе есть две синагоги. Первая - это большое строение, которое соседствует с другим зданием, где располагаются культурный центр и благотворительная ассоциация. В библиотеке я с волнением обнаруживаю сборники стихов моей матери. На первом этаже три раза в неделю собирается группа из дюжины женщин, чтобы спеть традиционные песни на идише, мелодии моего детства.
Вторая синагога - это изба 1940-х годов. Была здесь и третья, еще более старая, но она сгорела. «Это было во времена Хрущева, - рассказывает раввин Андрей Лукацкий. - Возможно, это был намеренный поджог». Раввин вспоминает, что его отец смог тогда спасти от огня свитки Торы. Сейчас он реставрирует эти свитки с помощью расположенной неподалеку еврейской общины Японии. «Хотите на них взглянуть?»
Мы находимся в его синагоге, его избе, которую украшает вырезанная по дереву огромная звезда Давида. Внутри на одной скамье сидит сторож, а на другой - жена раввина и три пожилые женщины, которые приходят сюда зимой, чтобы погреться. Раввин берет в руки связку ключей, но отпирает не шкаф, в котором по традиции должны храниться свитки Торы, а настоящий сейф. Я взволнованно помогаю ему снять красиво украшенную бархатную ткань, в которую завернуты свитки.
Андрей Лугацкий рассказывает мне, что у него есть два взрослых сына в Израиле. Но есть у него и третий - сейчас ему 6 лет. Они с женой зачали его, чтобы тот стал продолжателем традиции. «Смена готова», - говорит он.
Бывшая актриса Полина Моисеевна Клейнерман поет для меня «Мою еврейскую маму». У нее больше нет голоса, но остались мимика и жесты. Я слушаю ее со слезами на глазах. Газета, о которой мне рассказывал Зяма Михайлович Геффен, тоже до сих пор существует. Изначально «Биробиджанская звезда» полностью выходила на идише. Сегодня это еженедельное издание на русском языке со всего четырьмя полосами на идише. Главный редактор газеты - не еврейка. Елене Ивановне Сарашевской всего около 30 лет. Она вышла за муж за еврея, а идиш выучила в университете. Газета выходит тиражом в 5000 экземпляров и продается в местных киосках. Я покупаю две штуки на память. Рядом со мной довольно молодой светловолосый мужчина берет два русскоязычных журнала, а затем и «Биробиджанскую звезду». Я спрашиваю, еврей ли он. «Нет. Но я покупаю ее каждую неделю. Мне интересно, что происходит у евреев. Здесь всегда можно узнать что-то новое…»
Нужно ли объяснять успех передачи «Идишкайт» на местном телевидении, которая дает зрителям возможность познакомиться с еврейскими традициями и культурой? «Раньше мы делали передачу на идише, - говорит мне ведущая Татьяна Кандинская. - Сегодня уже мало кто смог бы ее понять. Тем не менее, когда мы перешли на русский, программа стала одной из самых популярных на нашем канале».
В театр мы отправляемся на машине. В Биробиджане все ездят на корейских авто с правым рулем. Здесь до Кореи рукой подать, тогда как расположенная в 10 000 километров Европа теряется в тумане. Мы подъезжаем к Еврейскому государственному театру, на церемонии открытия которого в 1936 году присутствовал второй человек сталинского режима Лазарь Каганович. Когда я захожу в зал, труппа репетирует музыкальную комедию «Искатели счастья», которая поставлена по мотивам пропагандистского фильма 1936 года. Это история американских евреев, которые отправляются в Биробиджан, на свою социалистическую родину. У меня возникает странное чувство при виде того, как молодые актеры танцуют и поют под знаменитую музыку Исаака Дунаевского. Тем не менее, на дворе ведь XXI век, а государству Израиль скоро исполнится 65 лет.
Но здесь в отличие от Израиля учат идиш. Я посещаю занятие в школе, на котором молодая учительница объясняет детям алфавит. Большинство учеников не евреи. Среди них есть двое русских, казах, китаец и кореец. Им просто интересно учить идиш.
Я потрясен возникшим ощущением дома, да, настоящего дома за 11 000 километров от Парижа. На выходе мне встречается китаянка, мать одного из учеников. «Почему вы хотите, чтобы ваш сын учил идиш?» - спрашиваю я у нее. «Это может пригодиться…» - отвечает она. Я не могу сдержать смеха: китайцев 1,4 миллиарда, а евреев от силы 14 миллионов, причем едва ли горстка из них до сих пор говорит на идише!
Я всегда думал, что Гитлеру не удалось выполнить две поставленные перед собой задачи: стереть евреев с лица земли и лишить их статуса человека. Тем не менее, мне казалось, что одного ему достигнуть все же удалось: речь идет о разрушении еврейской цивилизации, цивилизации идиша. Когда я родился в Варшаве, среди миллиона городских жителей насчитывалось 380 000 евреев со своими ресторанами и газетами, театрами и кинозалами, богатыми и бедными, ворами и попрошайками, синагогами и политическими партиями. И собственным языком, то есть идишем. Мне казалось, что нацизм без следа уничтожил весь этот мир. Однако здесь в Биробиджане, у самой китайской границы этот мир все еще звучит как далекое эхо раненой цивилизации.
Да, похоронить память гораздо труднее, чем тело. Особенно память о языке.
